Он произвел мгновенный эффект. На следующий день, 13 января, состоялось первое из серии тайных совещаний в Хага, имевших задачей спланировать нападение на Россию.
В этом первом совещании участвовали трое: сам король, Толль и Руут. Председательствовал Густав; другим была отведена роль сведущих экспертов — соответственно по делам армии и финансов.
Согласно протоколу, Густав открыл совещание обзором внешнеполитической ситуации. Франция, сказал он, кажется, более сблизилась с интересами венского и русского дворов, чем того допускает необходимое равновесие. Посему Франция не является надежной опорой против русского влияния в Швеции. В силу этого Густав предпринял «столь же действенные, сколь и искренние демарши по адресу датского двора, в результате которых тот сблизился с Швецией и в равной мере ушел от русской опеки». Во время пребывания Густава в Дании Хью Эллиот дал понять, что связи между Швецией и Великобританией были бы для английского двора темой, которую приятно было бы обсуждать, а поэтому Густав Нолькен получил приказ провести на сей счет переговоры. Хейденстам сообщил из Константинополя о хороших видах на получение турецких субсидий, а Нолькен «считает не подлежащим сомнению, что такой трактат о субсидиях, какой желателен его королевскому величеству, будет составлен и заключен», когда он получит соответствующие инструкции. Фредрик Нолькен доносил из Петербурга, что «война уже существенно повлияла на внутреннее положение империи, вызывая бедность, дороговизну и растущее недовольство». Впрочем, королю Густаву известно, что значительные размеры недовольство приняло в Лифляндии, и оно не таково, чтобы его можно было быстро пресечь, но обладает столь примечательным свойством, что лифляндцы с надеждой на поддержку «могли бы произвести сильнейшие волнения». Поэтому при нынешнем общем положении дел Густав принял решение выполнить со своей стороны условия трактата с Портой «и первым весенним днем атаковать сердце Российской державы, то есть самое столицу».
Затем Толль по требованию короля заявил, что сухопутная армия может быть готова воевать к весне и что расходы, если армия будет приведена в движение, составят полбочки золота в день. Затем Руут указал на то, что запасы недостаточны, не хватает провианта для флота и выпечка хлеба займет много времени.
Протокол этого первого совещания, веденный Толлем, представляет собой своеобразный документ, и его надо расценивать прежде всего как составленный Толлем отчет об обсуждении. Спустя три дня состоялось новое совещание, но о нем известно лишь то, что к совещаниям в Хага был привлечен в качестве присяжного протоколиста майор Отто Вреде, адъютант и помощник Толля. А 13 января Густав III объявил своим двоим ближайшим советчикам принципиальное решение, обосновав его внешнеполитической ситуацией. Не прозвучали никакие конкретные стратегические детали, помимо главной идеи, нападение на Петербург. А поэтому рискованно делать вывод о существовании на этой стадии военного плана.
Но один простой вывод напрашивается сам: в этот решающий момент инициатива исходила лично от Густава. Это он принял депешу Нолькена о гипотетическом обсуждении вопроса о субсидиях, и лишь он мог спешно созвать в Хага участников совещания. И естественно, что Толль как генерал-адъютант царственного главнокомандующего должен был быть посвящен в такие планы, предполагавшие участие армии в задуманной войне. Никто из представителей парусного или шхерного флота в совещаниях не участвовал; это можно сравнить с ролью Тролле в 1783 году при планировании молниеносного нападения на Данию. А потому вовсе неясно, предполагалось ли на совещании 13 января нападение на Петербург с моря. В данном случае во внешнеполитическом обзоре Густава играли роль английские субсидии, а не возможная поддержка сильнейшего в мире флота.
Поскольку Эрик Людвиг Бирк в своем крупном труде утверждает, что планы нападения с самого начала базировались на осуществленном Толлем долговременном стратегическом планировании, следует коротко коснуться причин такого понимания вопроса. Во время пребывания Густава III в Италии весной 1784 года временное правительство на родине было обеспокоено сведениями о передвижениях русских войск у финской границы. Оборонный комитет 26 апреля 1784 года собрался для обсуждения возможных мер перед угрозой русского нападения. Там Толль поделился «военными размышлениями». Они исходили из того, что финская армия обеспечена всем необходимым для открытия кампании. А потому нет нужды усиливать ее из Швеции, тем более, можно быть уверенными в том, что у русских до конца июня не будет фуража для десятитысячной армии, стоящей на границе с Финляндией. Но на случай, если русские потом действительно нападут, то наилучшей контрмерой было бы переправить составленную из отборных войск двенадцатитысячную армию в Лифляндию и приказать ей следовать прямо на Петербург. Тем самым неприятельская столица окажется в безнадежном положении, а ее армия в Финляндии — между двух огней. Толль осознавал, что этот его план встретит критику, но полагал, что он будет способствовать достижению верной цели. Два присутствовавших члена комитета, президент канцелярии Кройтц и статс-секретарь фон Карлссон, согласились с этим планом, найдя его лучше всего отвечающим «прискорбной» ситуации, которая предполагала одновременное нападение на Швецию России и Дании.
Стоит остановиться на предпосылках предложенного Толлем плана: он был рассчитан на отчаянную ситуацию, которую никто не воспринимал как актуальную. Государственное детальное военное планирование предусматривало и нападение на Данию, в разработку этого плана специально был вовлечен Толль. Правда, Густав из Италии приказал отменить нападение, но это мыслилось как отсрочка. В Стокгольме не успели получить известия о жесткой конфронтации Густава с Марковым в соборе св. Петра и тем более о личном разрыве между королем и Екатериной II. С возобновлением пугающих слухов о русских приготовлениях к войне Кройтц как политический руководитель временного правительства 6 июля 1784 года написал промеморию командующему войсками в Финляндии генералу Фредрику Поссе: «Маловероятно, чтобы целью этих вооружений являлось нападение на Швецию. Не произошло ничего, что бы разрушило или могло охладить доверительную дружбу, самые веские доказательства которой его королевское величество и русская императрица представили друг другу несколько лет тому назад». По мнению Кройтца, не в интересах императрицы было разжигать на Севере войну, которая могла распространиться гораздо шире, а главнейшей гарантией мира является ее высокий и благородный образ мыслей. «Таким образом, я не испытываю ни малейшего опасения в связи со всеми упомянутыми господином графом военными приготовлениями». Другими словами, согласие Кройтца с военным планом Толля было лишь гипотетическим. То, что он намеренно стремился успокоить Поссе, можно было бы приписать его безответственности, которая выходила бы далеко за пределы его обычной склонности к поэтическому приукрашиванию, несмотря на то, что Толль скептически оценивал здравость суждений Поссе. Эренсвэрд, в ту пору вновь назначенный обер-адмирал, ознакомленный с планом Толля на поздней стадии и одобривший его, тоже не верил в намерения русских напасть на Швецию. О русских вооружениях он отозвался так: «Это правда, но одновременно чепуха». Речь, по его мнению, шла лишь о демонстрации.
Это тоже оказалось верным. Русский кабинет хотел только попугать короля Швеции, чтобы он оставил свои планы нападения на Данию. Выдвинутый в 1784 году Толлем план нападения на Петербург с моря едва ли был чем-то большим, нежели упражнением ума, и не нуждался в детальной разработке. Вместо него реальным оборонительным планом перед лицом русского нападения стал чисто дефенсивный план, предложенный Эренсвэрдом и Херманссоном в 1785 году.
В начале 1788 года ситуация была иной. Основные русские вооруженные силы были связаны на юге войной против Турции, а войска, которым надлежало защищать русскую часть Финляндии и Петербург, расценивались как слабые. Дания, в понимании короля Густава, была нейтрализована. Теперь вопрос стоял о нападении, которое принесло бы быстрые успехи, а не о безрассудной диверсии. В этой ситуации Толль на третьем военном совещании в Хага 26 января развил новый план. Теперь располагали картами «Финского залива и части России с несколькими помещенными на них подробностями относительно крепостей и местностей, каковые могут иметь значение для операционного плана». Густав милостиво велел присутствующим, а это были Толль, Руут и Вреде, высказываться о маршруте, который следует избрать, и о месте высадки на берег, если будет выбран путь морем. Высказавшимся был Толль, и было бы странно, если бы оказалось иначе.