какою ты позволил себе прислать в ее дом женщину, чье

поведение мы должны считать весьма легкомысленным,

судя по тому, что она, не понуждаемая к тому необходи-

мостью, более недели прожила в твоем собственном замке

без общества какой-либо другой женщины, не считая

прислуги. Об этом непристойном сожительстве прошел

слух по Файфу, Ангюсу и Пертширу. Тем не менее ее вы-

сочество, видя в сем случае слабость человеческую, не

повелела отстегать распутницу крапивой или предать ее

иному наказанию, но, поскольку два добрых инока Лин-

дорской обители, брат Тикскал и брат Дандермор, были в

ту пору отправлены с особым поручением в Горную

Страну, ее высочество препоручила им заботу об оной

девице Кэтрин, наказав им сопроводить ее к отцу (каковой,

по словам девицы, пребывает в окрестностях Лох-Тэя), ибо

под покровом отца она найдет для себя место, более отве-

чающее ее званию и нраву, нежели замок Фолкленд, доколе

в нем пребывает ее высочество герцогиня Ротсей. Она

препоручила названным досточтимым братьям обращаться

с молодой особой таким образом, чтобы та уразумела всю

греховность своей невоздержанности, тебе же советует

исповедаться и покаяться. Подписал Уолтиоф по повеле-

нию высокородной и могущественной принцессы… и

прочая».

– Превосходно, превосходно! – воскликнул Рэморни,

дочитав до конца. – Такая неожиданная отповедь взбесит

Чартериса! Он издавна относится к герцогине с особенным

почтением – и вдруг она заподозрила его в непристойном

поведении, когда он ожидал похвалы за милосердное дело!

Да это его просто ошеломит, и теперь он (ты правильно

рассчитал) не скоро приедет сюда посмотреть, как тут

живется девице, или выразить свое почтение миледи… Но

ступай займись маскарадом, а я тем часом подготовлю то,

чем должен маскарад завершиться.

За час до полудня Кэтрин в сопровождении старого

Хеншо и конюха, предоставленного ей кинфонсским ры-

царем, подъехала к гордому замку Фолкленд. Широкое

знамя, развевавшееся над башней, носило на себе герб

Ротсея, слуги, вышедшие к гостям, были одеты в цвета,

присвоенные дому принца, – все, казалось подтверждало,

что герцогиня, как думали в народе, еще стояла здесь со

своим двором. Сердце Кэтрин тревожно забилось, потому

что она слыхала, что герцогиня, как все Дугласы, горда и

отважна. Кто знает, как ее примут? Вступив в замок, де-

вушка заметила, что прислуга не столь многочисленна, как

она ожидала, но так как герцогиня жила в строгом уеди-

нении, это не очень ее удивило. В прихожей ее встретила

маленькая старушка, которая согнулась чуть ли не пополам

под тяжестью годов и шла, опираясь на посох черного де-

рева.

– Привет тебе, моя красавица, – сказала она с поклоном.

– Привет тебе в этом доме скорби. И я надеюсь, – она снова

поклонилась, – ты будешь утешением моей бесценной и

поистине царственной дочери – герцогине. Посиди, дитя

мое, пока я схожу узнаю, расположена ли миледи принять

тебя сейчас. Ах, дитя мое, ты и в самом деле куда как хо-

роша, если дала тебе пречистая душу такую же прекрас-

ную, как твое лицо!

С этими словами мнимая старуха проскользнула в со-

седний покой, где застала Ротсея в приготовленном для

него женском наряде, а Рэморни, отказавшегося от маска-

рада, – в его обычном одеянии.

– Ты отъявленный подлец, сэр доктор, – сказал принц. –

Честное слово, мне кажется, в душе ты не прочь разыграть

один все роли в пьесе – любовника и всех остальных.

– С готовностью, если этим я могу избавить от хлопот

ваше высочество, – ответил лекарь обычным своим сдав-

ленным смешком.

– Нет, нет, – сказал Ротсей, – здесь мне твоя помощь не

понадобится. Скажи, как я выгляжу, раскинувшись вот так

на ложе? Томная, скучающая леди, а?

– Пожалуй, слишком худощавая, – заметил лекарь, – и

черты лица, позволю я себе сказать, слишком женственны

для леди Дуглас,

– Вон отсюда, негодяй! Введи сюда эту прелестную

ледяную сосульку. Не бойся, она не пожалуется на мою

женственность… И ты, Рэморни, тоже удались.

Когда рыцарь выходил из покоев в одну дверь, мнимая

старуха впустила в другую Кэтрин Гловер. Комната была

тщательно затемнена, так что у девушки, когда она увидела

в полумраке на ложе женскую фигуру, не зародилось ни-

каких подозрений.

– Это и есть та девица? – спросил Ротсей своим при-

ятным голосом, нарочито смягченным сейчас до певучего

шепота, – пусть подойдет, Гризельда, и поцелует нам руку.

Мнимая кормилица герцогини подвела дрожащую де-

вушку к ложу и сделала ей знак опуститься на колени.

Кэтрин исполнила указание и благоговейно и простосер-

дечно поцеловала одетую в перчатку руку, которую про-

тянула ей мнимая герцогиня.

– Не бойся, – сказал тот же музыкальный голос, – ты

видишь во мне только печальный пример тщеты челове-

ческого величия… Счастливы те, дитя мое, кто по своему

рождению стоит так низко, что бури, потрясающие госу-

дарство, его не затрагивают.

Говоря это, принц обнял Кэтрин и привлек девушку к

себе, словно желая ласково приветствовать ее. Но поцелуй

был чересчур горяч для высокородной покровительницы, и

Кэтрин, вообразив, что герцогиня сошла с ума, вскрикнула

от страха.

– Тише, глупышка! Это я, Давид Ротсей.

Кэтрин оглянулась – кормилицы нет, а Ротсей сорвал с

себя покрывало, и она поняла, что оказалась во власти

дерзкого, распутного юнца.

– С нами сила господня! – сказала девушка. – Небо не

оставит меня, если я не изменю себе сама.

Придя к такому решению, она подавила невольный

крик и постаралась, как могла, скрыть свой страх.

– Вы сыграли со мной шутку, ваше высочество, – ска-

зала она твердо, – а теперь я попрошу вас (он все еще

держал ее за плечи) отпустить меня.

– Нет, моя прелестная пленница, не отбивайся! Чего ты

боишься?

– Я не отбиваюсь, милорд. Раз вам желательно меня

удерживать, я не стану сопротивлением дразнить вас, давая

вам повод дурно со мной обойтись, от этого вам будет

больно самому, когда у вас найдется время подумать.

– Как, предательница! Ты сама держала меня в плену

много месяцев, – сказал принц, – а теперь не позволяешь

мне удержать тебя здесь хотя бы на краткий миг?

– На улицах Перта, где я могла бы, смотря по желанию,

слушать или не слушать вас, это означало бы, милорд, уч-

тивое внимание с вашей стороны, здесь – это тирания.

– А если я тебя отпущу, – сказал Ротсей, – куда ты по-

бежишь? Мосты подняты, решетки спущены, а мои мо-

лодцы окажутся глухи к писку строптивой девчонки.

Лучше будь со мною любезна, и ты узнаешь, что значит

сделать одолжение принцу.

– Отпустите меня и выслушайте, милорд, мою жалобу

вам на вас же самого – жалобу принцу Шотландскому на

герцога Ротсея! Я дочь незнатного, но честного горожа-

нина, и я невеста, почти жена, храброго и честного чело-

века. Если чем-либо дала я повод вашему высочеству по-

ступать, как вы поступаете, я это сделала непреднамерен-

но. Молю вас, не злоупотребляйте вашей властью надо

мною, дайте мне уйти. Вам ничего от меня не добиться

иначе, как средствами, недостойными рыцаря и мужчины.

– Ты смела, Кэтрин, – сказал принц, – но как мужчина и

рыцарь я не могу не поднять перчатку. Я должен показать

тебе, как опасны такие вызовы.

С этими словами он попытался снова обнять ее, но она

выскользнула из его рук и продолжала также твердо и