— Что такое? — задыхаясь, проговорил Максимилиан. Его губы раскраснелись, глаза подернулись пленкой похоти, но брови уже ползли к переносице от недовольства. — Вы передумали, моя крошка? Предупреждаю, если вы вздумали играть со мной, то…

— Ах, нет! — тяжело дыша, ответила я, судорожно соображая, как повернуть ситуацию в свою пользу. — Но вы так… так… напористы! И… пылки! — я улыбнулась настолько развратно, насколько могла. — Меня так и бросило в жар! — Откинувшись на спинку кресла, я соблазнительно выгнулась и застонала, закрыв глаза и обтирая лоб кружевным платочком. — Воды бы…

— Моя прелестница! — сразу же просиял король. — Что же вы сразу не сказали? Я приказал доставить нам лучшее вино из своих погребов!

Отстранившись от меня, он прошел к столику и зазвенел бокалами. Я воспользовалась моментом, чтобы подтянуть корсет на положенное ему место и ловко вытащила пузырек, зажав его в кулачке.

— Вот, — Его Величество вернулся с двумя бокалами. — Один вам, другой мне.

Он вручил мне бокал, и я приняла его, лихорадочно соображая, что делать дальше. Король коснулся моего бокала своим и хрусталь снова издал мелодичный звон.

— За самую прекрасную розу в моем розарии! — провозгласил он тост.

— За единение сердец! — ответила я и коснулась губами края, деля вид, что пью. Потом мои глаза расширились, я подскочила, опрокинув бокал на короля и завизжала, указывая в угол комнаты:

— Мышь! Смотрите, там мышь!

— Где? — подскочил Максимилиан.

— Я видела, видела! — стонала я, лихорадочно откупоривая пузырек. — Убейте же ее! Ну?!

Король метнулся к комоду, обшарил угол, даже заглянул под кровать. Тем временем, я успела плеснуть немного густой жидкости в его бокал, и снова спрятала пузырек.

— Она там точно была, — уверяла я. — Почему вы не верите?!

— Я верю, верю, — успокаивающе говорил король, поспешно скидывая испачканный вином камзол и оставаясь в одной только рубашке. — Слуги паршивцы! Давно говорил положить отраву для крыс и поставить мышеловок. Лентяи! Олухи! Что за досада! Мое лучшее выходное платье… нет, нет! — спохватился он, поймав мой насупленный взгляд. — Вы не виноваты, фея, нимфа! — подхватив бокал, он снова плеснул нам обоим вина. — Не берите близко к сердцу! Вот, выпьем за наше сближение! Как сплетаются стебли цветов, пусть так сплетутся сегодня наши тела!

Мы переплели наши руки, и я не сводила взгляда с короля, пока он пил, что Максимилиан, верно, принял за высший знак моего расположения. Допив, он потянулся ко мне поцелуем, но я ловко нагнула голову, и король чмокнул меня в висок.

— Ах, попрыгунья! Плутовка! — хихикнул Его Величество и потерся носом о мою щеку. — Все-таки играете со мной, да?

— Да, — выдохнула я, про себя гадая, как скоро подействует зелье? Достаточно ли я плеснула в вино? Как говорил Ю Шэн-Ли: «Одна капля способна придать нечеловеческих сил, две капли — погрузить в сладостные грезы, три — в неизбывное горе, а четыре сделают сознание податливым, как влажная глина». Той дозы, что я вбухала в бокал, хватит, чтобы приказывать стаду бизонов.

Максимилиан все еще елозил губами по моему плечу, но как-то лениво. Его эрекция спала, дыхание стало хриплым. Я осторожно отодвинулась, и король не сопротивлялся. Его полуприкрытые веки дрожали, по красному лицу катился пот.

— Ваше Величество! — позвала я. — Вы в порядке?

Вид Максимилиана встревожил меня. Как бы не откинул копыта прямо тут, мне вовсе не улыбалась перспектива становиться отравительницей короля, и я осторожно похлопала его по мокрым щекам.

— Ваше Величество?

— Да… — прохрипел он. — Что за… крепкое вино! — король распахнул глаза и посмотрел на меня мутным опьяневшим взглядом. — Уф, так и бросило в пот!

— Возьмите платочек, Ваше Величество, — осторожно предложила я.

Максимилиан растерянно закивал, зашарил по карманам, но ничего не находил и скривился, как маленький ребенок.

— Нету, — пожаловался он.

— Возьмите мой, — я протянула кружевной, и король с благодарностью принял его и принялся обтирать лицо, фыркая и обмахиваясь платком, как веером.

— Вы хотите прилечь? — спросила я.

Максимилиан прекратил обмахиваться и поглядел на меня все тем же растерянным взглядом.

— Не знаю, — задумчиво ответил он. — Вроде хочу. А вроде…

— Вы хотите прилечь, — с нажимом сказала я, поднимаясь.

— Конечно, — пробормотал король и тоже поднялся. Его пошатывало, волосы липли к вискам. — Я хочу прилечь. Очень хочу.

Доковыляв до кровати, он улегся, невидяще глядя прямо перед собой в потолок. Подействовало зелье ил инет? Я поспешно зашнуровала платье как могла, чтобы оно не свалилось от неловкого движения, склонилась над Его Величеством, вглядываясь в лицо.

— Поднимите правую руку, — попросила я.

— Когда просит… такая красавица… как ей отказать? — вяло улыбнулся король и поднял руку.

— А теперь ногу.

— Правую или левую?

— Левую.

Максимилиан повиновался снова.

— А теперь спойте песню про Августина! — рискнула я.

Король засмеялся в нос и принялся наигрывать на невидимой губной гармошке, насвистывая уже знакомые мне слова:

— Ах, мои милый Августин! Все прошло, все…

Я едва не рассмеялась от счастья. Зелье действует, действует! Альтарец не обманул! Дорогой, дорогой Шэн! Хотелось кружиться по комнате и петь, но я взяла себя в руки и строго сказала:

— Нет, Ваше Величество. Еще не все. Вы не сделали самого важного!

Продолжая насвистывать песенку, Максимилиан глядел на меня круглыми глазами как телок.

— Можно прекратить петь, — сказала я, и он сразу перестал. — Сейчас вы встанете, найдете свою лучшую гербовую бумагу и напишете приказ. Вам все понятно?

— Понятно, прекрасная роза! — глуповато хихикнул король, с кряхтеньем поднялся с кровати, загребая ногами. Прошел через комнату к секретеру, достал гербовый лист. Я подвинула кресло, предложив королю сесть.

— Атеперь пишите…

Максимилиан замер над бумагой, внимательно слушая мой приказ. Я сглотнула, пригладила встрепанные волосы и продиктовала:

— Пишите так: «Я, король Фессалии Максимилиан Сарториус Четвертый, приказываю немедленно освободить Его Сиятельство герцога Дитера фон Мейердорфа. Сим удостоверяю, что вышеозначенный герцог невиновен в смерти кентарийского посла Тураона Эл'Мирта, о чем и свидетельсвуют показания очевидцев и данная бумага…» — подумала немного, потом добавила: — «Барона Якоба Кене привлечь к суду за лжесвидетельствование против государства и короны, назначить ему наказание в виде тридцати плетей и выслать из страны как предателя и труса. Число, подпись, печать».

Дождавшись, пока Максимилиан допишет последнее слово, я выхватила из-под его пера еще не просохшую бумагу, подула на нее.

— Теперь, — строго сказала я, — вы останетесь здесь еще на час и не будете преследовать ни меня, ни Дитера. Повторите!

— Я останусь здесь и не буду преследовать ни вас, моя прекрасная роза, ни Дитера, — послушно повторил король, улыбаясь и с восхищением разглядывая меня, но не делая попытки ни встать, ни приблизиться, ни как-то помешать мне.

— И сразу же по прошествии часа ляжете спать, потому что устали.

— Я устал, — закивал головой Максимилиан, потер глаза кулаком и зевнул.

— А когда очнетесь, — тут я наклонилась к королю, достала перстень с кентарийским гранатом и покрутила его перед носом, — вы предъявите Анне Луизе этот перстень. «Возлюбленная, да будут едины сердца и королевства. Навеки ваш слуга и господин…» Подарок от кентарийского вождя вашей супруге, Ваше Величество, — с этими словами я опустила перстень в его карман. — Она предательница государства и страны. Подумайте над этим.

Хлопнув по карману, я улыбнулась Его Величеству самой очаровательной улыбкой, и, прижимая к груди бумагу, выпорхнула из комнаты. Теперь нужно было спешить!

Я молила Создателя, Небесного Дракона и всех известных богов, чтобы король не бросился за мной в погоню. Ночь перевалила за середину, дорогу устилали тени, луна качалась над головой как круглый газовый фонарь, и громада тюремной крепости выступала на фоне звездного неба как утыканный иглами зубов рот глубоководного хищника. Ночная прохлада остужала спину, но я почти не чувствовала этого, от волнения кидало в жар, но на первом же посту стражник пропустил меня без вопросов, едва завидел гербовую печать короля.