Наконец, прежде чем покинуть Шательгийон, я должен был сообщить президенту Рузвельту причины, по которым я считал невозможным принять его приглашение и поехать в Соединенные Штаты.

Я арестован

Теперь мне оставалось лишь ждать своего ареста.

О причинах и условиях этой меры я получил точные сведения, ознакомившись с нижеследующим документом, любезно переданным мне верховным судом.

Верховный суд

Этот документ помог мне лучше разобраться в некоторых инцидентах, предшествовавших моему аресту или сопровождавших его.

В среду, 23 сентября, после завтрака, когда я собирался приняться за работу, ко мне зашел один из моих бывших коллег по муниципальному совету Лиона. Это был визит, навеянный исключительно чувством привязанности. Я беседовал со своим товарищем, когда подъехала машина, в которой сидели трое других моих лионских друзей. Они были в смятении.

– Нас предупредили, – сказал, обращаясь ко мне, один из них, – что сегодня ночью в Виши совет министров принял решение о том, чтобы вас убить (sic!). Мы хотим любой ценой увезти вас, спрятать и переправить в Англию.

Во время этой беседы к нам присоединился еще один человек, пришедший из окрестностей города. Он сообщил мне те же сведения.

Я нашел, что они преувеличивают. Но во время обсуждения полученных известий появилась горничная и сказала, что в полсотне метров от дома, на дороге, она видела какого-то подозрительного типа. Мы отправились удостовериться в этом и увидели молодого человека в очках, лет 25, хорошо и даже элегантно одетого – в берете, темно-синем пиджаке и белых брюках. Он лежал на обочине дороги, прикрыв лицо книгой «Бастион Империи». Когда мы прошли мимо, он даже не шелохнулся.

Сначала я подумал, что это полицейский из Изэра. За два дня до этого в Гренобле один из моих друзей сказал, что его очень тревожит моя изоляция. И я решил, что он принял меры и прислал человека охранять меня. Я позвонил, но оказалось, что он тут не при чем. Значит, надо было искать какое-то другое объяснение. Мои друзья вновь принялись уговаривать меня уехать. Я отказался, но согласился с их предложением прислать двух добровольцев для моей охраны.

В среду вечером, после обеда, к дверям моего дома подъехала машина. Приехал полицейский чиновник из Изэра – его прислали провести расследование. Ночь он провел у нас, а в четверг отправился в Изэр, чтобы навести справки. Полицейскому удалось отыскать подозрительного субъекта. Во второй половине дня он вернулся и рассказал о том, что ему удалось узнать. Человек этот оказался туристом. Зовут его Биго Люсьен-Жорж. Родился 16 января 1918 г. в Париже, в 14-м округе. Проживает он там же на улице Ла Бурдонэ, 6, остановился же он в Клермон-Ферране на улице Жод, 22. Работает продавцом в магазине «Ту Мод» на рю дю Пор, 22 или 24.

Удостоверение личности за № 425 выдано ему 4 апреля 1941 г. В четверг вечером прибыли мои добровольные телохранители, и полицейский инспектор уехал. Перед отъездом он сказал моим друзьям, что этот тип все-таки не внушает ему доверия.

В пятницу, 25-го, его видели опять – он бродил вокруг нашего дома, несмотря на то что полицейский посоветовал ему этого не делать. Во второй половине дня нам стало точно известно из источников, назвать которые в интересах третьих лиц я не могу, что турист этот прислан министерством внутренних дел и что он собирается вернуться в Виши. В субботу утром, 26-го, один из моих добровольных телохранителей отправился в Изэр, чтобы лично убедиться в том, что этот турист сел в машину и уехал. Он помог ему погрузить чемодан и дал понять, что мы знаем, откуда он прибыл и куда возвращается. Изэрский полицейский инспектор позднее вынужден был признать, что его обвели вокруг пальца.

Утром в среду, 30 сентября, мне сообщили, что полицейский пост у ворот моего дома (№ 1 по Эрбувильскому бульвару) усилен, причем полицейские, которые обычно несли дежурство, не знают вновь прибывших. На набережной стояли две легковые машины, которые также вызывали подозрение. Около девяти часов префект Анджели позвонил и попросил меня принять его. Вскоре он приехал. Кстати, Анджели на одной из церемоний по случаю получения наград призывал французов следовать за маршалом так же, как когда-то евреи шли за светящимся столбом в пустыне.

Он сразу же приступил к делу.

– Я прибыл по приказу правительства попросить вас дать мне обязательство в том, что вы не уедете из Франции.

И тут же он разъяснил, что речь идет о письменном обязательстве.

– На гербовой бумаге? – спросил я. – В присутствии свидетелей или нотариуса? Дать вам документ, который г-н Лаваль зачитает перед представителями прессы?! – Вы меня оскорбляете! Моего слова было бы достаточно. Но я его вам не даю, и не потому что я намеревался уехать. Меня сдерживало опасение показаться человеком, покидающим своих друзей. Мои последние выступления внушили им веру и, насколько мне известно, придали им мужества. Впрочем, ваше правительство не очень хорошо осведомлено. Оно могло бы знать, что в конце августа я подвергся резким нападкам на страницах одной деголлевской газеты, выходящей в Лондоне. Что же касается моих отношений с президентом Рузвельтом, то это мое личное дело. Я не возьму на себя обязательства, о котором вы просите. И дело не в том, уеду я или нет. Вопрос заключается в ином: может ли бывший председатель совета министров, бывший председатель палаты депутатов дать обязательство под угрозой. Я хорошо понимаю, что у вашего правительства есть тайное намерение арестовать меня. Только по одной этой причине я отказываюсь.