Лишь ветер помнит да луна,
Как в странствиях брела Тахма,
Забыв покой, не зная сна.
В те дни злосчастная судьба
Сурова очень к ней была:
Тахма не ведала, куда
Ее нелегкая несла.
Лишившись дома, очага,
Она в прискорбье полном шла.
В тумане выплыл косогор
Покрытых снегом черных гор.
Хоть были в кровь разбиты ноги,
Да и пугал лавины сход,
Она упрямо шла вперед.
Откуда было ждать подмоги?
Никто на помощь не придет.
На много саженей вперед
Холодный снег да голый лед,
И ветер смерти гимн поет.
Она в ущелие спустилась:
Здесь ветер так уж не гнетет.
Пред ней – пещеры темный свод.
Едва она зайти решилась,
Вдруг будто кто ее зовет,
На стон похожий звук идет.
Тахма хоть с устали валилась,
Но все же в поиски пустилась.
Вдруг видит, что среди камней
Огромный дэв [15] лежит пред ней,
Уйти готовясь в мир теней.
Попав под каменный обвал,
Лежа в крови средь острых скал,
Дэв лишь беспомощно стонал;
Над ним, кружась, орлы витали,
В его кончине пира ждали.
Узнав, как страшно быть в беде,
Тахма забыла о себе,
Про боль в ногах и голове.
И за больным она ходила:
Ни день, ни ночь не отходила,
И дэва все же излечила.
Так, в милосердии забот
Она кружилась целый год.
Был очень странен их союз:
Переплетеньем крепких уз
Связал в одно он этих двух
Для них понятный общий дух.
Смешно было смотреть, когда
Она ругала «малыша».
А он – пред мухою скала –
Смотрел глазами глупыша.
Так время не промчалось даром –
За этот год, что пролетел,
Тахма познала цену травам
И ненароком, между дел,
Прониклась к колдовским забавам,
К всему тому, чем дэв владел.
За срок короткий с мастерством
Все ж овладела колдовством.
Вот дэв поправился, и вскоре
Перед Тахмою две дороги:
Иль оставаться, иль идти.
Но что ждало ее в пути?
Найти ей смерть на склонах гор,
Или вступиться с нею в спор,
Да в неизведанный простор
На север от проклятых гор.
Дорогу указал ей див.
За самовольство пожурив,
Всем в путешествие снабдив,
Он рассказал ей про тот сказ,
Про жизнь царя все без прикрас,
Что чаши той огонь угас,
Она действительно разбита,
Но сила в ней еще сокрыта.
И на прощанье за услугу –
Да будет дар ей этот впрок –
От сердца чистого, как другу
Он преподнес ей черепок.
Подарок впрямь подобен чуду –
То чаши дивной был кусок.
Теперь средь темных сил она
Колдунья Кафа – Тахмина.
И вот пред ней лежит простор
Других земель, полей, озер.
Далекие вершины гор
Закрыл собой сосновый бор;
Дорог бесчисленных узор
Зовет свершить по ним дозор.
И даль притягивает взор
Величьем северных аврор.
(Дальнейшее не для Альберта –
Пусть в сладком сне он ждет рассвета).
Так в странствиях своих Тахма
До Нурланда земель дошла.
Уж вам известно, как она
Обставила свои дела.
Бедняжка, в чем ее вина? –
В семье купца она жила,
Затем ужасная война,
И в рабство продана она.
Попытка бегства, пытки, плен,
Надежды нет для перемен
Как смерть принять средь тошных стен?
Но труден шаг на этот мен,
И жизнь сладка с клубком проблем,
Когда завидишь смерти челн.
Вновь на побег она решилась,
И жизни милость к ней явилась.
Легенда принята была,
Как принята сама Тахма.
Заря край неба подожгла,
Бледнеет ясная луна,
И вместе с ней ночная мгла
Бежит, встревожена, от сна.
Восходит солнце и пора
Альберту ехать со двора.
И вот, покинув стены замка,
Альберт седлает жеребца.
Вид королевича, осанка
Достойны были удальца.
В нем и сноровка, и закалка,
И дух великого бойца.
Хоть много трудностей в пути,
Он был готов чрез них пройти.
Прощаясь со своей землей,
Взглянув на замок родовой,
Альберт доволен был собой.
В давно наскучивший покой
Врывался мир совсем иной,
Мир неизведанный, другой.
Пока ты полон сил, младой,
Бери его – он будет твой.
В таком прекрасном настроеньи
Альберт пришпорил Воронка,
А тот, гарцуя в нетерпении,
Как будто ждал того толчка.
И парк, и пруд, и все именье
Слились в одно издалека.
Остались в прошлом навсегда
И дом, и юности года.
Альберт в пути познал немало:
Он видел мир, каков он есть.
Добра в нем только не хватало:
Повсюду зависть, злоба, месть.
И семя зла произрастало,
Где надобно цветам бы цвесть.
Добро, как чистая лазурь,
Сокрыто в черных тучах бурь.
Но это все ему не в тягость:
Он сам взращен был с малых лет,
Что так устроен этот свет,
Кому-то жизнь должна быть в радость,
Кому мытарство в море бед.
Что ж справедливость? – Полный бред!
Для сильных мира – солнца свет,
Что до добра – им дела нет.
Но все же в нем звучали струны
Высоких чувств его души.
Игрой своей вторгаясь в думы,
Ломав устоев рубежи,
Что были холодом полны,
Как солнца южного лучи,
Они тепло внутри зажгли,
И льды цветами зацвели.
В пути тяжелом и опасном
Альберт лишен был всякой власти:
Кафтан, что с блеском был атласным,
Да принадлежность к высшей касте
Не защищали от напасти.
Он был судьбой поставлен в строй,
Где и король, и смерд простой
Для смерти равны меж собой.
Не зря сказал один мудрец:
«Чтобы голодного понять,
В той шкуре должно побывать».
Так венценосный наш храбрец
Познал все тяжбы наконец.
Альберт держался молодцом,
Он многих спас своим мечом,
Легенды поползли о том.
Он в черном был всегда плаще
И появлялся как извне
Верхом на черном скакуне.
Он вихрем дерзким налетал –
Обидчик в ужасе бежал,
Но черный призрак настигал.
Так люд, отчаявшись в беде,
Отраду в нем нашел себе.
Но в большей части это слухи;
Они растут, как снежный ком,
Где был вчера рассказ о мухе,
Сегодня слон на целый том.
Но главное, Альберт был в духе
И в ногу шел одну с добром,
Но вместе с тем хвалебный звон
Тщеславьем разрастался в нем.
Познав добро, познал он славу,
Пред нею трудно устоять.