В его голосе было столько радостного удивления, что Анфисарассмеялась про себя.

- Скучал, мерзавец? – подумала она, - не будешь больше мне впузико ножом тыкать?

К Заваркиной вернулось ее привычное мировосприятие,смешанное со страхом остаться навсегда заточенной в этом теле: оно по-прежнемуее не слушалось. Ее затопил адреналин, и следующее, что она услышала – этоучащающийся писк кардиомонитора.

- Мам? – позвал Анфису ее сын. Он наклонился к ней, и онапочувствовала его свежее дыхание и тепло, исходящее от его разгоряченноголичика.

- Я здесь, мой сладкий, - проворковала мысленно Анфиса, - ясейчас очнусь…

- А где Алиска? – поинтересовался вдруг Вася-старший.

Алиса Заваркина вернулась в квартиру на Dronningensgate 15. Она помнила, что там был лэптоп, у которого еще был usb-порт, и где-тотам же, в коробках, валялись нужные кабели.

Она снова чувствовала себя здоровой, хоть и смертельноуставшей. Борясь с желанием сорвать целлофан, который предохранял матрас накровати от пыли, и упасть вздремнуть, даже не расстилая постель, Алиса досталакомпьютер, нашла usb-кабель, подходящий к таинственному жесткому диску ирешительно воткнула его в гнездо.

Алиса открыла папку диска и увидела видеофайлы. Многовидеофайлов, отсортированных по папкам с датами. Приблизительно один терабайтотносительно легких видеозаписей. Наугад ткнув в одну из них, Алиса увиделацеремонию принятия новичков в движение «Новый век».

В ее руках был компромат на несколько тысяч жителей городаБ.

В этот момент Алиса почувствовала, что она не одна. Оназакрыла глаза.

«Привет, Заваркина».

- Привет, Заваркина, - подумала Анфиса.

«Ты умерла?».

- Похоже, что я еще жива, - сделала вывод Анфиса.

Большой Вася, в которого показатели жизнедеятельности женывселили безумную надежду, побежал за врачом. Маленький Вася схватил Анфису заруку, прижал ее к своей груди, наклонился к уху матери.

- Мам, очнись, прошу тебя, очнись, - шептал он, и его слезыстекали со щек прямо Анфисе в ухо. Было мокро и щекотно.

Она сделала усилие, подняла руку и погладила сына повихрастому затылку. Рука тут же обессилено упала на живот, словно выполнив своюдневную рабочую норму. Кожа больше не была желтой.

- Мама! – закричал Вася.

Анфиса открыла глаза.

Склеры тоже больше не были желтыми. Напротив, белки былибелыми-белыми, отчего радужка казалась зеленой, как молодая лягушка. Щекипокрылись слабым розоватым румянцем, а губы, еще полчаса назад растрескавшиеся,словно земля в Аризоне, были здоровыми, наполненными цветом и готовымирастянуться в улыбке.

- Молчи, - строго велел маленький Вася и попыталсянахмуриться для «сурьезу», - тебе нельзя говорить, у тебя в горле трубка двагода торчала.

Анфиса с улыбкой кивнула.

Старший Заваркин стоял в дверях палаты и по его небритым,изможденным почти двухлетним испытанием щекам, струились слезы. Рядом с нимстоял доктор, отключавший аппарат. Он был настолько поражен случившимся с егопациенткой, что забыл закрыть рот. За их спинами, казалось, маячила всябольница, собравшаяся поглазеть на чудо. Но Анфиса смотрела только на сына.

«Ты простишь его?».

- А у меня есть выбор? – усмехнулась Анфиса про себя, - еслине прошу, то он меня подушкой прям тут и додушит.

«О, Один, опять этот сарказм! А если серьезно?».

- Если серьезно, то смотри, - велела Анфиса и в голове уАлисы завертелись разноцветные картинки из воспоминаний.

Пятилетний важный Вася-старший дарит маленькой испуганнойАсе печенье.

Следующий кадр, и вот они смеющиеся школьники, укрывшиеся начердаке школы Святого Иосаафа, чтобы покурить. Их первый поцелуй: Анфиса нежнопроводит языком по верхней Васиной губе. Картинка сменилась: желтый свет фонаряпадает на смятую постель и два переплетенных обнаженных тела – ночь, когда онизачали сына. Хлоп! Подвал дома в Блэкхите: Ася гладит Васю по бритой голове. Онодурманен эликсиром 26.

- Если бы ты смогла сама уйти, - жарко шепчет он, и по егощекам текут слезы, - если бы ты нашла силы оставить меня, под любым предлогом,в который бы я поверил… У меня больше нет сил делать тебе больно…

«Ты ушла от него, потому что он сам попросил?!».

- Он не помнит об этом, - усмехнулась Анфиса про себя иподмигнула своему растерянному и счастливому мужу, который все еще не верил вто, что это происходит на самом деле.

- Мама! – тихо сказал маленький Вася, сияя победной улыбкой,- мне удалось! У меня все получилось! Нам всем удалось!

«Нам всем удалось».

- В основном тебе удалось, наконец, поверить в то, что вседавно поняли, - усмехнулась про себя Анфиса Заваркина, - только скажи, почемумою грудь словно придавило машиной для производства сладкой ваты? Отчего мнетак тяжело, больно и радостно одновременно?

«Побочный эффект колдовства. Знакомься, это чувства. Теперьты можешь чувствовать».

Хюльдра. Все еще2019 год. Эпилог.

 Она наверняка знает, что он здесь. Весь центр Осло заклеенафишами, сообщающими о гастролях театра «Арагоста» и его уникальном огненномшоу «Валлийский огонь».

Лаврович специально выбрал в свои ассистенткидевчонку-блондинку, которая была похожа на Алису, как две капли воды, и самсверстал макет афиши.

Он послал ей e-mail на старый адрес: туда все еще доходилиписьма. Он сообщил ей, что остановится в отеле «Анкер» и будет ее ждать. Онписал, что им нужно поговорить и что, возможно, ее обрадуют кое-какиепроизошедшие с ним изменения.

Лаврович не хотел показаться навязчивым или хвастливым, но вто же время не мог допустить, чтобы текст выглядел сухим или был наполненфальшью. Скорее всего, она и так уже знает, что он теперь – Валлиец, что онбольше не зануда и не деспот, каким она его знала.

В ожидании ответа Лаврович нетерпеливо постукивал поколенке. Интересно, какая она сейчас? Может, постарела? Поправилась? Непостигнет ли его горькое разочарование, когда на пороге вместо легкой и милойдевчушки вдруг окажется расползшаяся бабища?

И каков он, ее муж? Счастлива ли она с ним?

В почту Лавровича упало уведомление, что письмо прочитано.Ответа он так и не дождался.

На следующий день, едва заселившись в свою комнату в отеле,он стал ждать. Он специально приехал на день раньше всех остальных, чтобы у нихбыло время.

Когда на Осло опустились сумерки, за которыми пришлавечерняя пряная темнота, Лавровича кольнуло беспокойство. Вдруг она не придет?Он не стал включать свет, подошел к окну и уставился на море огней, которымиподмигивала ему столица.

Внезапно жалюзи на окне рядом с ним пошевелились, хотявоздух в комнате оставался недвижим. Лаврович прислушался: щелкнул двернойзамок или ему показалось?

Показалось. Он снова повернулся к окну, но вдругпочувствовал движение у себя за спиной: как будто кто-то легкий и невесомыйпроскользнул от кровати к креслу. Пахнуло ванилью.

Лаврович, чье сердце заколотилось с бешеной скоростью,обернулся. Перед ним, освещаемая тусклым светом фонарей, стояла ослепительнокрасивая женщина.

Лаврович не мог двинуться с места, словно парализованный.Ему только и оставалось, что разглядывать явившееся ему чудо.

Женщина была высокого роста. На ней были черные джинсы,черная кожаная куртка с заклепками и черная свободная майка, которая, впрочем,не смогла укрыть собой аппетитную грудь. На ее ногах красовались заношенныекеды, а на кисть левой руки, которую выхватывал из темноты уличный фонарь, быланадета черная перчатка из тонкой кожи. Вторая рука терялась в тени, нопочему-то показалось Лавровичу намного длиннее, чем она должна быть.

Весь облик своей ночной гостьи он оценил за секунды и сновавгляделся в ее ничего не выражающее лицо. Оно было красивым, но совершенно незапоминающимся: выхватишь такое из потока прохожих, задохнешься от восхищения,но как только его обладательница пройдет мимо, тут же забываешь.

Лаврович тоже его не запомнил бы, если бы оно не приходило кнему в кошмарных снах, не издевалось над ним, выкрикивая «Имя тебе легион, моймилый!».