Лишь ветер помнит да луна,

Как в странствиях брела Тахма,

Забыв покой, не зная сна.

В те дни злосчастная судьба

Сурова очень к ней была:

Тахма не ведала, куда

Ее нелегкая несла.

Лишившись дома, очага,

Она в прискорбье полном шла.

В тумане выплыл косогор

Покрытых снегом черных гор.

Хоть были в кровь разбиты ноги,

Да и пугал лавины сход,

Она упрямо шла вперед.

Откуда было ждать подмоги?

Никто на помощь не придет.

На много саженей вперед

Холодный снег да голый лед,

И ветер смерти гимн поет.

Она в ущелие спустилась:

Здесь ветер так уж не гнетет.

Пред ней – пещеры темный свод.

Едва она зайти решилась,

Вдруг будто кто ее зовет,

На стон похожий звук идет.

Тахма хоть с устали валилась,

Но все же в поиски пустилась.

Вдруг видит, что среди камней

Огромный дэв [15] лежит пред ней,

Уйти готовясь в мир теней.

Попав под каменный обвал,

Лежа в крови средь острых скал,

Дэв лишь беспомощно стонал;

Над ним, кружась, орлы витали,

В его кончине пира ждали.

Узнав, как страшно быть в беде,

Тахма забыла о себе,

Про боль в ногах и голове.

И за больным она ходила:

Ни день, ни ночь не отходила,

И дэва все же излечила.

Так, в милосердии забот

Она кружилась целый год.

Был очень странен их союз:

Переплетеньем крепких уз

Связал в одно он этих двух

Для них понятный общий дух.

Смешно было смотреть, когда

Она ругала «малыша».

А он – пред мухою скала –

Смотрел глазами глупыша.

Так время не промчалось даром –

За этот год, что пролетел,

Тахма познала цену травам

И ненароком, между дел,

Прониклась к колдовским забавам,

К всему тому, чем дэв владел.

За срок короткий с мастерством

Все ж овладела колдовством.

Вот дэв поправился, и вскоре

Перед Тахмою две дороги:

Иль оставаться, иль идти.

Но что ждало ее в пути?

Найти ей смерть на склонах гор,

Или вступиться с нею в спор,

Да в неизведанный простор

На север от проклятых гор.

Дорогу указал ей див.

За самовольство пожурив,

Всем в путешествие снабдив,

Он рассказал ей про тот сказ,

Про жизнь царя все без прикрас,

Что чаши той огонь угас,

Она действительно разбита,

Но сила в ней еще сокрыта.

И на прощанье за услугу –

Да будет дар ей этот впрок –

От сердца чистого, как другу

Он преподнес ей черепок.

Подарок впрямь подобен чуду –

То чаши дивной был кусок.

Теперь средь темных сил она

Колдунья Кафа – Тахмина.

И вот пред ней лежит простор

Других земель, полей, озер.

Далекие вершины гор

Закрыл собой сосновый бор;

Дорог бесчисленных узор

Зовет свершить по ним дозор.

И даль притягивает взор

Величьем северных аврор.

(Дальнейшее не для Альберта –

Пусть в сладком сне он ждет рассвета).

Так в странствиях своих Тахма

До Нурланда земель дошла.

Уж вам известно, как она

Обставила свои дела.

Бедняжка, в чем ее вина? –

В семье купца она жила,

Затем ужасная война,

И в рабство продана она.

Попытка бегства, пытки, плен,

Надежды нет для перемен

Как смерть принять средь тошных стен?

Но труден шаг на этот мен,

И жизнь сладка с клубком проблем,

Когда завидишь смерти челн.

Вновь на побег она решилась,

И жизни милость к ней явилась.

Легенда принята была,

Как принята сама Тахма.

Заря край неба подожгла,

Бледнеет ясная луна,

И вместе с ней ночная мгла

Бежит, встревожена, от сна.

Восходит солнце и пора

Альберту ехать со двора.

И вот, покинув стены замка,

Альберт седлает жеребца.

Вид королевича, осанка

Достойны были удальца.

В нем и сноровка, и закалка,

И дух великого бойца.

Хоть много трудностей в пути,

Он был готов чрез них пройти.

Прощаясь со своей землей,

Взглянув на замок родовой,

Альберт доволен был собой.

В давно наскучивший покой

Врывался мир совсем иной,

Мир неизведанный, другой.

Пока ты полон сил, младой,

Бери его – он будет твой.

В таком прекрасном настроеньи

Альберт пришпорил Воронка,

А тот, гарцуя в нетерпении,

Как будто ждал того толчка.

И парк, и пруд, и все именье

Слились в одно издалека.

Остались в прошлом навсегда

И дом, и юности года.

Альберт в пути познал немало:

Он видел мир, каков он есть.

Добра в нем только не хватало:

Повсюду зависть, злоба, месть.

И семя зла произрастало,

Где надобно цветам бы цвесть.

Добро, как чистая лазурь,

Сокрыто в черных тучах бурь.

Но это все ему не в тягость:

Он сам взращен был с малых лет,

Что так устроен этот свет,

Кому-то жизнь должна быть в радость,

Кому мытарство в море бед.

Что ж справедливость? – Полный бред!

Для сильных мира – солнца свет,

Что до добра – им дела нет.

Но все же в нем звучали струны

Высоких чувств его души.

Игрой своей вторгаясь в думы,

Ломав устоев рубежи,

Что были холодом полны,

Как солнца южного лучи,

Они тепло внутри зажгли,

И льды цветами зацвели.

В пути тяжелом и опасном

Альберт лишен был всякой власти:

Кафтан, что с блеском был атласным,

Да принадлежность к высшей касте

Не защищали от напасти.

Он был судьбой поставлен в строй,

Где и король, и смерд простой

Для смерти равны меж собой.

Не зря сказал один мудрец:

«Чтобы голодного понять,

В той шкуре должно побывать».

Так венценосный наш храбрец

Познал все тяжбы наконец.

Альберт держался молодцом,

Он многих спас своим мечом,

Легенды поползли о том.

Он в черном был всегда плаще

И появлялся как извне

Верхом на черном скакуне.

Он вихрем дерзким налетал –

Обидчик в ужасе бежал,

Но черный призрак настигал.

Так люд, отчаявшись в беде,

Отраду в нем нашел себе.

Но в большей части это слухи;

Они растут, как снежный ком,

Где был вчера рассказ о мухе,

Сегодня слон на целый том.

Но главное, Альберт был в духе

И в ногу шел одну с добром,

Но вместе с тем хвалебный звон

Тщеславьем разрастался в нем.

Познав добро, познал он славу,

Пред нею трудно устоять.