— Мэрион, — сорвалось с посеревших губ. — Не вижу… ты тут?
— Я тут, любимый, — едва не плача, ответила я, падая перед ним на колени. — Не умирай, слышишь?! Ты не можешь!
Он захрипел, царапая пальцами помост, а слух все резал ненавистный голос королевы:
— На каком основании?!
— На том, что ты предательница и ведьма! — отвечал Максимилиан.
— Ложь! — расхохоталась Анна Луиза. — Наглая, отвратительная ложь! Я никогда…
— А как ты объяснишь это?! «Да будут едины сердца и королевства»! Вот доказательство! Кольцо твоего любовника!
— Ах, ты! Слюнтяй! — не сдержалась Анна Луиза, и следом за ее словами послышался звонкий хлопок пощечины.
Я всхлипнула и погладила Дитера по щеке. Его кожа была холодна как лед и столь же тверда. Она серела на глазах, черные волосы выцветали до пепла, на щеках выступали капилляры, скрюченные пальцы, царапающие доски, застыли.
— Нет, — прошептала я и замотала головой, не в силах поверить в происходящее. — О, Дитер! Нет, нет!
— Стража! — продолжал король. — Возьмите Ее Величество под конвой! Она обвиняется в убийстве кентарийского посла и покушения на Мое Величество и корону! И освободите пленников! Я отменяю все предыдущие приказы! Живо! Немедленно! Сию минуту!
— Поздно, — горестно проговорил Ю Шэн-Ли. — О, горе, добрая госпожа! О, горе, друг мой! Все кончено… Василиск посмотрел в зеркало…
— Этого не может быть! — закричала я, хватая Дитера за плечи. — Проклятие должно быть разрушено! Оно спадет, когда василиска полюбят всем сердцем! А я люблю тебя, слышишь?! Люблю, люблю!
— И… я, — шевельнулись каменеющие губы. — Всегда буду… любить тебя… пичужка…
Дитер выдохнул, изо рта вылетело облачко пыли, потом грудь замерла и больше не поднималась. Я в панике схватила его за руку, но ощутила камень.
— Люблю! — повторила я и, застонав, упала на гранитную грудь.
Знакомо обожгло шею, наверное, это проснулась магия кулона, но был ли в этом смысл теперь? Мир раскололся и умер.
Я больше ничего не видела и не чувствовала. Наверное, где-то надо мной по- прежнему летел Небесный Дракон, убегая от круглого, оранжевого, как апельсин, солнца, и звездная Роза по-прежнему цвела в недосягаемой вышине. Не для нас с Дитером. Ни для кого больше. И я рыдала безутешно, отдавая камню всю нерастраченную любовь, всю тоску и боль, прощаясь с надеждой на счастье. А мертвый камень молчал, и я не знала, как дальше жить одной…
— Как жить? — простонала я вслух. — Прости, что поздно поняла, как ты мне дорог, любимый! Прости, что не смогла спасти…
Дрожа от горя, я снова коснулась своими губами холодных губ Дитера. Слезы покатились по моим щекам и капнули на каменный лоб, и по нему ползла паутинка трещин. Кулон ожог меня снова, да так, что я вскрикнула и откачнулась, схватившись за шею ладонью. Теперь треснула щека Дитера, с его окаменелых волос полетела пыль. Застывшая рука задрожала, пальцы согнулись и разогнулись, с них посыпалась сухая каменная крошка. Я вскрикнула от неожиданности, почувствовав, как они сомкнулись вокруг моего запястья.
— Проклятие снимет… — проскрипел утробный голос, и похожий на голос Дитера, и одновременно чужой, — наследница знатного… рода… которая полюбит… всем сердцем…
И камень открыл глаза.
Полыхнула золотая молния. Я вскрикнула, инстинктивно пытаясь закрыться рукой, но Дитер держал меня крепко. Кулон накалился и гудел от напряжения, вокруг нас копилась магическая энергия, воздух трещал, кружились и вспыхивали золотые искры. Потом что-то толкнуло меня в грудь. Я выгнулась и закричала, чувствуя, как сквозь меня проходит многократно усиленный магический разряд. Кулон обуглился, как прогоревшая головешка.
— Но ты… другая, — договорил чужой голос.
Меня тряхнуло в последний раз, и я в изнеможении упала рядом с Дитером, все еще одной рукой держась за него, другой — за раскаленный кулон. Кожу жгло, но я почти не ощущала боли.
— Ты… другая, — повторил голос, скрипучие нотки из него пропали, и я вдруг поняла, что слышу тихий и немного усталый голос своего Дитера. — И все-таки моя…
Не веря своим ушам, я приподнялась на локтях и в ступоре смотрела, как идет трещинами, лопается и осыпается каменная крошка. Сердце зашлось в бешеном танце, я села рядом с Дитером, пытаясь отряхнуть с его лица пыль. Она лезла в нос, я чихала, кашляла и размазывала по щекам грязь и слезы.
— Дитер! — звала я. — Дитер…
— Мэри… он! — откликнулся он и, весь дрожа, приподнялся на локтях.
И я замерла, увидев его глаза: серьезные, серые, словно с портрета его отца. Умные и совсем человеческие. Вот только где-то в глубине зрачков мелькнули и сразу же погасли золотистые искры.
— Мне так приятно смотреть на тебя без очков, — сказал Дитер и улыбнулся. — Ты очень красива в лучах рассвета…
Я рассмеялась сквозь слезы.
— Дурачок! Я вся в крови и грязи…
— Зато живая. Как тебе это удалось, пичужка?
— Сама не знаю, — призналась я и, опустив взгляд, умолкла, заметив кулон. Лунный камень почернел до угля, и постепенно остывал, становясь гладким и матовым, как агат.
— Ди! Мэри-он! — услышала я голос альтарца. — Нужно уходить! Скорее!
Он помог мне подняться. Дитер кашлянул, отплевываясь от каменной пыли, и поднялся сам. Волосы, брови и ресницы генерала все еще были пепельно-серыми, и при каждом шаге от его фигуры поднималось пылевое облачко.
— А как же Их Величества… — начала я, но Ю Шэн-Ли указал рукой в толпу. Я обернулась и увидела, как люди расступаются, пропуская бегущую женскую фигуру в темном платье. За ней огромными прыжками несся сам Максимилиан, выкрикивая что-то нечленораздельное. Стража бежала не намного быстрее него, распихивала зевак, которые не слишком-то обращали внимания на беглянку, зато тысячей любопытный глаз смотрели на нас.
— Это все она! — быстро сказала я Дитеру. — Королева настоящая ведьма! У нее перстень, подаренный кентарийским вождем! И куча колдовских зелий, которыми она опаивала короля!
Мне не нужно было продолжать. Дитер лихо вскочил на Крошку Цахеса, Ю Шэн-Ли помог подняться мне и уселся сзади, ухватившись рукой за поручни.
— Вперед, вперед! Пошел! — закричал Дитер, присвистнул, пришпорил виверну. Крошка прыгнул, хлопнув по деревянному помосту гигантскими крыльями, трухлявые доски разлетелись в щепы. Я крепче вцепилась в генерала, глядя, как земля уходит из-под ног. Остался внизу и позорный столб, и осколки зеркала, и люди, задирающие вверх бледные лица. Поднятый крыльями виверны вихрь срывал с голов чепцы и шляпы, завивал пыльные вьюны.
— Стой, ведьма! — закричал Дитер, на бреющем полете проносясь над площадью. — Смотри на меня!
Королева завизжала, путаясь в платье, рухнула на брусчатку.
— Будь ты проклят! — выкрикнула она. — Чудовище! Будь проклят!
— Уже давно, — расхохотался Дитер, привставая на стременах. — И буду рад разделить проклятие с тобой!
Его глаза вспыхнули золотом. Королева отвернулась, закрываясь ладонью, но не успела. По ее гладкой мраморной коже побежали черные трещины, один глаз выкатился и остекленел, шея быстро покрылась каменной коркой, и один палец хрустнул и отломился, рассыпавшись в пыль.
— Довольно! — выдохнул Дитер и золотое сияние погасло. Крошка Цахес заревел, хлестнул по мостовой хвостом, сбил с волос Анны Луизы корону, и она покатилась по булыжнику, как никому не нужная блестяшка.
— Ты не убьешь ее, Ди? — спокойно спросил Ю Шэн-Ли.
— С нее хватит и этого, — сквозь зубы ответил мой генерал, пришпоривая Крошку. — Жить наполовину чудовищем и знать, что тебя все презирают и ненавидят… что может быть хуже? Уж я-то знаю!
Свесившись с седла, я видела, как к лежащей королеве подбежала стража, заломила ей руки за спину. Король что-то говорил, махал руками, словно звал нас вернуться.
— Он… — начала я, указывая вниз.
— Разберется сам, — холодно ответил Дитер. — Макс изо всех сил пытался показать мне, кто из нас важней. Что ж, теперь у него появился хороший шанс узнать это на практике.