— Это один из офисов моего отца, — объяснил он, провожая Бена внутрь.
— Чем именно он занимается? — спросил Бен, вглядываясь в тенистое море кабинок.
— Поставкой медицинских препаратов. Это скучно, но он делает на этом большие деньги. Сюда.
В конце коридора с дверьми была одна дверь с закрытым бумагой окном. Тим использовал на этой двери другой ключ и включил свет. Комната была маленькой, но хорошо освещённой благодаря большому окну, которое занимало одну стену. Бен видел задние стороны двух мольбертов, стоящих лицом к окну. За ними был маленький стол, заваленный большими листами бумаги, свисающими с краёв, каждый украшенный эскизами чёрным углем. Он посмотрел на Тима, молчаливо ища разрешения пройти дальше. Тим кивнул, но остался у двери.
Первым делом Бен подошёл к столу, чтобы рассмотреть эскизы. Они все отражали наружный вид зданий. Некоторые были более техническими, чем другие, но на всех были шутливые эксперименты с формами и видами.
— Иногда я подумываю о том, чтобы стать архитектором, — объяснил Тим.
— Они действительно хороши. Особенно вот этот!
Бен поднял эскиз чего-то похожего на небоскрёб, который постепенно расширялся к верху.
— Это задумывалось как водонапорная башня. — Тим нахмурился, чтобы показать своё недовольство. — Я не знаю.
— Ты должен собой гордиться! — произнёс Бен, кладя эскиз и направляясь к мольбертам.
На одном из холстов работа только началась, и стиль намного отличался от подарка на день рождения Бена или от рисунка в комнате Тима. Эта картина была реалистичной, а не абстрактной, и отражала мужчину, закрывающего лицо обеими руками.
— Автопортрет, — нервно усмехнулся Тим. — Над этим я работал вечность. Руки рисовать действительно тяжело.
— В этом я уверен. Почему руки, а не лицо?
— Не ищи в этом скрытый смысл. Просто эту часть себя я легко могу увидеть. Может быть, мне следует принести сюда большое зеркало или ещё что-нибудь.
— Или, может быть, я мог бы тебе попозировать, — пошутил Бен.
— Почему бы и нет? Это было бы классно! Конечно, я буду наставить на том, чтобы нарисовать тебя обнажённым.
— В таком случае, тебе следует остановиться на зеркале, — улыбнулся Бен. — Круто, что твой отец разрешает тебе использовать это место.
— Мама настояла. Некоторые мои картины вызывают небольшой беспорядок. Давай. Пойдём отсюда.
Выйдя из мастерской, Тим почувствовал себя свободнее и стал говорить о своём искусстве более открыто, крепко сжимая руку Бена всю дорогу до дома. У Бена создавалось такое чувство, будто он прошёл обряд посвящения, получив разрешение увидеть ту сторону Тима, которая была даже интимнее секса, но это было меньшим подвигом, чем то, чем они занимались вчера.
Затем, в тихий момент, когда Тим парковал машину, пришло осознание, которое должно было сопровождаться нарастающей музыкой. Его любовь к Тиму была настоящей. Бен желал его тело, жаждал принадлежать ему, а затем просто наслаждался коротанием часов вместе с ним, но всё это переросло в нечто намного более значимое. Он хотел бы, чтобы настоящая обстановка была более подходящей в романтичном плане, чтобы он мог сказать Тиму эти слова, но такого не было. Он подождёт подходящего времени. До тех пор Бен смирится и будет выражать свою любовь способом, для которого слова не нужны.
Глава 13
С приходом нового года, Бен чувствовал себя обновлённым. Он как никогда наслаждался свободой, состоял во всё более и более серьёзных отношениях и даже нашёл работу. Бен устроился на неполный рабочий день в "Зондерс", местный супермаркет, где выполнял грязную работу, такую как расфасовка товара или заполнение полок. Это обеспечивало ему достаточное количество карманных денег, которые ему больше не нужно было просить у родителей, хотя теперь они давали ему деньги в два раза чаще, оценивая его усилия. В общем и целом, он чувствовал себя очень взрослым.
Даже мир казался вышедшему из своего шкафа подростку менее одиноким. Эван, один из коллег Бена, был на год старше и ходил в школу в соседнем городе Конрое. Эван казался давно потерянным братом. Они даже внешне были похожи, оба худощавые и светловолосые, но Эван обладал злым чувством юмора, присущим только ему. Он всё ещё скрывал свою ориентацию, но Бену признался, не теряя времени, когда узнал о нём.
Опыты Эвана в школе были ещё более ограничены, чем у Бена. У него был только один половой акт, после того как он послонялся однажды ночью рядом с гей-баром, но он не насладился этим опытом и надеялся найти что-нибудь более значимое. Он был милым и явно заинтересовался Беном, но не годился Тиму и в подмётки. Бен дал ему понять, что встречается кое с кем, но сохранил подробности в секрете, что скрывающийся Эван мог понять.
Взрослая жизнь Бена неохотно возвращалась в детство на пять уроков, которые он терпел в школе каждый день. Он по-прежнему пропускал первый урок, но теперь делал это с полной уверенностью. В его табеле успеваемости за предыдущий семестр стояла стандартная "С" (прим.пер.: тройка по пятибалльной системе), которую он всегда получал по физкультуре, и никак не показывала, что он отсутствовал на уроках несколько месяцев. Его имя было просто одним из многих, которые тренера игнорировали в пользу более талантливых спортсменов, желающих остаться в том же положении.
Урок испанского тоже не улучшил ситуацию. С его минимальными требованиями к языку, Бен свободно мог выбрать другой факультатив. Он выбрал журналистику, в надежде, что это подогреет его интерес к писательству. По крайней мере, это гарантировало больше наслаждения, чем страдания с языком, который он мало вероятно когда-либо использует эффективно.
Журналистика началась медленно, с утомительного изучения учебников о том, что представляет собой хороший рассказ, и о формулах написания таких рассказов. Ко второму месяцу это перетекло в подготовку статей и фотографий для школьной газеты. Первые несколько статей, которые предоставил Бен, получили хорошие оценки, но не были опубликованы. Чувствуя себя особенно сентиментальным в весеннюю погоду, после этого он написал любовное стихотворение, которое учитель тут же предложил напечатать в следующем номере.
Бен был взволнован, не только потому, что его работу оценили, но и потому, что это было очень прогрессивным решением со стороны миссис Джонс. Его стихотворение играло с местоимениями и оставалось довольно нейтральным до последней пары строк, которые резко становились гомосексуальными:
«Он смотрит пристально в мои глаза, во взгляде отражаются мои,
мы оба замечаем паренька, познавшего блаженство нищеты».
Миссис Джонс была не первой молодости и не казалась одной из тех, кто опубликует что-то такое потенциально спорное в газете старшей школы, но её энтузиазм внушал, что она нацелена пройти через это. Бен размышлял о том, что, возможно, люди, связанные с литературой, были более восприимчивыми.
Прошло две недели, и его стихотворение опубликовали. Бен захватил экземпляр газеты из газетного автомата по пути на второй урок, но до звонка ему хватило времени только на то, чтобы проверить, что его на самом деле напечатали. Стихотворение было на месте, прямо с его именем и всё такое. Когда начался урок, Крейг прошептал, что его девушке стих очень понравился, и что он удивился, что его написал Бен. Бен решил принять это как комплимент. Он получил ещё больше приятных слов на журналистике и пару насмешек по пути на ланч, но это его не беспокоило. Он больше хотел услышать мысли Эллисон.
— Ты прочла? — спросил он, когда она села рядом с ним, держа в одной руке газету.
— Ещё нет. День был сумасшедший. Но теперь прочту.
Девушка покопалась в своём пакете для ланча и медленно покусывала морковные палочки, читая. Её глаза были широко открыты, взгляд заинтересованным, пока она проводила им по строчкам. До конца, на котором её лицо озадаченно сморщилось.