Ивриганз обернулась и грустно посмотрела на господина.

— А что потом? — спросила она.

— А потом, Иври, я сам пойду в Половину Становления.

— Ещё раз? Зачем?

Ашмернот передёрнул плечами и снова вернул взгляд к пруду.

— За ответами. И за ней.

Ивриганз подошла и обняла Ашмернота, прижав его голову к своему животу на несколько секунд, после чего похлопала его по плечу и бодро сказала:

— Тебе нужно искупаться, мальчик мой. Иди, твоя ванна давно нагрета.

Когда Аш ушёл, Ивриганз ещё долго стояла у пруда, глядя на закрывшуюся за господином дверь, и, прежде чем пойти в свои кухонные владения, тихо сказала самой себе:

— Из этого маразма должен найтись выход. И я верю, что именно ты, мальчик мой, его найдёшь.

            ***

Обагрить руки кровью отца Ашмерноту не пришлось. После бегства из своей столицы, всем его сторонникам показавшегося позорным, Шиа потерял поддержку большинства, да что там — почти всех Правителей планеты, до этих пор ещё державшихся за авторитет Шиа, и теперь единственную надежду возлагал на армию соседа. Его собственная уже не имела права называться войском.

Когда Ашмернот подошёл под стены нового убежища отца, братья, раздосадованные тем, что им не удалось отыскать Эмму, а следовательно, и получить рычаги давления на выскочку, поспешили предать отца и открыть ворота. Ашмернот, ворвавшийся на улицы города на своём скакуне и в миг достигший замка отца, застал того уже мёртвым — увидев из окон поток воинов сына, выкрикивавших победоносные возгласы и заполнявших улицы, он почувствовал острую боль в груди и схватился за сердце. Именно в этот момент оно перестало биться, и Шиа Мегмо замертво упал на пол. Вернуть его к жизни верный Вейнакнул не смог.

Ашмернот увидел лишь труп отца и склонившегося над ним лекаря.

— Ты опоздал всего на несколько минут, — горько произнёс Вейнакнул, обернувшись к подошедшему сыну своего господина. Понимая прекрасно, что между отцом и сыном ведётся непримиримая война, он, вероятно, в силу призвания сожалел о том, что Ашмерноту не довелось попрощаться с отцом, не догадываясь, что случилось бы, задержись Шиа на этом свете немногим дольше. — У него случился сердечный удар.

— Так лучше, — спокойно ответил Аш, жалея в этот миг лишь о том, что не успел вытрясти из отца любые крупицы информации — причастен ли тот к исчезновению Эммы. Он смотрел на тело родителя и на гримасу отчаяния, застывшую на мёртвом лице, и не чувствовал ни любви к тому, ни горя от его утраты.

— Я буду служить тебе так же верно, как служил твоему отцу, мой Правитель, — распрямив плечи, подал голос Вейнакнул. И его присягу нельзя было назвать предательством Шиа или же попыткой спасти свою шкуру. Аш всегда знал, что Вейнакнул хорошо к нему относился. К тому же, он верой и правдой служил Шиа много десятилетий и, не разделяя многих его убеждений, он не сменил своего господина, а ведь некоторые Правители из других делений пытались его переманить к себе. Он хотел добавить что-то ещё, но тут в комнату вбежали братья Ашмернота и поспешили в свою очередь присягнуть тому в верности.

В ответ на их заверения Аш презрительно усмехнулся и, даже не удостоив их словом, отдал Вейнакнулу распоряжение о подготовке к похоронам.

— Как бы там ни было, он отстаивал то, во что верил, — сказал Аш лекарю. — А значит, он заслуживает того, чтобы ему отдали последнюю дань уважения. — с этими словами Ашмернот развернулся и покинул дворец.

Теперь его путь лежал к разрушенной столице, где он примет трон и станет новым законным Правителем Деления Сильных.

***

Душа и сердце Ашмернота тянули его бросить всё и отправиться в мёртвые земли, но, как Правитель, несущий ответственность за своих подданных и за свои территории, он не мог позволить себе оставить деление в том состоянии, в которое сам же его и привёл. Начались долгие месяцы восстановления порядка и новых правил. Возвращавшиеся ни с чем, поисковики вновь отправлялись разгневанным Правителем на продолжение поисков или заменялись новыми, тем временем жизнь на этой половине планеты шла своим чередом.

Гермиков своего рода Ашмернот приказал уничтожить. Когда и Вейнакнул, и Ивриганз пытались его образумить и заставить не спешить с таким решением, он сам отправился к поместью, в котором содержались эти продолжатели рода, с тем, чтобы лично положить этому край. Перед отъездом из столицы Вейнакнул предпринял попытку донести до Правителя свои последние доводы и аргументы, но лишь устало выдохнул и опустил взгляд вниз, когда тот, выслушав всё, что имел сказать лекарь, с хитрой улыбкой спросил:

— Вейнакнул, напомни мне, от чего умерла жена Шиа? И как, кстати, её звали-то?

— Барноя, — ответил лекарь, признавая своё поражение. — От яда.

— Кто же посмел? — задал ещё один вопрос Ашмернот, хоть его интуиция уже подсказала ему верный ответ.

Вошедший в преклонный возраст, Вейнакнул хорошо помнил молодость Шиа Мегмо и помнил, какие чувства тот испытывал к Барное.

— Кому уготована была, тот и посмел. — сказал он и с теми словами покинул кабинет Правителя.

Ивриганз, не присутствовавшая при том разговоре, последовала за господином, не оставляя надежды переубедить Аша за время дороги. Раньше любого, кто в течение долгих дней так напрягал бы его своим осуждением, Ашмернот убил бы своими руками, но это была его верная Иври — пожалуй, единственный человек из всех, кроме Эммы, на кого никогда бы Аш не поднял руку. Да и устал он от смертей за время войны, которая не только изменила порядки, — она изменила и его самого, сделав вспыльчивого, самоуверенного отпрыска правителя сдержанным, думающим о благе подопечных, главой обновлённой страны.

— Иври, — мягко ответил Ашмернот и положил свою руку поверх её ладони, когда они вошли в огромную пещеру, сразу же пахнувшую на них влажной прохладой. — Я уже всё решил: я себя продолжу только в том случае, если верну свою женщину. Если же этого не произойдёт, — пусть память обо мне останется во времени лишь рассказами, но не в тех, кого породят эти существа. Дети должны рождаться от родителей, а не от содержащихся в неволе живых инкубаторов.

— Аш, — пыталась задержать господина его спутница, остановившись и не выпуская из своих рук его предплечье, — но твой потомок нужен нам. Кто встанет к правлению после тебя? Аш, хотя бы одного?!

В ответ Ашмернот рассмеялся, силясь выговорить слова сквозь этот смех:

— Когда меня не станет, мне будет уже всё равно, кто займёт моё место! — и, оторвав от себя её руки, мужчина быстро направился вниз по проходу в скале, туда, где в полумраке холодных естественных подземных озёр проводили всю свою жизнь родовые гермики их семьи.

На ходу Ашмернот обнажил свой меч и остановился на несколько минут лишь тогда, когда перед собой увидел светящуюся голубизной огромную колыбель неволи и новой жизни. Люди, следившие за здоровьем и процессом размножения гермиков, уже знали, для чего именно появился тут их господин. Даже если они и не считали его правым, перечить боялись — по крайней мере, такое решение он никому не навязывал, оставив право каждому роду самому выбирать: использовать гермиков или нет. Поэтому десятки лекарей и простых уборщиков молча выстроились под стенами пещеры, окружавшими озеро. Оно было таким огромным, что противоположный берег лишь угадывался в полумраке под каменнымсводом и, если бы не стены на том берегу, блестевшие от влаги и уходящие ввысь, казалось бы, что второго берега здесь нет — одно начало и бесконечная колыбель.

Поскольку пещер, гротов и подземных озёр в этой части Деления было бесчисленное множество, гермиков правящей семьи и приближенных к трону родов выращивали в отдельных, самых больших системах подземных вод. Обычные, не приближенные к правящим, роды имели в своей собственности гроты поменьше, разбросанные мелкими точками на огромных территориях.

Затаив дыхание, смотрели десятки людей, как Правитель подошёл к самой кромке прозрачной, фосфоресцирующей голубой воды, на поверхности которой плавала, выращенная специально для него, пара — самка и самец. Длиной около трёх метров, их тела представляли собой покрытую бело-серой, скользкой кожей, бесформенную массу. Казалось, эта масса перетекает из одного места в другое, от начала тела к концу, и даже глаза их, казалось, могли путешествовать по телам, не будучи прикреплёнными к одной точке. Маленькие, по сравнению с общими размерами, чёрные бусинки глаз. Когда они смотрели ими на того, кто стоял у воды с обнажённым мечом, понимали ли они, для чего он тут? Что чувствовали эти существа, растившиеся для того, чтобы продолжить своего убийцу во времени? Могли ли они вообще хоть что-то чувствовать? Никто и никогда не слышал от них ни звука, потому что не было у гермиков ни голосовых связок, ни голосов. Не было ртов — через поверхность кожи они впитывали непосредственно из воды всё, что им было необходимо для жизни. Некрасивые, непонятные и неприятные, испокон веку избравшие эти воды своей естественной средой, последние столетия они были лишены возможности свободно перемещаться по подземным системам вод. Их вскрывали, изучали, проводили опыты. Понимали ли они хоть что-нибудь из того, что люди с ними творят, никто не знал, ведь мозга не нашли, а криков боли не было. И в маленьких бусинках глаз не отражалось никаких эмоций. Или же их просто не умели увидеть.