добро. Скажи ему, что его зять, принц Шотландский,

умирает в замке Фолкленд, что предатели морят его голо-

дом, и ты не только будешь прощена, но и получишь на-

граду.

– О награде я не думаю, – сказала Луиза. – Самое дело

будет мне наградой. Но, боюсь я, оставаться опасней, чем

бежать… Позвольте же мне остаться и кормить несчаст-

ного принца, а вы идите и пришлите ему помощь. Если

меня убьют раньше, чем вы возвратитесь, возьмите себе

мою бедную лютню… и прошу вас, приютите у себя моего

маленького Шарло.

– Нет, Луиза, – возразила Кэтрин, – в странствии ты

опытней меня, и твоя лютня тебе защитой… Иди, и если,

воротившись, найдешь меня мертвой, что вполне возмож-

но, отдай моему отцу это кольцо и прядь моих волос и

скажи, что Кэтрин умерла, спасая Брюсову кровь. А эту

вторую прядь отдашь Генри. Скажи ему, что Кэтрин ду-

мала о нем в свой последний час, и еще скажи: он считал ее

слишком строгой, когда дело шло о том, чтобы лить чужую

кровь, но теперь он видит – она судила так не потому, что

слишком дорожила своей собственной.

Девушки обнялись, рыдая, и оставшиеся до вечера часы

провели, придумывая более удобный способ снабжать уз-

ника едой. Они соорудили трубку из полых тростинок,

вставив их одна в другую, чтобы по этой трубке передавать

ему жидкую пищу. Церковный колокол в Фолкленде за-

звонил к вечерне. Доильщица с сыроварни пришла со

своими кувшинами – снабдить молоком жителей замка да

посудачить о новостях. Едва вошла она в кухню, как де-

вушка-менестрель, на прощание кинувшись Кэтрин на

грудь и поклявшись в неизменной верности, тихонько

спустилась по лестнице со своей собачонкой под мышкой.

Минутой позже Кэтрин, затаив дыхание, увидела, как му-

зыкантша, укутанная в плащ молочницы, спокойно прошла

подъемным мостом.

– Нынче ты рановато возвращаешься, Мэй Бриджет, –

сказал стражник. – Скучно в замке, а, девочка?.. О болез-

нях-то говорить не весело…

– Расчетные палочки свои забыла, – сказала находчивая

француженка, – я еще вернусь, вот только сливок соберу

горшочек.

Она пошла дальше, обойдя стороной деревню Фолк-

ленд, по тропинке, что вела охотничьим парком. Кэтрин

вздохнула свободней и благословила небо, когда ее фи-

гурка растаяла вдали. Еще один тревожный час пришлось

пережить Кэтрин до того, как открылся побег. Произошло

это, когда молочница, потратив час на дело, которое можно

бы сладить за десять минут, собралась уходить и обнару-

жила, что кто-то унес ее серый суконный плащ. В поисках

подняли на ноги весь дом. Наконец женщины на поварне

вспомнили о музыкантше и высказали догадку, что она,

пожалуй, не побрезговала бы обменять свой старый плащ

на новенький. Стражник по строгому допросу объявил, что

молочница ушла из замка сразу, как прозвонили к вечерне,

– он видел ее своими глазами. А так как сама молочница

стала это отрицать, то он нашел только одно объяснение: не

иначе, как сам черт принял ее обличье.

Однако, когда обнаружилось, что и потешницу не

найти, загадка была легко разгадана, и дворецкий отпра-

вился известить сэра Джона Рэморни и Двайнинга, которые

были теперь неразлучны, что одна из их пленниц скрылась.

У виновного каждая мелочь возбуждает подозрение. Они

переглянулись в унынии и пошли вдвоем в убогую комнату

Кэтрин, чтобы захватить ее по возможности врасплох и

выведать все обстоятельства, связанные с побегом Луизы.

– Где твоя приятельница, женщина? – сказал Рэморни с

непреклонной суровостью в голосе.

– У меня здесь нет никаких приятельниц, – ответила

Кэтрин.

– Не дури! – отрезал рыцарь. – Я говорю о потешнице,

которая последние дни жила с тобою здесь, в этой комнате.

– Она, мне сказали, ушла, – возразила Кэтрин. – Гово-

рят, час назад.

– А куда? – спросил Двайнинг.

– Как могу я знать, – отвечала Кэтрин, – куда вздума-

ется пойти бродяжке? Наскучила, верно, одинокой жизнью,

так не похожей на пиры и танцы, которые она привыкла

посещать, раз уж таков ее промысел… Девчонка сбежала, и

удивляться можно только одному – что она тут пробыла так

долго.

– И это все, – озлился Рэморни, – что ты можешь нам

сказать?..

– Это все, что я могу вам сказать, сэр Рэморни, – отве-

тила твердо Кэтрин. – И если сам принц придет с допросом,

я ничего не смогу добавить.

– Едва ли грозит опасность, что он снова окажет вам

честь личной беседой, – сказал Рэморни, – даже если

Шотландия не будет повергнута в скорбь печальным ис-

ходом его болезни.

– Разве герцог Ротсей так опасно болен? – спросила

Кэтрин.

– Врачи бессильны. Только небо может его спасти, –

ответил Рэморни и возвел глаза к потолку.

– Значит, будем уповать на небо, – сказала Кэтрин, –

если люди бессильны помочь!

– Аминь! – сказал Рэморни самым набожным тоном, а

Двайнинг постарался состроить скорбное лицо, хотя ему,

видно, стоило мучительной борьбы подавить глухой, но

торжествующий смешок, который неизменно вызывала у

него религиозность других.

– И это люди! Люди, живущие на земле, а не демоны во

плоти, вот так взывающие к небу, в то время как сами пьют

по капле кровь своего несчастного господина! – шептала

Кэтрин, когда допросчики ушли от нее ни с чем. – И гром

их не сразит!. Но нет, он скоро грянет и… и принесет,

надеюсь, не только кару, но и спасение!

Только в обеденные часы, когда вся челядь занята едой,

можно будет, полагала Кэтрин, без большой опасности

пробраться к бреши в стене. Наутро, выжидая этого часа,

она наблюдала необычное оживление в замке, где со вре-

мени заключения герцога Ротсея царила могильная тиши-

на. Решетки ворот поднимались и опускались и скрип

подъемного механизма сменялся стуком копыт, когда вы-

езжали или возвращались закованные в латы всадники на

загнанных и взмыленных конях. Она заметила также, что те

немногие слуги, которых она время от времени видела из

своего окна, были все при оружии. Сердце девушки радо-

стно билось, так как все это предвещало близкое спасение,

к тому же благодаря переполоху маленький садик стал и

вовсе безлюден. Наконец наступил полуденный час. Со-

славшись просто на свою прихоть (которой ключник был,

как видно, склонен потакать), она заранее позаботилась,

чтобы ей прислали такую еду, какую было бы удобнее

всего передать несчастному узнику. Она попробовала ше-

потом известить о своем приходе… Ответа нет… Она за-

говорила громче. Все то же молчание.

– Уснул… – проговорила она вполголоса и вздрогнула,

а затем и громко вскрикнула, когда голос за ее спиной

отозвался:

– Да, уснул… навеки.

Она оглянулась. Сэр Джон Рэморни стоял за нею в

полном вооружении, но с поднятым забралом, и его лицо

говорило о том, что этот человек приготовился скорее

умереть, чем сражаться. Голос его звучал спокойно и ровно

– так мог бы говорить сторонний наблюдатель захваты-

вающих событий, а не участник их и устроитель.

– Кэтрин, – сказал он, – я говорю тебе правду: он

мертв… Ты сделала для него все, что могла… Больше ты

ничего сделать не можешь.

– Не верю… не могу поверить! – вскричала Кэтрин. –

Небо милосердное! Усомнишься в провидении, как поду-

маешь, что свершилось такое великое преступление!

– Не сомневайся в провидении, Кэтрин: оно лишь до-

пустило, что распутник пал жертвой своего же умысла.

Ступай за мной – я объявлю тебе нечто касающееся лично

тебя. Сказано, следуй за мной (девушка колебалась), если

не предпочтешь, чтобы я отдал тебя на милость скота