- Я пока не свыклась с мыслью, что я теперь – настоящийписатель, - поведала Алиса, - поэтому воображаю, что роман за меня пишет кто-тодругой. Кто-то, живущий в моей голове. Кое-кто, кого я встречала раньше, в моейголове преобразился и заговорил о несвойственных ему вещах…

Сзади посигналил нагнавший их одинокий полуночныйвелосипедист: Анфиса шла по его дорожке и мешала проехать. Она отпрыгнула ирассмеялась. Велосипедист, не оборачиваясь, легко и приветливо махнул им рукой.

Они доплелись до Dronningens gate 15, и настал моментистины: Анфиса могла подняться наверх вместе с Алисой или уйти ночевать в свойотель за углом.

- Моя жизнь в моей голове идет в формате ток-шоу, - вдругпризналась Анфиса. Замедлив шаг, она взглянула вверх, на окна последнего этажа,и принялась вслепую рыться в сумке в поисках сигарет. – Сейчас у меня в головеругань, вроде той, что была в «Окнах» или самых скандальных выпусках «Моейсемьи», в которых мать не давала своему ребенку общаться с отцом, то ли отревности, то ли из зависти.

- Забавно, - улыбнулась Алиса, - еще я воспоминания ввоображаемых домах запираю. Самые неприятные попадают в заброшенный особняк навершине холма.

- Я знаю, - Анфиса улыбнулась и порывисто обняла сестру, -ты мне о нем в детстве рассказывала. Когда тебе было одиннадцать, там целаятолпа жила. Почти все твои одноклассники, почтальон и противнаястаруха-соседка, которой не нравились кошки, которых ты прикармливала у двери.

- Там сейчас почти пусто, - задумчиво проговорила Алиса.

- Посели там этого говнюка, - посоветовала Анфиса.

- Ася!

- Я молчу, - Заваркина-старшая подняла руки, словносдаваясь, - я не только не нарежу его на тонкие кусочки, но и слова больше онем не скажу…

Проворчав что-то еще, она завернула за угол и удалиласьдальше по Dronningens gate, не оборачиваясь и так и не найдя сигарет.

На Лавровича, что той ночью сидел за кухонным столом имрачно курил, за две тысячи километров от решающих его судьбу сестерЗаваркиных, напало беспокойство.

- Я должен снова лететь в Осло. И все объяснить, - произнесон вдруг.

Марина, которая уже почти заснула, напряглась.

- Ты не можешь никуда лететь, – прошептала она холодно.

Заваркина четко дала ей понять: если насильник ее сестрыприблизится к норвежской границе, то их сделке – конец. Она потеряет опеку надребенком, который на время развода был спрятан у ее матери, и работу в школеСвятого Иосаафа, на которую она заступила полторы недели назад. Марина не былав восторге от своей новой должности:  она была даже не шагом назад, а падениембездну, а зарплаты учителя, даже в привилегированной и обласканной спонсорамишколе, хватало только на бутерброд и колготки. Но Марине казалось, что эта работа– ее временная опора, каменная площадка, посреди которой она, сидя в позелотоса с закрытыми глазами, пережидает бурю, позволяя беспощадному ветрутрепать и раскачивать себя. Когда стихия отступит, она оттолкнется от своейопоры, чтобы снова взлететь ввысь.

На Лавровича надеяться не было смысла. Он был в раздрае.

Марина сначала помогала ему, как могла, потратив несколькомесяцев только на терпеливое выслушивание его пламенных речей. Их основнымлейтмотивом была недопустимость побега от проблем, из которой вытекаланедопустимость легкомысленного отношения к жизни. Имя Алисы ни разу несорвалось с его уст, но она будто выглядывала из-за каждого слова, издевалась икорчила рожи. Лаврович обсасывал ее поступки, рассуждал, вышагивая по комнате иотчаянно жестикулируя.

Марина терпела, иногда поддакивая, и убивала на этибесполезные разговоры вечер за вечером. Она была ласкова, мягка и всегдадоступна, не уходя дальше расстояния вытянутой руки. Переехав в его холоднуюстудию, она развлекала его: варила кофе, играла с ним в консольные игры,готовила киш с лососем. Но Лаврович будто не замечал ее стараний, и в Марининуголову закралось подозрение: не повторяет ли она Алисин путь, усиленно работаяеще на трех «работах»: в гостиной, на кухне и в спальне?

Впрочем, в спальне ей напрягаться не пришлось: их отношениябыли далеки от отношений нежных любовников. Секс случился лишь однажды:Лаврович был вежлив и отстранен, но основательно подошел к поцелуям, касался еелегко, нежно, но безучастно. Акт был профессионально исполнен с обеих сторон,но не принес никому из них удовольствия. Марину не покидало чувство, что онпросто стремился закрепить и обозначить ее положение рядом с собой, а оназачем-то сделала ему одолжение.

Упомянутый Анфисой Заваркиной обратный триггер Марина ненаходила. Она начала сомневаться в том, существует ли он вообще. Алисазаполняла собой все его сознание, и избавить его от этой одержимости не былоникакой возможности.

- Почему я не могу лететь в Осло? – кричал он.

Последнее время, не находя ответов на свои вопросы, онсрывался на Марине. Пелена мягкости и ласки, которой она прикрывалась от егобезумия до сих пор, от агрессивных нападок быстро истончилась и сталабесполезной. Марина чувствовала, что еще чуть-чуть, и Лаврович примется ломать ее:разрушать, подавлять, подчинять, уничтожать ее личность – словом, делать всето, что собирался сделать с маленькой Заваркиной, женившись на ней. Маринестало страшно.

- Как же она терпела его все это время? – тихо удивиласьМарина, увернувшись от запущенной в ее голову чашки.

Но она не Алиса. Она будет защищаться.

Сперва она решила прибегнуть к проверенным методамподчинения – медикаментозным. Но Ибатуллин находился под следствием, еголаборатория была опечатана, его экспериментальные препараты были изъяты ипроходили экспертизу. Тогда Марина, перелопатив кучу психологическойлитературы, записалась на прием к психотерапевту, чтобы выпросив у тогоантидепрессанты. Ее затея провалилась: врач принял ее за наркоманку и вежливо,но настойчиво попросил покинуть его кабинет.

- Видимо, я слишком нормальная, - решила Марина.

Исчерпав свою фантазию и не найдя ничего лучше, она смениласвою приторную нежность на жестокость, схожую с той, с которой она управляласьс движением «Новый век» и сотнями своих подопечных. В конце концов, наЛавровича у нее были почти такой же рычаг давления – видео.

- Ты изнасиловал ее, - сказала она однажды вечером, когдаЛаврович снова завел свою шарманку о «недопустимостях», - ты сделал с нейужасную вещь, и она тебя никогда не простит.

Лаврович бросил на нее больной взгляд и остаток вечерапровел, закрывшись в ванной. Марина смогла сделать маникюр, выпить чаю ипосмотреть телевизор.

- Она выходит замуж.

- Она тебя больше не любит.

- Ты давно видео пересматривал?

Этими обидными репликами – по одной за вечер – Маринаосвободила себе почти целый месяц. Но Лаврович адаптировался к этому стрессу:его речи, пестревшие обвинениями, окрасились жалобными интонациями и репликамио возможном скором прощении.  Марина поменяла тактику. Она помнила об одномнеобычайном свойстве Алисы Заваркиной: со временем она забыла нанесенные ейобиды, словно обнуляла счетчик, каждый раз начиная отношения с человекомзаново.

- Ты ей не нужен.

- Ты скучен.

- Ты зануда.

Все повторялось: Лаврович уходил в ванную, Маринанаслаждалась покоем. Она понимала, что планомерно доводит его до нервногосрыва, но в ее положении не приходилось особенно привередничать. Сделка еетяготила, и она готова была пожертвовать его психическим здоровьем ради своейсвободы.

- Возможно, удастся запереть тебя в психушку, - сказала оназакрытой двери в ванную, нарезая себе бутерброд.

В ноябре к стараниям Марины добавились усилия высших сил, вданном случае, сил, управляющих городом Б. Она понимала, что несмотря напросьбы ее сестры, Анфиса Заваркина не оставит насильника безнаказанным, инанесет ему ущерб если не прямо, то исподтишка.

Сперва были мелочи, вроде пожарной инспекции, заявившейся вофис. Потом Лавровичем заинтересовалась налоговая, и пока он улаживал связанныес ней вопросы, кто-то взломал его сайт, наполнив раздел «Портфолио» скриншотамипорносайтов. Видимо, над его «уничтожением» работала целая командамедиамаркетологов, потому что в течение следующих трех дней ссылки наподдельное портфолио расползлись по тематическим ресурсам, и до конца недели,каждая собака в городе Б знала фамилию Лавровича в неприятном контексте.Репутация была подмочена.