Огнем сапфиров-звезд цветет,
Иллюзию небес дает.
По ходу круговой стены
В базальте трещины видны.
Из них прозрачных вод струи
Ревут, сбегая с высоты,
Взбивая верхние слои
Разлитой озером воды.
И, пенясь, вьются буруны
И шлют брегам привет волны.
Стена напротив водопада –
От вод разлившихся преграда.
Она террасой вниз спадала,
Причала грань образовала.
К ней пришвартован был паром –
Огромный белый плот с шестом;
Златые поручни на нем,
Беседка с накидным шатром.
Корма его размеров скромных,
На человек пятнадцать конных,
Коней и седоков проворных,
Или на сто рабов плененных.
Кого возил он в водах темных?
Недолго думая о том,
Альберт ступил на борт с конем
И ловко стронул плот шестом.
Теченьем подхватило плот
И к центру озера несет.
Снующий там водоворот,
Как щепку в плен паром берет
И, закружив валами вод,
Бросает в сторону, где свод,
Спускаясь вниз, в пролом ведет,
И, мощь набрав, поток ревет.
И в злобе страшной кружит плот.
Пролома острые края
В себе опасности тая,
Грозят бедой, она грядет:
Корму на части разобьет,
Коль Альберт плот не развернет.
Реальности наперекор
Альберт сумел свершить маневр.
Риск позади, бежит вода
С блаженным шелестом волна
Ластится о края плота.
И светом тронутая тьма,
Как затонувшая звезда
Мерцает бликами со дна,
Стеклом воды отражена,
И в каждом всплеске – тишина.
Так, величаво и спокойно
Текла подземная река.
И плот скользил настолько ровно,
Что шест оставила рука.
И взгляд Альберта увлеченно
Скользил по сводам потолка,
Где с интервалами повторно
Встречались в знаках письмена.
Все знаки разные по сути,
Но среди них был тот один,
Который повторялся в группе,
Иль неизменно шел один.
Все мысли сопоставив в купе,
Головоломкой одержим,
Альберт нашел ответ один,
Что главный путь всегда един.
В угоду всем его сужденьям –
У русла главного отвод.
И знак другой, как в подтвержденье,
По ту же сторону идет.
Но Альберт прямо держит плот,
И вот ему, как в награжденье,
Знакомый знак рисует свод,
Зовет настойчиво вперед.
Альберт заметил перемены,
Они во всем были видны:
Пещеры, каменные стены
На сектора поделены –
Природы дикие арены
Все на корню изведены;
Участки все застолблены
И номера им всем даны.
Здесь нет красы той первозданной:
Повсюду штольни, рудники,
Обломки утвари специальной,
Для мойки золота лотки;
Отвал пустой породы скальной
Заполнил берега реки.
И жутко тихо в той глуши,
И ни одной живой души.
И было здесь над чем подумать.
Альберт присел на край плота
(Жизнь такова, что надо думать
А не идти стезей глупца).
Но свет чудесного кольца
Героя изменил с лица:
Сквозь толщу водного столба
Виднелись грудой черепа.
Плот все несло, и впереди
Все дно усыпано костьми.
О том, что здесь стряслось с людьми,
Секрет унес поток воды,
Теряясь в коридорах тьмы.
И с ним бесчисленные души
Метались на гребнях волны,
Ища проход к небесной суше.
Альберта от тяжелых дум
Отвлек воды внезапный шум.
И он направил луч туда,
Где издавала плеск вода.
И яркий свет засек пловца,
И страх в чертах его лица.
Но тот с лихвой вознагражден
Протянутым ему шестом.
Теперь Альберт смотрел на гостя
И отмечал как крепок он,
Что выше среднего был роста
И атлетически сложен.
Сейчас с ним говорить не просто:
Бедняга холодом сражен.
Укутав шерстяным ковром,
Принц напоил его вином,
После чего тот долго спал.
Когда же, наконец, проснулся,
В поклоне низком изогнулся
И на колени ниц упал.
Альберт тонул в реке похвал,
Пытался было отмахнуться,
Когда гость ноги целовал
И принца богом величал.
Альберт поднял с колен беднягу,
Пытаясь вкратце пояснить.
Как ни пытался, бедолагу
Не смог в обратном убедить,
С лицом, попавшим в передрягу,
Альберт решил учтивей быть.
От шока чтоб освободиться,
Он дал ему проговориться.
И гость на Альберта божился,
С опаской все на луч косился,
Который от кольца искрился.
И клясться всем он был готов,
Что свет исходит от богов —
Для смертных свет от факелов.
Он видел свет такого плана
На колеснице Ахримана. [21]
Он много рассказал такого,
Что для Альберта было ново;
Живя в стенах родного крова,
Не ждал от жизни он лихого,
Но у судьбы дорог так много,
И боги обошлись с ним строго:
Так в девятнадцать лет Халил
Из чаши жизни зло испил.
Халил подумывал жениться.
До свадьбы, где-то дней за пять,
В глазах сельчан чтоб не срамиться,
Пошел халат приобретать.
Устав на рынке приценяться,
Толпою алчущей объят,
Чтоб ближе к выходу пробраться,
Свернул на проходящий ряд,
Где окружен был лошадьми.
От глаз людских за ними спрятан.
Сидящими на них людьми
Насильно был в ковер закатан.
И взвились скакуны в пыли.
Разгоряченные плетьми,
Летели вдаль, на край земли,
Где пал закат в объятья тьмы.
Халил пришел в себя в горах,
В неведомых ему местах.
Играло солнце, все в цветах,
Роса блестела на лугах
И зелень пышная дубрав
Не для него, он был в цепях.
Они, на правду указав,
Вносили в душу боль и страх.
Здесь лагерь был для пересыльных,
Сюда свозили их, невинных,
Людей здоровых, крепких, сильных.
Бандиты их сортировали,
Бригадами на цепь сажали
И дэвам в рабство продавали.
Вот так Халил, влекомый роком,
И стал подземным рудокопом.
Попав на северный рудник,
Он совершенно духом сник,
Без солнца, словно цвет, поник.
Его лишили всяких прав,
Свободу, волю отобрав.
Кнутом был сломлен его нрав
И в голове стучало в нерв,
Что раб презренный он и червь.
Что жизнь раба в таких условьях?
От столь тяжелого труда
В сырых и каменных угодьях,
Где ядами смердит руда,
И при ужасных беззаконьях –
От силы год, а, может, два.
Халил, минуя страх тех бед,