Высокий старик с испещрёнными глубокими морщинами лицом, седыми, отливавшими серебром, волосами, такими же короткими, какие они были у Эммы, когда Ашмернот впервые её увидел. И глаза — эти странные и не похожие ни на что в этом мире голубые круги, сомкнувшиеся вокруг чёрных точек, в обрамлении светлого фона. Плечи пришельца прогибались вниз под тяжестью прожитых лет и какой-то весомой мудрости, отражённой и в странных глазах и в каждой морщине на старом лице. В какую-то долю секунды Ашмерноту показалось, что он уловил удивление в глазах старика, но оно так быстро исчезло, что Аш усомнился, а было ли оно вообще. Взгляд молодого мужчины скользнул по фигуре старика, отметив странную одежду из седой ткани, так похожей на цвет волос своего обладателя. Пришелец стоял молча несколько минут, разглядывая воина, смотревшего на него снизу вверх. Затем он сделал несколько шагов по направлению к Ашмерноту и так же, как и тот, присел на песок, согнув ноги в коленях. Его ступни были обуты в странную кожаную обувь, которая, в отличие от ботинок Ашмернота, заканчивалась не у колен, а не доходя до щиколоток. Он продолжал смотреть на воина с какой-то усмешкой в глазах, при этом устраиваясь удобнее, опер правую руку о колено и на родном для этого места языке произнёс:

— Ну здравствуй, Ашмернот.

— Откуда ты знаешь моё имя? — удивившись, впрочем, не показав этого, спросил в ответ Аш.

— Если бы ты знал, мальчик мой, сколько всего я знаю, ты бы не спрашивал меня. — старик замолчал, прищурив глаза и немного склонив голову на бок. Пальцы его правой руки слегка шевелились, будто хотели доказать что воздух можно потрогать. Затем он повертел головой направо и налево, неторопливо осматриваясь, и будто себе самому отчитался: — Красиво. Всегда любил природу пустыни. Мне кажется, что нет ничего прекраснее этих зыбких холмов из волнистого покрывала, скрывающих собою не просто другие такие же, а целую вечность.

Глаза старика вернулись к Ашу, и он отёр костяшкой пальца две капли, выступившие в их уголках.

— Я знаю, зачем ты здесь, сынок. Только зря.

— Почему?

— Она вернулась домой. — мутные, но пронзающие насквозь, глаза старика не отпускали Ашмернота, который никак не мог понять, кто же перед ним.

— Почему ты решил, что я тут из-за кого-то?

— Потому что я намного старше тебя. Если хочешь, я даже назову её имя — Эмма.

Услышав последнее слово, Аш вздрогнул, против воли показав тем самым пришельцу, что тот не ошибся.

— Ты её знаешь?

— Конечно. Как и тебя. И эту землю. Я знаю всё о твоём мире, сынок, потому что я его создал. Этими руками — потряс он в воздухе своими ладонями, усеянными тёмными пятнышками на сухой коже, после чего указательным пальцем прикоснулся к голове и добавил: — и вот этим. Технически тебя придумала Эмма, но создателем всё же являюсь я.

— Где её дом?

— Далеко отсюда. Можно сказать, вы разделены не только расстоянием. Поэтому зря.

— Я не понимаю.

Старик вздохнул и снова отвёл взгляд от Ашмернота, всматриваясь в жёлтую даль.

— Что именно ты не понимаешь, сынок? — уточнил старик, всё ещё всматриваясь в бескрайнюю пустыню.

— Что значит: придумала меня? — губы Ашмернота сложились в тонкую линию, выдававшую напряжение всего его тела и не только.

— Понимаешь, ты всего лишь плод её воображения. Там, где она сейчас, тебя для неё не существует. — старик перевёл взгляд на мужчину, ловившего каждое его слово, и остановив его на бездонных чёрных глазах, он уловил внутри себя непонятную жалость к собеседнику, явно не обрадованному его словами. Затем поднял правую руку немного вверх и щёлкнул тремя пальцами, сказав при этом: — Вот так. Не было ничего и раз, — появилось. Сразу — ты, пустыня, ваши деления и весь твой народ. И ваша память. На самом деле нет у вас никакой истории — всё это лишь её выдумка. Всё то, что вы, думаете, передаёте в своих легендах, — её фантазия. Почему она так захотела? Почему именно такой мир она создала для тебя и себя — я не знаю. Теперь имеем дело с тем, что есть.

Старик замолчал, отслеживая в собеседнике реакцию на свои слова. Но Ашмернот не спешил ничего отвечать — что на такое можно ответить?

— Ты всего лишь выдумка, — подытожил старик.

— Но я существую...

— Да, это правда. Тебе только нужно уловить разницу между твоим существованием и её. Ваши миры — противоположные полюса, не способные соприкоснуться. Потрогай этот песок. Ну же, потрогай. Чувствуешь? Его плотность, сыпучесть и теплоту? Настолько же, насколько он для тебя реален, настолько он недоступен и не реален теперь для неё. И всё то же самое наоборот.

Ашмернот выпустил последние песчинки со своей ладони, не отрывая взгляда от загадочного старика. Он не хотел его прерывать и возражать, потому что поверил. Почему? Почему он верил словам, перевернувшим с ног на голову все его представления о себе и этом месте? Потому, что он верил себе. Где-то внутри прозвучал резонанс, откликнувшись на правду, не позволяя возражать и цепляться за китов, на которых стоял его прежний мир.

— Почему ты говоришь, что я для неё не реален? Она же здесь была. И я ощущал её такой же реальной, как и этот песок, что ты заставил меня потрогать.

— Лучше спроси меня о другом: что тебе дальше делать. Потому что она сюда не вернётся. У неё теперь совсем другая жизнь. Не хочу тебя ранить, сынок, но лучше сразу, чем постепенно. Не просто другая жизнь, не просто вдали от тебя, — у неё есть и муж, и ребёнок. Совсем недавно Эмма родила дочь. — старик на миг замолчал, заметив, как болезненно сглотнул молодой мужчина, как сжались до предела его челюсти и сошлись в одну линию брови. — Поэтому спроси о другом.

— О чём? — выдавил из себя Ашмернот.

— Что тебе дальше делать?

— Что?

— Живи, сынок. Пока есть такая возможность. Забудь теперь мои слова о том, что ты не реален. Не реален лишь относительно её мира, но здесь, в этом пространстве, ты такой же настоящий, как и я. На, — протянул он к Ашмерноту свою сухую старческую руку, — прикоснись ко мне. Ну что? Я из плоти и крови?

— Да, — ответил Аш, отпустив руку пришельца.

— Наслаждайся этим.

— Наслаждаться? Тем, что меня, не спросив, придумали и оставили? Поиграли? Она наигралась? — непонятная злость охватила его разум и чувства, но злился ли он на Эмму или на слова старика, он и сам не знал.

— Всё гораздо сложнее. И вот этой злости на неё — не нужно. Я не могу тебе ответить на вопрос: наигралась ли? Но одно могу сказать — ты её идеал. Когда она создала тебя в своём воображении, то сделала это, опираясь на свои мечты о том, кого бы хотела видеть всегда рядом с собой. Может, это тебя утешит.

— Тогда почему?

— Вернулась? Так просто произошло. Здесь не было её тела — только сознание, облечённое в подходящую для этого мира оболочку. Но сама она оставалась там, где и сейчас.

— Возможно ли, чтобы...

Но старик прервал:

— Не стоит. — и покачал головой.

— Значит, возможно.

— Теоретически — да. Я и сам до конца не знаю, на что способен мозг человека, тем более, на что способен ты. Если нам исходить из того, что ты — часть её внутреннего мира, тогда, по всей вероятности, между вами должна сохраняться какая-то связь. Это, кстати, будет любопытно изучить и проверить. Но, как человеку, который гораздо старше тебя, позволь мне дать совет: не ищи её. Оставь ей её жизнь. И строй здесь свою.

Ашмернот горько усмехнулся, на мгновение прикрыв глаза.

— Если ты знаешь всё о моём мире, как говоришь, тогда ты должен знать, что мы в тупике. Эмма стала для меня не просто любимой, она стала надеждой на новую жизнь. Говоришь, наши легенды — всего лишь выдумка? Тогда вернёмся к реальности — раз ты создатель, объясни, что нам дальше делать с продолжением рода?

Старик, в свою очередь, тоже усмехнулся и опустил голову вниз, глядя на песок под ногами.

— Да-а, — протянул он, — тут Эмма немного стратила. Ну откуда же в её голове возник этот образ местных женщин и способ, которым вы...? — старик тихо, почти беззвучно рассмеялся. Плечи его сотрясались, и если бы не улыбка на лице, можно было бы подумать, что он зашёлся в беззвучном плаче. Отсмеявшись, впрочем, несколько всего секунд, он вернул серьёзное выражение своему лицу и взгляду. — Я подумаю, что можно сделать. Не обещаю, что найду решение скоро...- тут странный браслет на левой руке старика, идентичный тому, который был и у Эммы, и который она называла часами, издал несколько коротких пикающих звуков. Старик посмотрел на него и сказал: — Что ж, мне пора. Прощай или, может, до встречи.