Горец, носивший имя Норман-нан-Орд, то есть Норман
Молотобоец, доказал свое право на такое прозвание, вы-
брав самый тяжелый молот. Генри улыбнулся. Дантер,
дюжий подмастерье Смита, сделал поистине богатырский
бросок, но горец собрал все свои силы и, бросив на два-три
фута дальше, посмотрел с торжеством на Генри, который
опять лишь улыбнулся в ответ.
– Побьешь? – сказал гэл, протягивая молот Генри
Смиту.
– Только не этой игрушкой, – сказал Генри. – Она так
легка, что против ветра и не полетит… Дженникен, при-
тащи мне «Самсона», и пусть кто-нибудь из вас поможет
ему, мальчики, потому что «Самсон» изрядно увесист.
Молот, поданный Смиту, был раза в полтора тяжелее
того, который горец избрал для себя как необыкновенно
тяжелый. Норман стоял ошеломленный, но он изумился
еще больше, когда Генри, став в позицию, размахнулся
огромным молотом и запустил его так, что он полетел,
точно снаряд из стенобитной машины. Воздух застонал и
наполнился свистом, когда такая тяжесть пронеслась по
нему. Молот упал наконец, и его железная голова на целый
фут вошла в землю добрым ярдом дальше, чем молот
Нормана.
Горец, убитый и подавленный, подошел к месту, где лег
«Самсон», поднял его, взвесил в руке с превеликим удив-
лением и внимательно осмотрел, точно ждал, что разглядит
в нем что-то другое, а не обычное орудие кузнеца. Наконец,
когда Смит спросил, не попробует ли он бросить еще раз,
он с грустной улыбкой, поводя плечами и покачивая го-
ловой, вернул молот владельцу.
– Норман и так слишком много потеряль ради забавы, –
сказал он. – Она потеряль свое доброе имя молотобойца. А
Гоу Хром работает сама на наковальне этим молотищем?
– Сейчас, брат, увидишь, – сказал оружейник и повел
гостя обратно в кузню. – Дантер, достань мне из горна вон
тот брусок. – И, подняв «Самсона», как прозвал он свой
огромный молот, он стал сыпать удары на раскаленное
железо справа и слева – то правой рукой, то левой, то
обеими сразу – с такою силой и ловкостью, что выковал
маленькую, но удивительно пропорциональную подкову в
половинный срок против того, какой потратил бы на ту же
работу рядовой кузнец, орудуя более удобным молотом.
– Ого! – сказал горец. – А почему ты хочешь подраться
с нашим молодым вождем, когда он куда как выше тебя,
хоть ты и лучший кузнец, какой когда-либо работал с огнем
и ветром?
– Слушай! – сказал Генри. – Ты, по-моему, славный
малый, и я скажу тебе правду. Твой хозяин нанес мне
обиду, и я бы отдал ему кольчугу бесплатно лишь за то,
чтобы мне с ним сразиться.
– О, если он нанес тебе обиду, он должен с тобою
встретиться, – сказал телохранитель вождя – Нанести
обиду человеку – после этого вождь не вправе носить ор-
линое перо на шапке. И будь он первый человек в Горной
Стране – а Эхин у нас, конечно, первый человек, – он
должен сразиться с обиженным, или упадет венец с его
головы.
– Ты убедишь его, – спросил Генри, – после воскресной
битвы сразиться со мной?
– О, она сама постарается сделать все, если не слетятся
ястребы клевать ей самой мертвые глаза, ты должен знать,
мой брат, что хаттаны умеют глубоко запускать когти.
– Итак, договорились: твой вождь получает кольчугу, –
сказал Генри, – но я опозорю его перед королем и всем
двором, если он не заплатит мою цену.
– Черт меня уволоки, когда я сам не приведу Эхина на
поле, – сказал Норман, – можешь мне поверить.
– Ты этим повеселишь мою душу, – ответил Генри. – А
чтобы ты не забыл обещание, я даю тебе вот этот кинжал.
Смотри: держи вот так, и если всадишь врагу между ка-
пюшоном и воротом кольчуги, лекаря звать не придется.
Горец горячо поблагодарил и распростился.
«Я отдал ему лучший доспех, какой выковал за всю
мою жизнь, – рассуждал сам с собою Смит, почти жалея о
своей щедрости, – за слабую надежду, что он приведет
своего вождя сразиться со мной в поединке, и тогда Кэтрин
достанется тому, кто честно ее завоюет. Но я сильно боюсь,
что мальчишка увернется под каким-нибудь предлогом –
разве что вербное воскресенье принесет ему большую
удачу, и тогда он разохотится еще раз показать себя в бою.
Это не так уж невозможно: я видывал не раз, как неумелый
боец, безусый мальчишка, после своей первой драки из
карлика вырастал в исполина».
Так со слабой надеждой, но твердой решимостью Генри
Смит стал ждать часа, который должен был решить его
судьбу. По-прежнему ни от Гловера, ни от его дочери не
было вестей, и это внушало кузнецу самые мрачные опа-
сения. «Они совестятся, – говорил он себе, – сказать мне
правду и потому молчат».
В пятницу, в полдень, два отряда по тридцать человек в
каждом – бойцы двух поспоривших кланов – прибыли в
указанные им места, где они могли отдохнуть.
Перед кланом Кухил гостеприимно открыло свои двери
богатое Сконское аббатство, тогда как их соперников ра-
душно угощал мэр в своем замке Кинфонс. Устроители
приложили большую заботу, чтобы обе стороны встретили
равное внимание и ни одна не нашла повода пожаловаться
на пристрастие. Все мелочи этикета были заранее обсуж-
дены и установлены лордом верховным констеблем Эр-
ролом и юным графом Крофордом, причем первый пред-
ставлял интересы клана Хаттан, второй же покровитель-
ствовал клану Кухил. Непрестанно засылались гонцы от
одного графа к другому, и за тридцать часов они сходились
на переговоры раз шесть, не меньше, прежде чем точно
установили чин и порядок сражения.
Между тем, дабы не пробудилась какая-нибудь старая
ссора (а семена вражды между горожанами и их соседя-
ми-горцами никогда не могли заглохнуть), огласили воз-
звание к гражданам города Перта, запрещающее им при-
ближаться на полмили к тем местам, где разместили гор-
цев, с другой стороны, будущим участникам битвы за-
прещалось приближаться к городу Перту без особого раз-
решения. В подкрепление этого приказа была расставлена
вооруженная стража, и она так добросовестно исполняла
свои обязанности, что не подпустила к городу даже Сай-
мона Гловера, гражданина Перта: старик неосторожно
признался, что прибыл вместе с воинами Эхина Мак-Иана,
и к тому же был одет в тартан расцветки клана Кухил. Это и
помешало Саймону навестить Генри Уинда и порассказать
ему обо всем, что случилось со времени их разлуки. А
между тем, произойди такая встреча, она существенно из-
менила бы кровавую развязку нашей повести.
В субботу днем в город прибыло другое лицо, чей
приезд возбудил среди горожан не меньший интерес, чем
приготовления к ожидаемой битве. Это был граф Дуглас,
который появился в городе с отрядом всего только в три-
дцать всадников, но все они были самые именитые рыцари
и дворяне. Горожане провожали взглядом грозного пэра,
как следили бы за орлом в облаках: не ведая, куда Юпи-
терова птица правит свой полет, они все же наблюдали за
нею так внимательно и важно, как будто могли угадать, что
она преследует, носясь в поднебесье. Дуглас медленно
проехал по городу, вступив в него через Северные ворота.
Он спешился у доминиканского монастыря и заявил, что
хочет видеть герцога Олбени. Графа тотчас же пропустили,
и герцог принял его как будто любезно и дружественно, но
в этой любезности чувствовались и неискренность и бес-
покойство. Когда обменялись первыми приветствиями,
граф сокрушенно сказал:
– Ты принес вам печальную весть. Царственный пле-
мянник вашей светлости герцог Ротсей скончался, и погиб