Огнем сапфиров-звезд цветет,

Иллюзию небес дает.

По ходу круговой стены

В базальте трещины видны.

Из них прозрачных вод струи

Ревут, сбегая с высоты,

Взбивая верхние слои

Разлитой озером воды.

И, пенясь, вьются буруны

И шлют брегам привет волны.

Стена напротив водопада –

От вод разлившихся преграда.

Она террасой вниз спадала,

Причала грань образовала.

К ней пришвартован был паром –

Огромный белый плот с шестом;

Златые поручни на нем,

Беседка с накидным шатром.

Корма его размеров скромных,

На человек пятнадцать конных,

Коней и седоков проворных,

Или на сто рабов плененных.

Кого возил он в водах темных?

Недолго думая о том,

Альберт ступил на борт с конем

И ловко стронул плот шестом.

Теченьем подхватило плот

И к центру озера несет.

Снующий там водоворот,

Как щепку в плен паром берет

И, закружив валами вод,

Бросает в сторону, где свод,

Спускаясь вниз, в пролом ведет,

И, мощь набрав, поток ревет.

И в злобе страшной кружит плот.

Пролома острые края

В себе опасности тая,

Грозят бедой, она грядет:

Корму на части разобьет,

Коль Альберт плот не развернет.

Реальности наперекор

Альберт сумел свершить маневр.

Риск позади, бежит вода

С блаженным шелестом волна

Ластится о края плота.

И светом тронутая тьма,

Как затонувшая звезда

Мерцает бликами со дна,

Стеклом воды отражена,

И в каждом всплеске – тишина.

Так, величаво и спокойно

Текла подземная река.

И плот скользил настолько ровно,

Что шест оставила рука.

И взгляд Альберта увлеченно

Скользил по сводам потолка,

Где с интервалами повторно

Встречались в знаках письмена.

Все знаки разные по сути,

Но среди них был тот один,

Который повторялся в группе,

Иль неизменно шел один.

Все мысли сопоставив в купе,

Головоломкой одержим,

Альберт нашел ответ один,

Что главный путь всегда един.

В угоду всем его сужденьям –

У русла главного отвод.

И знак другой, как в подтвержденье,

По ту же сторону идет.

Но Альберт прямо держит плот,

И вот ему, как в награжденье,

Знакомый знак рисует свод,

Зовет настойчиво вперед.

Альберт заметил перемены,

Они во всем были видны:

Пещеры, каменные стены

На сектора поделены –

Природы дикие арены

Все на корню изведены;

Участки все застолблены

И номера им всем даны.

Здесь нет красы той первозданной:

Повсюду штольни, рудники,

Обломки утвари специальной,

Для мойки золота лотки;

Отвал пустой породы скальной

Заполнил берега реки.

И жутко тихо в той глуши,

И ни одной живой души.

И было здесь над чем подумать.

Альберт присел на край плота

(Жизнь такова, что надо думать

А не идти стезей глупца).

Но свет чудесного кольца

Героя изменил с лица:

Сквозь толщу водного столба

Виднелись грудой черепа.

Плот все несло, и впереди

Все дно усыпано костьми.

О том, что здесь стряслось с людьми,

Секрет унес поток воды,

Теряясь в коридорах тьмы.

И с ним бесчисленные души

Метались на гребнях волны,

Ища проход к небесной суше.

Альберта от тяжелых дум

Отвлек воды внезапный шум.

И он направил луч туда,

Где издавала плеск вода.

И яркий свет засек пловца,

И страх в чертах его лица.

Но тот с лихвой вознагражден

Протянутым ему шестом.

Теперь Альберт смотрел на гостя

И отмечал как крепок он,

Что выше среднего был роста

И атлетически сложен.

Сейчас с ним говорить не просто:

Бедняга холодом сражен.

Укутав шерстяным ковром,

Принц напоил его вином,

После чего тот долго спал.

Когда же, наконец, проснулся,

В поклоне низком изогнулся

И на колени ниц упал.

Альберт тонул в реке похвал,

Пытался было отмахнуться,

Когда гость ноги целовал

И принца богом величал.

Альберт поднял с колен беднягу,

Пытаясь вкратце пояснить.

Как ни пытался, бедолагу

Не смог в обратном убедить,

С лицом, попавшим в передрягу,

Альберт решил учтивей быть.

От шока чтоб освободиться,

Он дал ему проговориться.

И гость на Альберта божился,

С опаской все на луч косился,

Который от кольца искрился.

И клясться всем он был готов,

Что свет исходит от богов —

Для смертных свет от факелов.

Он видел свет такого плана

На колеснице Ахримана. [21]

Он много рассказал такого,

Что для Альберта было ново;

Живя в стенах родного крова,

Не ждал от жизни он лихого,

Но у судьбы дорог так много,

И боги обошлись с ним строго:

Так в девятнадцать лет Халил

Из чаши жизни зло испил.

Халил подумывал жениться.

До свадьбы, где-то дней за пять,

В глазах сельчан чтоб не срамиться,

Пошел халат приобретать.

Устав на рынке приценяться,

Толпою алчущей объят,

Чтоб ближе к выходу пробраться,

Свернул на проходящий ряд,

Где окружен был лошадьми.

От глаз людских за ними спрятан.

Сидящими на них людьми

Насильно был в ковер закатан.

И взвились скакуны в пыли.

Разгоряченные плетьми,

Летели вдаль, на край земли,

Где пал закат в объятья тьмы.

Халил пришел в себя в горах,

В неведомых ему местах.

Играло солнце, все в цветах,

Роса блестела на лугах

И зелень пышная дубрав

Не для него, он был в цепях.

Они, на правду указав,

Вносили в душу боль и страх.

Здесь лагерь был для пересыльных,

Сюда свозили их, невинных,

Людей здоровых, крепких, сильных.

Бандиты их сортировали,

Бригадами на цепь сажали

И дэвам в рабство продавали.

Вот так Халил, влекомый роком,

И стал подземным рудокопом.

Попав на северный рудник,

Он совершенно духом сник,

Без солнца, словно цвет, поник.

Его лишили всяких прав,

Свободу, волю отобрав.

Кнутом был сломлен его нрав

И в голове стучало в нерв,

Что раб презренный он и червь.

Что жизнь раба в таких условьях?

От столь тяжелого труда

В сырых и каменных угодьях,

Где ядами смердит руда,

И при ужасных беззаконьях –

От силы год, а, может, два.

Халил, минуя страх тех бед,