Который сделала Тахма.

Ну, а сейчас, читатель мой,

Пред нами путь лежит другой.

Чтобы всему найти исток,

Мы устремимся на восток,

На двадцать лет шагнем назад –

Перу и мысли нет преград.

Книга вторая

Сияньем солнца ослеплен

Дворец восточного царя.

Чудесный сад, диковин полный,

Фонтан из злата, серебра.

И от него ведут аллеи

К различным уголкам дворца,

Архитектурных форм затеи

И удивленью нет конца.

Кругом растительность бушует —

Лианы, пальмы и цветы;

И птичий хор в ветвях чарует

Прекрасной музыкой любви,

И эта музыка – гимн лета!

В нем летний дождь, и жаркий зной,

И вальс цветов, и море света

И пахнет медом и росой.

Златой беседки балюстрада.

Стремится вверх по ней лоза,

Свисают кисти винограда,

Янтарным отблеском горя.

Дорожки вымощены туфом,

По ним изящно, не спеша

Павлины ходят будто цугом,

Хвосты на солнце распуша.

Беседки вход закрыли стражи —

Не дрогнут мускулы лица;

На поясах их ятаганы, [2]

И торсы будто из свинца.

Они хранят покой царя.

В руках их цепи с серебра.

На них – по два, по три гепарда

Порвут любого без труда.

Пол устлан красными коврами,

Курится благовоний дым.

В шелках, расшитых жемчугами,

Востока царь и славный сын –

Подобно солнцу, лучезарный

Достопочтенный Фаритдин,

За справедливость почитаем,

Народом искренне любим.

Лицо открытое спокойно.

Разрез слегка раскосых глаз.

Видна в нем воля, сила война,

Огонь души и музы глас.

И не испортила в нем власть

Все то прекрасное, что было.

Богатство ленью не сломило,

И к жизни в нем кипела страсть.

Но только взор его печален,

Весь в думах, где-то далеко.

Что угнетало так его?

Казалось, все у Фаритдина:

Фонтан, и сад в кустах жасмина,

И дом, что полная корзина;

Наложниц сотни и бразды

Благоухающей страны.

В его неполных сорок пять

Чего еще ему желать?

Такого в сказке не сыскать.

К тому же Фаритдин женат,

Да на красавице Амхат.

В окладе золотом агат –

Сияла красотой она,

Как полноликая луна.

Их брак был истинно счастливым

И рдел пылающим углем.

Она была бы небом синим,

Он был бы солнечным лучом.

Она б ромашкой обратилась,

А он пролился бы дождем

И стал бы радужным мостом

В ее любимом цвете синем.

И так они пять лет прожили,

В любви не ведая преград.

Из них двоих был каждый рад

Рассвет пришедший иль закат

В любви пылающей встречать.

Но звезды повернули вспять

Или судьбой дано, – как знать?

Любви пожар стал угасать.

Причин всегда, что звезд на небе,

Но главная из них одна:

Тому Амхат виной была.

Как установят доктора –

К деторожденью не годна.

И сам себе уж царь не рад.

Как ни лелеял он Амхат,

В душе змея пустила яд.

Раз из набега царь вернулся,

Разбив соседнюю страну.

С победой в качестве трофея

Привез плененную княжну.

Она была, как лань – пуглива,

Чиста, изящна и красива,

Как в небе утреннем звезда,

И царь ей имя дал – Зухра. [3]

Глубоки черные глаза

И вдруг в них полоса огня.

И эта явь, как страшный сон:

Пред ней встает отцовский дом

И доброе лицо отца

Удары, крикам нет конца

И черных всадников дозор

Уж мчит ее во весь опор…

Затем – полон, и без конца

Похлебка да удар бича,

Да жадные глаза купца.

Невинна да еще княжна —

Вверх на нее цена пошла.

И на невольничьем базаре

Княжну не раз еще продали,

«Алмаз! Алмаз!» – купцы кричали.

Она досталась старику,

По крови принцу Алмуку,

С ним Фаритдин и вел войну.

Старик купил себе «Алмаз»,

Чтобы порадовать свой глаз:

Ведь старость скучна без прикрас.

Мечтал он втайне лет до ста

Смотреть на танец живота.

Но вот явился Фаритдин,

И, все мечты развеяв в дым,

Как смерч пронесся по стране –

Повсюду дым и все в огне

От взора цепких глаз его

Не ускользало ничего.

Забрать хотел он всю казну,

И вдруг наткнулся на княжну.

И как увидел, так застыл.

Царя, видать, удар хватил

И дара речи в нем лишил.

В глазах его, в их глубине

Луч солнца оду пел весне, –

Так показалось и княжне.

И выбор дан был Алмуку

Конечно, выбрал он казну.

Когда вернулся царь домой

С прекрасной девой молодой,

Амхат утратила покой:

Устроила такой скандал,

Какого царь не ожидал –

Такой жену он не видал.

Она то плачет, как дитя,

То ядом брызжет, как змея.

Но он не смертный, он ведь царь,

Наместник Бога, государь!

Он волен сам как поступать

И одному ему решать,

Кого любить, кого казнить,

Иначе и не может быть.

Он вежливо просил Амхат

Его любить и место знать.

Намедни как-то Фаритдин

По саду в думах брел один.

Цвел белым нежно апельсин

Восток алел и вместе с ним

Тумана таял белый дым.

Царю навстречу шел павлин,

В поклоне хвост свой распушил

И блеском перьев ослепил.

И где-то рядом средь ветвей

Струился голоса ручей –

То утихая, то живей

Но все печальней и грустней,

Печаль разлив округе всей.

И царь, поближе подойдя,

Дивился. То его княжна

Сидела, пела у пруда.

О чем поет в неволе птица? –

Как горько жить на свете ей,

Смотреть и видеть, как кружится

Веселой стаей круг друзей.

Ей хоть на миг бы в небо взмыться,

На йоту быть в среде своей.

В полете мысленно проститься

И камнем вниз и лишь быстрей.

И долго втайне он стоял –

Все слушал, думал и решал.

Он понял, что влюблен в Зухру,

И понял истину одну:

Любить – не значит только брать,

А бескорыстно отдавать.

Нарушив кашлем тишину,

Он вышел, напугав княжну.

Царь, извиненья принося,

Стоял, смотрел Зухре в глаза,

Сказав при этом, что княжна

Теперь свободна и вольна.

Притом он даст людей отряд –

Они ее сопроводят

В родные, милые места,

В объятья старого отца.

Еще просил он по приезду

Людей неспешно отправлять,

Но здесь уж только ей решать –