Воздух вокруг него пришёл в некоторое волнение, и Ашмернот догадался, что тот сейчас исчезнет, как когда-то исчезла отсюда и Эмма. Сам старик, впрочем, не поднялся на ноги, хоть и попрощался с намерением уйти. И тогда Ашмернот задал последний вопрос:
— Кто ты сам?
Старик, продолжавший смотреть в его глаза, улыбнулся краем высохших губ и ответил:
— Можешь звать меня просто — Богом.
И пропал внезапно, даже быстрее, чем появился здесь, не оставив после себя абсолютно ничего, кроме растерянности, что посеял в душе молодого Правителя Деления Сильных, и следа на песке, где недавно сидел.
Везде встречаю я того, кого в помине нет. Вот и сегодня не увидел я того, кого гоню уж много лет. Оригинальный перевод с английского звучит так: «Вчера, поднимаясь по лестнице, я увидел человека, которого там не было. Вот и сегодня я его не встретил… Как бы мне хотелось, чтобы он ушёл…» (к/ф «Идентификация»)
Ашмернот не помнил, сколько ещё времени он провёл возле модуля. Может, это был один месяц, а может, целая череда их. Он пользовался той водой и продуктами, которые ещё хранились в этом, принадлежавшем Эмме, модуле. Ему хотелось, чтобы снова здесь появился странный старик, и тогда Аш бы задал ему ещё множество вопросов, которые даже не пришли ему в голову во время их встречи. Ему хотелось, чтобы, подобно старику, тут появилась и сама Эмма, пусть даже на несколько жалких минут. И пусть бы она сама ему сказала, что позабыла его, что в её жизни теперь другой кто-то, и от другого кого-то ребёнок, - не тот, которого зачали они в этом мире. Мысли постоянно крутились в голове – о том, что узнал, - и не мог он их прогнать, не мог объяснить. И, конечно же, никого он здесь больше не встретил.
Сначала хотелось кричать и звать, ждать и надеяться, но потом он последовал совету старика. Оставил ей её жизнь и вернулся к своей. Прошло всего несколько мгновений с момента принятия решения, и он начал обратный путь.
В его владениях всё оставалось, как и прежде, - жизнь спокойно текла своим чередом. Оказалось, что он отсутствовал немногим более года. Снова заняв своё место, окунулся Ашмернот в государственные дела. Иногда возникали мысли – а не бросить ли к чёрту всё это, уйти обратно в пустыню и провести там остаток дней, всё равно никакого удовольствия от занимаемого положения он не испытывал. Составить компанию двум Оставшимся, скрасить собою их дни. Но пресекал такие мысли сразу же – старик обещал, что возможен шанс. Нужно дождаться и предложить тем, кто пошёл за ним и всё ещё продолжал в него верить, какое-то решение.
Но время шло, старик не возвращался.
Первое время понимание того, хотя нет – как такое можно понять? – факт того, что он сам – её выдумка, был настолько шокирующим, что, казалось, выбивал воздух из лёгких, как только мысли к этому возвращались. Но со временем он привык – как бы там ни было, пусть даже и так, но старик говорил, что в этом самом месте сам он и всё вокруг – есть, и с этим нужно что-то делать.
А однажды деление всколыхнулось, - изумлённые, обрадованные или же огорчённые, его подданные силились поверить в то, что из Половины Становления к ним стали приходить иные женщины. Сначала их было очень мало. Точнее, сначала пришли всего две. Они никогда никому, даже Правителю, не рассказывали, как очутились в этом мире, но Аш понял – старик по имени Бо́гом сдержал обещание. Обе были молоды, имели длинные светлые волосы, только глаза их были не такими, как у Эммы и старика: у одной зелёные, у другой коричневые, хоть она настаивала, что они карие.
А за ними, через равные промежутки времени, стали появляться и другие. Они приходили не только в Деление Сильных, но и в другие деления этой половины. И они оставались жить на этой новой для них планете, и даже более – находили любовь и счастье. Ашмернот радовался тому, что новые возможности, новая надежда доступна теперь этому миру, его миру. Нокогда весть о первом родившемся в Делении Сильных, ребёнке от иной, земной женщины и одного из его подданных достигла Правителя, снова в душе разверзлась чёрная бездна.
Ашмернот заперся в своих покоях и никого к себе, кроме Ивриганз, приносившей еду, не впускал. Ухватился за слова старика «теоретически это возможно», вспомнил себя того, каким он был много, много лет назад – берущим своё, берущим то, что ему хочется, и где-то во мраке закрытых глаз отыскал эту лазейку. Темнота, темнота и никакого просвета, ни одного луча от любого источника, - он не увидел её, но почувствовал. Сначала боялся поверить, но знакомое чувство, похожее на едва уловимые ощущения на поверхности кожи, - именно так он всегда раньше узнавал о том, что она где-то рядом – не исчезали. И тогда он произнёс:
- Привет, любимая! Я так соскучился!
Надеялся ли Ашмернот, что он услышит ответ? Скорее, хотел прикоснуться к чему-то далёкому, впасть в забытьё своей мечты, и, наслаждаясь призрачными ощущениями, произнёс её имя:
- Эмма!
Но встрепенулся, когда услышал:
- Этого не может быть! Этого не может быть! Тебя нет.
- Я есть. Я люблю тебя. И я так долго тебя искал, Эмма, так долго. – ответил он, уцепившись двумя руками за надежду и далёкий голос, не осознавая, что сжимает в руках всего лишь ткань покрывала.
- Но как? – снова услышал он дрогнувший голос, подсказавший ему, что в этот самый момент она, такая любимая и далёкая, глотает текущие по щекам слёзы.
- Я так хочу тебя увидеть, - вырвалось из него.
Но почему-то в ответ ничего не услышал – тонкая, незримая нить оборвалась и, потеряв ощущение близости к Эмме, Аш открыл глаза.
***
Эмма
Когда я выбежала за пределы своего дома, мне казалось, что я схожу с ума. Поверить в то, что я услышала настоящий голос настоящего Тима я, конечно же, не могла. Потому что я знала, что он был всего лишь моей фантазией – мечтой, сформировавшейся в глубине моей души ещё тогда, когда я, наверное, любила читать фантастику, и расправившей крылья в моём подсознании тогда, когда сознание ничего не могло контролировать.
Но теперь во мне поселился страх: неужели же я не забыла? Я знала, что навсегда сохраню в себе его образ, но мне уже давно казалось, что моя жизнь наладилась и я более, чем довольна ею. Тогда откуда и почему моё извращённое подсознание вытащило этот образ? Почему не просто, как память, почему он прозвучал таким реальным голосом в моей голове?
Я стояла посреди дороги между двух рядов аккуратных домов, но не видела ни того, что меня объезжают спешащие на работу люди, ни того, что картинка плывёт перед глазами. На какое-то время я перенеслась в дом Тима и в тот момент, когда в его тело вонзился клинок Шиа Мегмо. Очнулась и вздрогнула только тогда, когда мне посигналили: чей-то чёрный джип, спрятав за тёмными окнами своего хозяина, не посчитал нужным или возможным объехать меня. Он посчитал, что освободить дорогу нужно мне и, наверное, он был прав.
О том, чтобы идти в салон не могло быть и речи: меня трусило, я ревела, я спряталась на своей кухне и радовалась только одному – хорошо, что ни Дэвида, ни Дженни сейчас нет дома. Я заварила себе крепкий кофе после того, как умылась, и постаралась больше не плакать. С этим нужно что-то делать! Не приведи Господь, такое случится при ребёнке! Расправившись с кофе, я уже знала, что буду делать, поэтому поднялась в спальню и нашла в своём блокноте телефон психолога, к которому когда-то меня записала мама по настоянию лечащего врача и врачей из NACA. Я не хочу сойти с ума, не хочу стать шизофреничкой, поэтому я пойду к доктору, которого не посещала с тех самых пор, как между мною и Дэвидом возникло нечто большее, чем дружба и поддержка.Я не просто пойду к нему, а во всём признаюсь, расскажу про Тима, про ту кашу в моей голове, которая превратилась в кино или, если хотите, в мою вторую жизнь, пока я лежала в коме. Но сегодняшний день был явно не самым везучим в моей жизни – ни одного окошка выделить в своём расписании Дженнифер Картауот для меня не смогла. Целых четыре дня мне предстоит ждать встречи с ней. Целых четыре дня мне предстоит каждую минуту или секунду бояться, что снова в голове прозвучит этот голос. Чтобы отвлечься, я занялась домашними делами – я выдраила и без того чистый дом, навела порядок на газоне и, пока не видел сосед, я дала пинка под зад его пуделю, во второй раз за сегодняшний день возомнившему себя хозяином на моей траве.