называют, Двайнинг, тебе бы надо быть a secretis81 его

святейшества папы, который, говорят, нуждается иногда в

писце, умеющем вложить два смысла в одно слово. Под-

81 Буквально: «для сокровенного» (лат.); здесь – в смысле; личный секретарь.

писываю – и получай награду за хитроумие.

– А теперь, милорд, – сказал Рэморни, запечатав письмо

и положив его на стол, – садимся в лодку?

– Сперва мой дворецкий соберет мне одежду и все не-

обходимое. И тебе придется еще пригласить моего швеца.

– Времени у нас в обрез, милорд, – сказал Рэморни, – а

сборы только возбудят подозрения. Завтра выедут следом

ваши слуги с дорожными мешками. А сегодня, я надеюсь,

вы удовольствуетесь за столом и в спальне моими скром-

ными услугами.

– Ну нет, на этот раз ты сам забываешь, – сказал принц,

коснувшись раненой руки своею тростью. – Запомни, лю-

безный, ты не можешь ни разрезать каплуна, ни пристег-

нуть кружевной воротник – хорош слуга за столом и в

спальне!

Рэморни передернулся от ярости и боли, потому что

рана его, хоть и затянулась, была все еще крайне чувстви-

тельна, и, когда к его руке притрагивались пальцем, его

кидало в дрожь.

– Так угодно будет вашему высочеству сесть в лодку?

– Не раньше, чем я попрощаюсь с лордом констеблем.

Ротсей не может, как вор из тюрьмы, улизнуть из дома

Эррола. Позови графа сюда.

– Милорд герцог, – вскричал Рэморни, – это ставит наш

план под угрозу!

– К черту угрозу, и твой план, и тебя самого!. Я должен

и буду вести себя с Эрролом как требует честь его и моя!

Итак, граф явился на призыв принца.

– Я вас потревожил, милорд, – сказал Ротсей тем тоном

благородной учтивости, который он всегда умел принять, –

затем, чтобы поблагодарить вас за гостеприимство и ваше

милое общество. Как ни приятны они мне были, я должен

от них отказаться, так как неотложные дела отзывают меня

в Фолкленд.

– Вы, надеюсь, не забыли, ваша милость, – сказал вер-

ховный констебль, – что вы под надзором?

– Что значит «под надзором»? Если я узник, так и го-

ворите, если нет, я волен уехать и уеду.

– Я хотел бы, ваше высочество, чтобы вы испросили на

эту поездку разрешение его величества. Это вызовет

сильное неудовольствие.

– Неудовольствие в отношении вас, милорд, или в от-

ношении меня?

– Я уже сказал: ваше высочество состоите здесь под

надзором, но, если вы решаетесь нарушить королевский

приказ, мне не дано полномочий – боже упаси! – воспре-

пятствовать силой вашим намерениям. Я могу только

просить ваше высочество ради вашей же пользы…

– Насчет моей пользы лучший судья я сам… Всего

хорошего, милорд!

Своенравный принц сошел в лодку вместе с Двайнин-

гом и Рэморни, и, не дожидаясь больше никого, Ивиот от-

толкнул от берега суденышко, которое быстро понеслось

на веслах и под парусом вниз по реке.

Некоторое время герцог Ротсей был молчалив и, каза-

лось, расстроен, и спутники избегали нарушить его раз-

думье. Наконец он поднял голову и сказал:

– Мой отец любит шутки, и, когда все кончится, он

отнесется к этой проказе не строже, чем она того заслу-

живает: просто шалость молодого человека, которую он

должен принять, как все прежние… Смотрите, господа, вот

уже показался над Тэем старый мрачный замок Кинфонс.

Расскажи мне, кстати, Джон Рэморни, как удалось тебе

вырвать пертскую красавицу из лап твердолобого мэра?

Эррол говорил, что сэр Патрик, по слухам, взял ее под свое

крыло.

– Правильно, милорд, с намерением отдать ее под за-

щиту герцогини… я хотел сказать – леди Марджори Ду-

глас. В дубине мэре только и есть, что тупая отвага, а при

таком человеке всегда состоит доверенным лицом ка-

кой-нибудь лукавец, к которому он прибегает во всех своих

делах и который умеет так внушить ему свою мысль, что

рыцарь видит в ней собственную выдумку. Когда мне

нужно чего-нибудь от такого деревенщины барона, я об-

ращаюсь к его наперснику – в данном случае к Китту

Хеншо, старому шкиперу на Тэе, который смолоду ходил

на своем паруснике до самого Кемпвира, за что и пользу-

ется у сэра Патрика Чартериса таким уважением, как если

бы побывал в заморских странах. Этого его приспешника я

и сделал собственным своим посредником и через него

выдвигал всяческие предлоги, чтобы откладывать отъезд

Кэтрин в Фолкленд.

– А ради чего?

– Не знаю, разумно ли говорить о том вашему высоче-

ству, вы можете и не одобрить мое мнение… Мне, пони-

маете, хотелось, чтобы агенты комиссии по расследованию

еретических воззрений захватили Кэтрин Гловер в Кин-

фонсе, ибо наша красавица – своенравная и строптивая

вероотступница, и я, понятно, располагал устроить так,

чтобы и рыцарь не избежал пени и конфискации по суду

комиссии. У монахов давно на него руки чешутся, так как

он частенько спорит с ними из-за лососьей десятины.

– А с чего ты захотел разорить рыцаря да заодно от-

править на костер молодую красавицу?

– Бросьте, милорд герцог!. Монахи никогда не сожгут

миловидную девчонку. Для старухи это могло бы еще быть

опасно. А что касается милорда мэра, как его величают, так

если б у него и оттягали два-три акра тучной земли, это

только явилось бы справедливым возмездием за дерзость, с

какой он храбрился передо мной в храме святого Иоанна.

– По-моему, Джон, такая месть низка, – сказал Ротсей.

– Извините, милорд. Кто не может искать удовлетво-

рения при помощи руки, тот должен пользоваться головой.

Однако такая возможность уплыла, когда наш мягкосер-

дечный Дуглас вздумал ратовать за свободу совести, и тут,

милорд, у старого Хеншо больше не нашлось возражений,

и он отвез красавицу в Фолкленд, – но не для того, чтоб

усладить тоску леди Марджори, как полагали сэр Патрик

Чартерис и она сама, а чтобы не пришлось скучать вашему

высочеству после псовой охоты в заповеднике.

Снова надолго водворилось молчание. Принц, казалось,

глубоко задумался. Наконец он заговорил:

– Рэморни, совесть моя возражает против этого, но,

если я изложу тебе свои сомнения, демон софистики, ко-

торым ты одержим, опровергнет мои доводы, как бывало

не раз. Эта девушка красивей всех, каких я знавал или

видывал, за исключением одной, и она тем больше мне по

сердцу, что ее черты напоминают… Элизабет Данбар. Но

она, то есть Кэтрин Гловер, помолвлена, должна вот-вот

обвенчаться с Генри Оружейником, мастером непревзой-

денным в своем искусстве и воином несравненной отваги.

Довести эту затею до конца – значит слишком горько

обидеть хорошего человека.

– Уж не ждете ли вы от меня, ваше высочество, что я

стану хлопотать в пользу Генри Смита? – сказал Рэморни,

поглядев на свою изувеченную руку.

– Клянусь святым Андреем и его обрубленным крестом,

ты слишком часто плачешься о своем несчастье, Джон

Рэморни! Другие довольствуются тем, что суют палец в

чужой пирог, а ты непременно суешь в него свою руку с

запекшейся на ней кровью. Дело свершилось, исправить

его нельзя – надо забыть.

– Ну, милорд, вы о нем заводите речь чаще, чем я –

ответил рыцарь, – правда, больше в насмешку, тогда как

я… Но если я не могу забыть, я могу молчать.

– Хорошо. Так вот, говорю тебе, совесть моя возражает

против этой затеи. Помнишь, как однажды мы с тобой

шутки ради пошли послушать проповедь отца Климента, а

вернее сказать – посмотреть на прекрасную еретичку, и как

он тогда вдохновенно, точно менестрель, говорил о бога-