Что не страшатся тяжких ран,

Есть вольной Англии бойцы,

Стрелки из лука, молодцы,

Но нет нигде таких, как мой,

Что ходит в шапке голубой*.

Словом, хотя при других условиях дочь пертского ре-

месленника не могла бы добровольно разделять общество

какой-то странствующей певицы, теперь, когда обстоя-

тельства связали их, Кэтрин нашла в Луизе смиренную и

услужливую подругу.

Так прожили они дней пять, и, стараясь как можно

меньше попадаться людям на глаза, а может быть, избегая

неучтивого внимания челяди, они сами готовили себе пищу

в предоставленном им помещении. Луиза, как более

опытная в разных уловках и смелая в обхождении, да и

желая угодить Кэтрин, добровольно взяла на себя общение

с домочадцами, поскольку оно было необходимо, и полу-

чала от ключника припасы для их довольно скудного обе-

да, который она стряпала со всем искусством истинной

француженки. На шестой день, незадолго до полудня, пе-

вица, как всегда, пошла за провизией и, желая подышать

свежим воздухом, а может быть, и в надежде найти не-

много салату или петрушки или хоть нарвать букетик

ранних цветов, чтоб украсить ими стол, забрела в малень-

кий сад, прилегавший к замку. Она вернулась в башню

бледная как пепел и дрожа как осиновый лист. Ужас ее

мгновенно передался Кэтрин, и та с трудом нашла слова,

чтобы спросить, какое новое несчастье свалилось на них:

– Герцог Ротсей умер?

– Хуже – его морят голодом.

– Ты сошла с ума!

– Нет, нет, нет! – возразила Луиза чуть слышно, и слова

посыпались так быстро одно за другим, что Кэтрин едва

улавливала их смысл.

– Я искала цветов на ваш стол, потому что вчера вы

сказали, что любите цветы… А моя собачка кинулась в

чащу тиса и остролиста – там ими поросли какие-то ста-

ринные руины рядом с крепостной стеной, – а потом она

прибежала назад, визжа и скуля. Я подкралась ближе –

узнать, в чем дело, и… ох!.. я услышала стон, точно кого-то

страшно мучают, но такой слабый, что, казалось, звук идет

из самой глубины земли. Наконец я открыла, что стон до-

носится сквозь небольшую пробоину в стене, увитой

плющом, и, когда я приложила ухо к щели, я услышала

голос принца, который сказал отчетливо: «Теперь мне не-

долго осталось тянуть», а потом он начал как будто мо-

литься.

– Силы небесные!. Ты с ним говорила?

– Я сказала: «Это вы, милорд?» И он ответил: «Кто это в

издевку называет меня так?» Я спросила, не могу ли я

чем-нибудь ему помочь, и он ответил таким голосом, что я

в жизни не забуду: «Еды! Еды!. Я умираю с голоду!» И вот

я прибежала рассказать вам. Что делать?.. Поднять тревогу

в доме?

– Увы! Этим мы не спасем его, а лишь вернее погубим,

– сказала Кэтрин.

– Так что же нам делать? – спросила Луиза.

– Еще не знаю, – отозвалась Кэтрин, быстрая и смелая в

решительный час, хотя в обыденных случаях жизни она

уступала своей товарке в находчивости. – Сейчас еще не

знаю… Но что-то мы сделать должны: нельзя, чтобы по-

томок Брюса умер, не получив ниоткуда помощи.

С этими словами она схватила небольшую миску с их

обедом – бульоном и вареным мясом, завернула в складки

своего плаща несколько коржиков, которые сама испекла,

и, кивнув подруге, чтобы та прихватила кувшин с молоком

– существенную часть их припасов, – поспешно направи-

лась в сад.

– Что, нашей прекрасной весталке захотелось погулять?

– сказал единственный повстречавшийся им человек –

кто-то из челяди.

Но Кэтрин прошла, не глянув на него, и вступила без

помехи в сад.

Луиза указала ей на груду заросших кустами развалин у

самой крепостной стены. Вероятно, раньше это был выступ

здания. Здесь заканчивалась узкая, глубокая пробоина,

которая была нарочно сделана в стене, чтобы дать доступ

воздуху в подземелье. Но отверстие потом несколько

расширилось и пропускало тусклый луч света в темницу,

хотя те, кто спускался в подземелье, светя зажженным

факелом, не могли этого заметить.

– Мертвая тишина, – сказала Кэтрин, прислушавшись с

минуту. – Небо и земля! Он умер!

– Надо на что-то решиться, – сказала ее товарка и про-

вела пальцами по струнам своей лютни.

Из глубины подземелья донесся в ответ только вздох.

Кэтрин отважилась заговорить:

– Это я, милорд… Я принесла вам еду и питье.

– Ха! Рэморни?.. Ты опоздал со своей шуткой – я уми-

раю, – был ответ.

«Он повредился в уме – и неудивительно, – подумала

Кэтрин. – Но пока есть жизнь, есть и надежда».

– Это я, милорд, Кэтрин Гловер… Я принесла еду,

только нужно как-нибудь передать ее вам.

– Бог с тобой, девушка! Я думал, страдание кончилось,

но оно вновь разгорелось во мне при слове «еда».

– Вот она, еда. Но как – ах, как мне передать ее вам?

Щель такая узкая, стена такая толстая!. Есть способ!.

Нашла!. Луиза, скорей: срежь мне ивовый прут, да под-

линнее.

Музыкантша повиновалась, и Кэтрин, сделав надрез на

конце тростинки, передала узнику несколько кусочков

печенья, смоченного в мясном бульоне, что должно было

служить сразу едой и питьем.

Несчастный юноша съел совсем немного, глотая через

силу, но от души благословлял свою утешительницу.

– Я хотел сделать тебя рабой моих пороков, – сказал он,

– а ты пытаешься спасти мне жизнь!. Но беги, спасайся

сама!

– Я вернусь и принесу еще еды, как только будет воз-

можность, – сказала Кэтрин и отпрянула, потому что под-

руга уже дергала ее за рукав, сделав ей знак молчать.

Обе спрятались среди развалин и услышали голоса

Рэморни и аптекаря, разговаривавших с глазу на глаз.

– Он крепче, чем я думал, – сказал первый хриплым

шепотом. – Как долго тянул Дэлвулзи, когда рыцарь Лид-

дсдейл держал его узником в замке Эрмитаж82?

– Две недели, – ответил Двайнинг. – Но он был крепкий

мужчина и получал кое-какую поддержку: к нему сыпались

понемногу зерна из житницы над его тюрьмой.

– А не лучше ли разделаться сразу? Черный Дуглас за-

вернет сюда дорогой. Едва ли Олбени поделился с ним

своею тайной. Он захочет увидеть принца – к его приезду

все должно быть кончено.

Они прошли дальше, продолжая свой страшный раз-

говор.

– Скорее в башню! – сказала Кэтрин подруге, когда те

вышли из сада. – У меня был придуман план бегства для

себя самой – я применю его для спасения принца. Под ве-

чер в замок является молочница, и, когда проходит с мо-

локом в кладовую к ключнику, она обычно оставляет свой

плащ в сенях. Возьми этот плащ, хорошенько в него уку-

82 Уильям Дуглас, владетель Галлоуэя, злобствуя на сэра Александра Рэмзи из

Далхоузи* за то, что тот получил должность шерифа в Тевиотдейле, на которую высо-

комерный барон метил сам, захватил его в Хоуике при исполнении им своих обязанно-

стей и держал в заточении в замке Эрмитаж, пока он не умер с голоду в июне 1342 года. О

зернах, сыпавшихся к нему из закромов, упоминает в своей хронике Годскрофт. (Прим.

автора.)

тайся и смело иди мимо стражника. К этому часу он всегда

пьян. Держись уверенно, и ты свободно пройдешь под

видом молочницы, тебя не окликнут ни в воротах, ни на

мосту. А там – прямо навстречу Черному Дугласу! Ближе

нет никого, он единственная наша надежда.

– Как! Тот жестокий лорд, – испугалась Луиза, – что

угрожал мне плетьми и позорным столбом?

– Поверь, – сказала Кэтрин, – такие, как мы с тобой, не

живут и часу в памяти Дугласа, посулил ли он зло или