* * *

На самом рассвете, когда розовое безветрие обещало грядущее дневное пекло, а неостывшая за ночь земля постанывала в предвкушении неминуемо надвигавшейся жары, когда напоминающее тёплый бульон море бессильно распласталось в ожидании восходящего солнца, осьминоги спешили уйти на глубину и затаиться в подводных норах. Раки же, сверкая мокрыми раковинами, выползали на сушу. Они шныряли туда-сюда, узнавая новости и оценивая перемены. К радости тех раков, которые подумывали о новых домиках, на морском дне к утру, как всегда прибавилось опустевших ракушек.

Из-за большого камня, ставшего привычным местом ежедневных сборищ, раздавался монотонный стук. Наверное, кто-то решил там чего-то обязательно расколоть и тюкал по этому чему-то с иступлённым упорством. Боязливо шевеля усами и до потрескивания вытянув стебельки глаз, самые отчаянные заглянули за камень. Там сидел знакомый всем старый рак и бил себя по башке большой клешнёй. Некоторое время все молча наблюдали нелепое самоистязание пожилого гиганта. Наконец, самый смелый и любопытный из раков спросил:

– Уважаемый учитель, не могли бы вы объяснить нам, зачем вы ударяете себя по тому месту, где под панцирем находится основной нервный центр? Может быть, это полезно для развития творческих способностей? Поделитесь с нами, и мы обязательно будем практиковать ваше упражнение.

Рак обернулся на вопрошающего, смерил его взглядом, после чего крепко треснул себя и крикнул: «Идиот!»

Учитывая редкостную способность старца говорить неприятные гадости, можно было не обижаться, но любопытный рак решил обидеться. Он попятился назад и стал уже разворачиваться, чтобы уйти, когда следующий вопль остановил его:

– Не надо обижаться на меня! Это я о себе говорю. Я – идиот! Я – выживший из ума старый кретин! – и кающийся идиот снова ударил клешнёй по верхней части панциря.

Никто не стал спорить. Все молча пялились на самокритичного товарища, поэтому старый кретин развил тему, то и дело богатырки хлопая по собственному крепкому лбу:

– Я шибко умничал, а того не заметил, как сам, своей клешнёй лишил простого человеческого счастья многих и даже себя! Сколько мук и страданий свалилось на ни в чём неповинных людей! Членовредительства и сумасшествия, убийства и самоубийства преследовали героев моего повествования. Я тужился, задаваясь вопросом: от чего это произошло? Кто, или что стало причиной ужасного положения, постигшего Милюль и всех, кто сталкивался с нею по прихоти безжалостной судьбы? Откуда возникло демоническое существо – Милюль, выскакивающее то тут, то там, точно чёрт из табакерки? Что это за странная Царевна-Лягушка, которая не может найти себе места и вносит сумятицу в окружающий мир?

Вначале я искренне подозревал виною происшедшего ту даму в сиреневой шляпе, вступившую в препирательства с нянечкой во время посадки на лайнер. Да! Я думал, именно она оторвала от реальности неокрепшую душу шестилетней девочки. Её сарказм, её угрозы и её ненависть пробудили в маленькой Милюль неуправляемый гнев и, расслоив её, забросили чёрт знает куда. Позже, когда Милюль сталкивалась с подобиями той дамы, когда она убила одну из них, я, вместе с Милюль укреплялся в правоте моих подозрений.

В лице несчастной Милюль я видел исковерканную, оторванную от преемственности жизнь целой страны. Жизнь на ощупь, в бесконечных попытках приноровиться к стремительно меняющимся обстоятельствам. Но сегодня ночью, глядя на мерцающие в вышине звёзды, я вспомнил о делах последних дней. Словно электрическим током, меня пронзила ужасная мысль: «Вот оно! Это я во всём виноват! Зачем я совершил то, чего теперь никогда не исправить? Ради каких таких достижений?»

Забрезжил рассвет. Я сидел в оцепенении, и чем дальше в прошлое улетала стрела моей мысли, тем больше неотвратимых последствий собственной дурости находил я там! Не дама в сиреневой шляпе, не коммунизм, не договор с Кощеем Бессмертным… не кто-то другой во всём виноват, а я! Я! Я это сделал!

Выкрикнув последнюю фразу, рак с такой страшной силой треснул себя, что не удержался на ногах и покатился, гремя раковиной по камням.

Озадаченные раки подползли к остановившейся, в конце концов, ракушке. Когда старик высунулся из неё, известный многим рак-философ задал ему вполне логичный вопрос:

– Уважаемый главный мыслитель ближайшего побережья, из вашей покаянной речи я могу заключить, что вы совсем недавно сотворили некий поступок, последствия коего стали происходить в весьма отдаленном, почти доисторическом прошлом, да к тому же за тридевять земель, очень далеко отсюда. Я правильно понял?

– Так и есть – ответил старый рак и печально шмыгнул носом.

– Абсурд! – воскликнул рак-философ.

– От чего же? – старик вопросительно вскинул брови.

– Следствие не может наступить раньше причины. Сначала происходит причина, и лишь затем её следствие.

Старый рак перестал хлюпать носом, поклонился раку-философу, а потом, тыча в него пальцем, вполне по-философски отчитал:

– Если бы ты плоско мыслил, ты бы усомнился в произнесённом только что стереотипе, но ты мыслишь хуже, чем плоско! Ты мыслишь линейно. Для тебя время выстроено как убогая прямая, как вектор, направленный из прошлого в будущее. Поэтому, когда в твоей жизни произойдёт нечто, не укладывающееся в привычный тебе порядок вещей, ты будешь растерянно спрашивать самого себя: «Чем я заслужил такое?» Придёт, к примеру, турист в плавках и ластах, поймает тебя и начнёт выковыривать из ракушки. Ты будешь страдать. Ты будешь взывать к Омару и кричать: «За что, Великий?» А не за что. Вот тут-то твоя вера и линейные умозаключения дадут мощную трещину, и ты умрёшь, корчась и кляня общепринятые догмы.

Возможен и другой вариант: турист ни с того, ни с сего бросит тебя в набежавшую волну. В этом случае ты будешь носиться с выпученными глазами среди нас, и орать: «Омар есть! Он услыхал мои молитвы!» Ты поместил себя в убогий мир причин и следствий, поэтому не замечаешь происходящего сбоку, в стороне от цепочки твоей логики.

Можно жить и так, но есть другой путь. Путь, насыщенный удивлениями, печалью и радостями. Если ты, философ, перестанешь представлять жизнь как голый отрезок между рождением и смертью и поглядишь на события, происходящие за пределами этого отрезка, то, может быть, однажды вселенная предстанет перед тобой в неожиданной и разнонаправленной многогранности. Может быть, ты увидишь: любое нарушение равновесия привносит перекос не только в будущее, но и в прошлое. Тогда ответственность за поступки, мысли и слова уже сегодня тяжким грузом ляжет на твой панцирь. Не берусь загадывать, сможешь ли ты, философ, выдержать этот груз, или же он сплющит тебя так же, как плющит теперь меня. А меня и плющит и колбасит!

Пока старик распинался, зелёный рак-крабовер терпел, терпел, да и не вытерпел:

– Хватит мудрословий! – воскликнул он – объясните, в конце концов, что вы такого натворили?

– Я совершил ужасное! – воскликнул гигант – И вы этому свидетели! Все видели, как я в угаре полемики отрезал у морской звезды лучик!

– В жизни не слыхал ничего более дурацкого – признался философ, а зелёный рак, видимо желая утешить сумасшедшего учителя, заговорил с ним как с малым дитём:

– Да, учитель, не волнуйтесь так сильно. Мы видели ваш замечательный эксперимент и все его запомнили. Вы изобрели мощный наглядный пример для объяснения новых идей. Это делает вам честь и заслуживает всяческих похвал. Что же вы убиваетесь? Никакого вреда вы никому не причинили. Наверняка обе звезды живут теперь преспокойно каждая сама по себе.

– Вот именно, сама по себе! – передразнил зелёного старец – Я нарушил равновесие и теперь во вселенной вместо гармоничной уравновешенной сущности ползают два урода! Единому целому, отныне никогда им не быть. Большая часть звезды, поболеет недельку, отрастит новый лучик и выздоровеет. Лучик же тот, отрезанный ломоть, обречён маяться, сознавая собственную фрагментарность! Вы можете представить, каково быть лишь частью самого себя?