советую ничего не затевать, покуда мы толком всего не

разузнаем, потому что всегда лучше знать наверняка, даже

когда это причиняет боль… Ты пойдешь в ратушу? – до-

бавил он, помолчав. – Предстоит разговор о подготовке

арены на Северном Лугу. Тебе будут рады.

– Нет, мой добрый лорд.

– Ладно, Смит. Вижу по твоему короткому ответу, что

мое известие тебя расстроило, но в конце концов женщины

все – что флюгер, уж это так! Соломон и многие другие

изведали это раньше нас с тобой.

С этими словами сэр Патрик Чартерис удалился в

полной уверенности, что наилучшим образом справился с

задачей утешителя.

Но несчастный жених совсем по-другому отнесся к его

сообщениям и попытке приукрасить дурную весть.

«Мэр, – сказал он горько самому себе, – ей-богу, пре-

восходный человек. Он так высоко несет свою баронскую

голову, что, если скажет бессмыслицу, бедняк должен

считать ее разумной, как должен хвалить прескверный эль,

если ему поднесут его в серебряном бокале его светлости.

Как бы это все звучало при других обстоятельствах? До-

пустим, качусь я вниз по крутому склону Коррихи-Ду, и,

когда я уже у самого обрыва, является лорд-мэр и кричит:

„Генри, тут пропасть, и я с прискорбием должен тебе ска-

зать, что ты того и гляди скатишься в нее. Но не унывай,

ибо небо может послать на твоем пути камень или куст, за

который ты уцепишься. Как бы то ни было, я посчитал, что

для тебя утешительно будет узнать наихудшее, – вот я тебе

это и сообщаю. Я не знаю точно, какова глубина пропасти,

сколько в ней сотен футов, но об этом ты сможешь судить,

когда достигнешь ее дна, ибо всегда лучше знать навер-

няка. Кстати, не пойдешь ли ты поиграть в шары?“ И такой

болтовней хотят заменить дружескую попытку уберечь

несчастного и не дать ему сломать себе шею!. Я как по-

думаю о том, схожу с ума. Так бы, кажется, и схватил свой

молот да пошел бы крушить все кругом. Но я должен со-

хранять спокойствие. И если этот горный стервятник, на-

звавшийся соколом, схватит мою горлинку, то он узнает,

умеет ли пертский горожанин натянуть тетиву».

Был уже четверг, последний перед роковым вербным

воскресеньем, и воины обоих кланов ожидались в город на

другой день, чтобы всю субботу они могли отдыхать и

готовиться к битве. От каждой стороны было выслано

вперед по два-три человека – получить указания, необхо-

димые для правильного разрешения спора: где стать лаге-

рем каждому отряду и тому подобное. Поэтому Генри не

удивился, увидав в своем проулке могучего, рослого горца,

который шел и опасливо смотрел вокруг, как уроженцы

дикого края глазеют на диковины более цивилизованной

страны. Сердце Смита уже потому не лежало к пришельцу,

что тот был родом из Горной Страны, а наш оружейник

разделял предубеждение пертских горожан против их се-

верных соседей, но его неприязнь удвоилась, когда он

разглядел на незнакомце плед расцветки клана Кухил.

Вдобавок вышитая серебром ветка с дубовыми листьями

указывала, что он принадлежит к личной охране молодого

Эхина, на которую клан возлагал столько надежд в связи с

предстоявшим сражением.

Все приметив, Генри удалился к себе в кузницу, так как

вид пришельца пробудил в нем недобрые чувства, а зная,

что горец должен скоро сразиться в большом бою и нельзя

его втягивать в мелкую ссору, он решил по крайней мере

избежать дружеского разговора с ним. Однако через не-

сколько минут дверь кузницы раскрылась, и, запахнувшись

в свой тартан, от которого его богатырская фигура пока-

залась еще более мощной, горец переступил порог с над-

менным видом человека, убежденного, что его достоинство

ставит его выше всех и вся. Он стоял, озираясь, и, казалось,

ждал, что повергнет всех в изумление. Но Генри был не

склонен потакать его тщеславию и продолжал бить моло-

том по лежащей на его наковальне нагрудной пластинке

для панциря, точно и не видел гостя.

– Ты Гоу Хром? – спросил горец.

– Так зовут меня те, кто хочет, чтобы им перебили

хребет, – ответил Генри.

– Не обижайся, – сказал горец. – Она сама пришель

купить панцирь.

– «Она сама» может повернуть свои голые ляжки и

выйти за порог, – ответил Генри. – У меня нет ничего на

продажу.

– Через два дня вербное воскресенье, а то она заставиль

бы тебя петь другую песню, – возразил гэл.

– А так как сегодня пятница, – сказал Генри с тем же

пренебрежительным спокойствием, – я попрошу тебя не

застить мне свет.

– Ты неучтивый человек, но она сама тоже fir nan ord84,

и она знает, что кузнец горяч, как огонь, когда железо го-

рячо.

– Если «она сама» молотобоец, она должна уметь вы-

ковать себе доспехи, – ответил Генри.

– Так бы она и сделала и не стала бы тебя тревожить.

Но, говорят, Гоу Хром, когда ты куешь мечи и броню, ты

над ними поешь и свистишь напевы, которые обладают

силой делать клинок таким, что он разрезает стальное

кольцо, как бумагу, а латы и кольчугу – такими, что

стальные копья отскакивают от них, как горох.

– Тебя дурачили, как невежду. Добрый христианин не

стал бы верить такому вздору, – сказал Генри. – Я, когда

работаю, насвистываю что придется, как всякий честный

ремесленник, и чаще всего песенку о роще Висельников.

Мой молот бьет веселей под этот напев.

– Друг, напрасно давать шпоры коню, когда он стре-

ножен, – сказал надменно горец. – Сейчас она сама не мо-

жет драться. Невысокая доблесть так ее колоть.

– Клянусь гвоздем и молотом, ты прав! – сказал Смит,

84 То есть «человек молота».

меняя тон. – Но говори прямо, друг, чего ты от меня хо-

чешь? Я не расположен к пустой болтовне.

– Броню для моего вождя, Эхина Мак-Иана, – ответил

горец.

– Ты кузнец, сказал ты? Как ты посудишь об этой? –

спросил Смит, доставая из сундука кольчугу, над которой

работал последние дни.

Гэл ощупал ее как диковину, с восхищением и неко-

торой завистью. Он долго разглядывал каждое колечко и

пластинку и наконец объявил, что это лучшая кольчуга,

какую он видел в жизни.

– Предложить за нее сто коров и быков с отарой овец в

придачу – и то будет дешево, – произнес горец. – И она

сама меньше не предложит, если ты уступишь ей кольчугу.

– Ты даешь честную цену, – возразил Генри, – но этот

панцирь не будет продан ни за золото, ни за скот. Я имею

обыкновение испытывать свои панцири своим же мечом, и

эту кольчугу я не отдам никому на иных условиях, как

только если покупающий померится со мною в честном

состязании: на три крепких удара и три броска. На таком

условии твой вождь может ее получить.

– Куда хватил! Выпей и ляг спать, – сказал с пренеб-

режительной усмешкой горец. – Ты сошла с ума! Думаешь,

глава клана Кухил станет ссориться и драться с пертским

ремесленником вроде тебя? Вот что. Я скажу, а ты слушай.

Она сама окажет тебе большую честь для человека твоего

рода и племени. Она будет биться с тобой сама за пре-

красный панцирь.

– Сперва она должна доказать, что она мне чета, – ска-

зал Генри с угрюмой усмешкой.

– Как, я тебе не чета? Я из лейхтахов Эхина Мак-Иана!

– Попытаем, коли хочешь. Ты говоришь, что ты fir nan

ord? А умеешь ли бросать кузнечный молот?

– Умею ли! Спроси орла, может ли он пролететь над

Феррагоном.

– Но прежде чем помериться со мной, ты должен по-

тягаться с одним из моих лейхтахов. Эй, Дантер, сюда!

Постой за честь города Перта! Ну, горец, вот стоят перед

тобою в ряд молоты, выбирай любой, и пойдем в сад.