советую ничего не затевать, покуда мы толком всего не
разузнаем, потому что всегда лучше знать наверняка, даже
когда это причиняет боль… Ты пойдешь в ратушу? – до-
бавил он, помолчав. – Предстоит разговор о подготовке
арены на Северном Лугу. Тебе будут рады.
– Нет, мой добрый лорд.
– Ладно, Смит. Вижу по твоему короткому ответу, что
мое известие тебя расстроило, но в конце концов женщины
все – что флюгер, уж это так! Соломон и многие другие
изведали это раньше нас с тобой.
С этими словами сэр Патрик Чартерис удалился в
полной уверенности, что наилучшим образом справился с
задачей утешителя.
Но несчастный жених совсем по-другому отнесся к его
сообщениям и попытке приукрасить дурную весть.
«Мэр, – сказал он горько самому себе, – ей-богу, пре-
восходный человек. Он так высоко несет свою баронскую
голову, что, если скажет бессмыслицу, бедняк должен
считать ее разумной, как должен хвалить прескверный эль,
если ему поднесут его в серебряном бокале его светлости.
Как бы это все звучало при других обстоятельствах? До-
пустим, качусь я вниз по крутому склону Коррихи-Ду, и,
когда я уже у самого обрыва, является лорд-мэр и кричит:
„Генри, тут пропасть, и я с прискорбием должен тебе ска-
зать, что ты того и гляди скатишься в нее. Но не унывай,
ибо небо может послать на твоем пути камень или куст, за
который ты уцепишься. Как бы то ни было, я посчитал, что
для тебя утешительно будет узнать наихудшее, – вот я тебе
это и сообщаю. Я не знаю точно, какова глубина пропасти,
сколько в ней сотен футов, но об этом ты сможешь судить,
когда достигнешь ее дна, ибо всегда лучше знать навер-
няка. Кстати, не пойдешь ли ты поиграть в шары?“ И такой
болтовней хотят заменить дружескую попытку уберечь
несчастного и не дать ему сломать себе шею!. Я как по-
думаю о том, схожу с ума. Так бы, кажется, и схватил свой
молот да пошел бы крушить все кругом. Но я должен со-
хранять спокойствие. И если этот горный стервятник, на-
звавшийся соколом, схватит мою горлинку, то он узнает,
умеет ли пертский горожанин натянуть тетиву».
Был уже четверг, последний перед роковым вербным
воскресеньем, и воины обоих кланов ожидались в город на
другой день, чтобы всю субботу они могли отдыхать и
готовиться к битве. От каждой стороны было выслано
вперед по два-три человека – получить указания, необхо-
димые для правильного разрешения спора: где стать лаге-
рем каждому отряду и тому подобное. Поэтому Генри не
удивился, увидав в своем проулке могучего, рослого горца,
который шел и опасливо смотрел вокруг, как уроженцы
дикого края глазеют на диковины более цивилизованной
страны. Сердце Смита уже потому не лежало к пришельцу,
что тот был родом из Горной Страны, а наш оружейник
разделял предубеждение пертских горожан против их се-
верных соседей, но его неприязнь удвоилась, когда он
разглядел на незнакомце плед расцветки клана Кухил.
Вдобавок вышитая серебром ветка с дубовыми листьями
указывала, что он принадлежит к личной охране молодого
Эхина, на которую клан возлагал столько надежд в связи с
предстоявшим сражением.
Все приметив, Генри удалился к себе в кузницу, так как
вид пришельца пробудил в нем недобрые чувства, а зная,
что горец должен скоро сразиться в большом бою и нельзя
его втягивать в мелкую ссору, он решил по крайней мере
избежать дружеского разговора с ним. Однако через не-
сколько минут дверь кузницы раскрылась, и, запахнувшись
в свой тартан, от которого его богатырская фигура пока-
залась еще более мощной, горец переступил порог с над-
менным видом человека, убежденного, что его достоинство
ставит его выше всех и вся. Он стоял, озираясь, и, казалось,
ждал, что повергнет всех в изумление. Но Генри был не
склонен потакать его тщеславию и продолжал бить моло-
том по лежащей на его наковальне нагрудной пластинке
для панциря, точно и не видел гостя.
– Ты Гоу Хром? – спросил горец.
– Так зовут меня те, кто хочет, чтобы им перебили
хребет, – ответил Генри.
– Не обижайся, – сказал горец. – Она сама пришель
купить панцирь.
– «Она сама» может повернуть свои голые ляжки и
выйти за порог, – ответил Генри. – У меня нет ничего на
продажу.
– Через два дня вербное воскресенье, а то она заставиль
бы тебя петь другую песню, – возразил гэл.
– А так как сегодня пятница, – сказал Генри с тем же
пренебрежительным спокойствием, – я попрошу тебя не
застить мне свет.
– Ты неучтивый человек, но она сама тоже fir nan ord84,
и она знает, что кузнец горяч, как огонь, когда железо го-
рячо.
– Если «она сама» молотобоец, она должна уметь вы-
ковать себе доспехи, – ответил Генри.
– Так бы она и сделала и не стала бы тебя тревожить.
Но, говорят, Гоу Хром, когда ты куешь мечи и броню, ты
над ними поешь и свистишь напевы, которые обладают
силой делать клинок таким, что он разрезает стальное
кольцо, как бумагу, а латы и кольчугу – такими, что
стальные копья отскакивают от них, как горох.
– Тебя дурачили, как невежду. Добрый христианин не
стал бы верить такому вздору, – сказал Генри. – Я, когда
работаю, насвистываю что придется, как всякий честный
ремесленник, и чаще всего песенку о роще Висельников.
Мой молот бьет веселей под этот напев.
– Друг, напрасно давать шпоры коню, когда он стре-
ножен, – сказал надменно горец. – Сейчас она сама не мо-
жет драться. Невысокая доблесть так ее колоть.
– Клянусь гвоздем и молотом, ты прав! – сказал Смит,
84 То есть «человек молота».
меняя тон. – Но говори прямо, друг, чего ты от меня хо-
чешь? Я не расположен к пустой болтовне.
– Броню для моего вождя, Эхина Мак-Иана, – ответил
горец.
– Ты кузнец, сказал ты? Как ты посудишь об этой? –
спросил Смит, доставая из сундука кольчугу, над которой
работал последние дни.
Гэл ощупал ее как диковину, с восхищением и неко-
торой завистью. Он долго разглядывал каждое колечко и
пластинку и наконец объявил, что это лучшая кольчуга,
какую он видел в жизни.
– Предложить за нее сто коров и быков с отарой овец в
придачу – и то будет дешево, – произнес горец. – И она
сама меньше не предложит, если ты уступишь ей кольчугу.
– Ты даешь честную цену, – возразил Генри, – но этот
панцирь не будет продан ни за золото, ни за скот. Я имею
обыкновение испытывать свои панцири своим же мечом, и
эту кольчугу я не отдам никому на иных условиях, как
только если покупающий померится со мною в честном
состязании: на три крепких удара и три броска. На таком
условии твой вождь может ее получить.
– Куда хватил! Выпей и ляг спать, – сказал с пренеб-
режительной усмешкой горец. – Ты сошла с ума! Думаешь,
глава клана Кухил станет ссориться и драться с пертским
ремесленником вроде тебя? Вот что. Я скажу, а ты слушай.
Она сама окажет тебе большую честь для человека твоего
рода и племени. Она будет биться с тобой сама за пре-
красный панцирь.
– Сперва она должна доказать, что она мне чета, – ска-
зал Генри с угрюмой усмешкой.
– Как, я тебе не чета? Я из лейхтахов Эхина Мак-Иана!
– Попытаем, коли хочешь. Ты говоришь, что ты fir nan
ord? А умеешь ли бросать кузнечный молот?
– Умею ли! Спроси орла, может ли он пролететь над
Феррагоном.
– Но прежде чем помериться со мной, ты должен по-
тягаться с одним из моих лейхтахов. Эй, Дантер, сюда!
Постой за честь города Перта! Ну, горец, вот стоят перед
тобою в ряд молоты, выбирай любой, и пойдем в сад.