Изменить стиль страницы

Несмотря на доброту, нежность и легкость, что окружают ихсущество плотным маревом, хюльдры  – сосредоточение порока и тьмы.

Девы этого племени искусны в любви. Они затуманиваетмужчинам разум,  околдовывают, очаровывают, заманивают, танцуют свои смелыетанцы и поют свои пронзительные песни. Увидев хюльдру, путники сбиваются сдороги, пастухи теряют свои стада, верные мужья оставляют своих жен радипрекрасной пастушки с коровьим хвостом, что живет высоко в северных горах.

Легенда гласит, что настоящая хюльдра рождается раз втысячелетие, живет долго и уединенно и покидает своих сестер, только влюбившисьв человека. Связав себя узами брака, она добровольно возвращает свою силу,взятую взаймы у природы, и воспользоваться ей вновь может, только покинувсвоего возлюбленного навсегда.

- А как они выглядят? – поинтересовался Мальчишкатоненьким голоском.

Черноглазый хищно улыбнулся и приложил палец к губам.

- Хюльдра – дитя леса, - продолжил он, отхлебнув виски изакурив следующую сигарету, - ее волосы светлы, словно паутина, сотканнаяавгустовским пауком. Ее глаза не темны и не светлы, но зелены, словноперепрелый мох. Ее кожа бела и нетронута солнцем, будто она все детство провелав чаще леса. Ее движения легки, а от улыбки захватывает дух.

Черноглазый на секунду зажмурился, будто внутри негопровернули раскаленный прут. Открыв глаза, он опрокинул в себя остатки пойла,и, подавшись вперед, спрятал лицо в ладонях.

Сгорающий от нетерпения, Мальчишка взглянул на СтаруюАктрису вопросительно: ему не терпелось понять, что же такого особенного в этиххюльдрах.  Та почти незаметно, покачала головой. Мальчишка понял, что торопитьрассказчика не стоит.

Тем более, что торопиться им было совершенно некуда. Уних была сотня вечеров до и сотня вечеров после.

***

Алиса вздрогнула и открыла глаза: стюардесса трясла ее заплечо и по-английски просила выключить лэптоп.

Она задремала над текстом для своей еженедельной колонки вженском журнале, который получился глупым до невозможности: Алиса сравниластиль жизни потенциальной читательницы с чашками и пыталась подвести ту квыводу, что вкушать утренний кофий нужно не из щербатой лоханки из плохообожженной глины, а из тонкого фарфора своей прабабки или хотя бы изтолстостенной кружки с памятной надписью «Гарвард Ло Скул Выпуск 2005 года». Еевзгляд упал на последнюю строчку: «Все ныне существующее может бытьпредставлено в виде блюдца».

- Чушь несусветная, - пробормотала Алиса и решительно стерлавсе написанное.

- Выключите, пожалуйста, компьютер, - снова, уже по-русски,попросила терпеливая стюардесса, - мы заходим на посадку.

- Да, конечно, простите, - сказала Алиса и, улыбнувшись,захлопнула крышку.

Она заправила за ухо выбившуюся из косы светлую прядь ивзглянула в иллюминатор. Самолет – Аэробус А320, совершающий рейс «ГородБ-Осло» – вынырнул из свинцовых облаков, и теперь пассажиры могли видеть землю,разделенную на аккуратные участочки, то тут, то там утыканную свертками соскошенной травой. Аэробус пошел на снижение.

«Наш самолетпроизвел посадку в аэропорту Гардермуэн. Температура за бортом 16 градусов вышенуля. Просьба оставаться на местах до полной остановки двигателей. Наш полетокончен. Желаем вам всего доброго», - произнес капитан.

Этим летом Россия горела. Из-за аномальной жары в сорок пятьградусов вокруг столицы вспыхнули торфяники, и страну, вместе с ее аэропортамии прочими важными объектами, окутал плотный смог. Но Алиса твердо верила, чтоее самолет сможет продраться сквозь этот удушающий туман и добраться до «землиобетованной», коей этим летом стала Норвегия: здесь шли дожди и воздух был чисти свеж.

Кроме жажды кислорода, Алиса должна была сделать еще однодело: помирить свое благородное семейство. Ее старший брат, Василий Заваркин,смалодушничал и оставил любимую женщину, которая родила ему ребенка, мастерскиукрывшись в норвежских лесах.

Алиса знала все обстоятельства его драмы и изо всех силстаралась не осуждать. Временами ей это удавалось, и даже приходилауверенность, что, будь Алиса на его месте, она поступила бы точно также.

Но иногда она его просто ненавидела. До красной пелены вглазах.

Это гадкое чувство чаще всего настигало ее в часы,проводимые с племянником. Крохотный белобрысый паренек, смышленый не по годам,будил в ней такую нежность, что она невольно недоумевала: как можно былооставить такую милую кроху?

И каждый раз Алиса осекалась, вспоминая, что ее брат никогдане видел сына даже на фотографии. Она успокаивалась и принималась делать то,что по ее мнению, должно будет исправить эту досадную оплошность.

Алиса фотографировала подрастающего Васю-младшего иметодично и аккуратно подклеивала снимки в альбом, снабжая их памятныминадписями. Вот мальчик делает первые шаги: на его мордашке восторг от того, чтоон впервые сам шлепает своими маленькими ступнями по земле. Он не видит, чтосзади него стоит его мать, готовая подхватить его, как только понадобится.  Еестройные ноги в джинсах тоже попали в кадр и смотрелись очень соблазнительно.

Алиса сбилась с ног, пытаясь подыскать для Васи симпатичныйальбом: достаточно милый, чтобы сойти за детский, и достаточно дерзкий, чтобысообщить подросшему Васе, что «Заваркины – это звучит мощно!». В конце концов,она остановила свой выбор на очень мальчишеском варианте – альбоме, переплеткоторого украшал нарисованный мотоцикл: мощный, черный, с лакированными боками.Скорее всего, такую книжицу оценит и Вася-старший, гоняющий на похожем.

Алиса так рьяно взялась за сооружение альбома, пополняя егофотографиями каждую неделю, что через пять лет Васиной жизни он распух вогромный растрепанный талмуд и еле поместился в чемодан, собранный дляпутешествия по Норвегии.

Пограничник неожиданно тепло улыбнулся Алисе и поставилштамп о пересечении границы.

- Добро пожаловать в  Норвегию, - сказал он по-английски.

- Спасибо, - отозвалась Алиса и направилась к стекляннымдверям, которые уже пропустили на норвежскую землю счастливцев с европейскимипаспортами.

- Нас как скотину держат, - ругнулся кто-то сзади по-русски.Алиса с любопытством оглянулась и увидела своего соседа по самолетному креслу.Скривив лицо в оскорбленной гримасе, он едва сдерживался, чтобы не сплюнуть начистый сверкающий пол Гардермуэна. Рядом с ним стоял высокий симпатичный пареньс непослушными каштановыми волосами. Он откинул с лица длинную челку и сиронией взглянул на блюстителя национальной гордости, а потом на Алису, скорчивсмешную рожицу. Алиса усмехнулась краешком рта и выпорхнула на норвежскуюземлю.

Ожидая свой чемодан на багажной ленте, Алиса решила подбитьпромежуточные итоги. Ну что ж… Раз: самолет не только сумел вылететь из смога,но и мягко приземлился в Осло. Два: ее распухший багаж не потерялся и не раскрылся– Алиса увидела, как он благополучно шлепнулся на ленту. Три: метеослужба необманула, и в Осло ее встретил чудесный и освежающий дождь и прохладный,кристально-чистый воздух, который она смогла оценить в полной мере, выйдя изздания аэропорта и сделав глубокий вдох.

Увернувшись от такси по 4 евро за километр, Алиса побежала каэроэкпрессу.

Купив билет в автомате с помощью любезной служащейаэропорта, и подождав минуты три, она с удовольствием заняла удобное кресло уокна и тут же прилипла к стеклу. Разглядывая пейзаж, она раздумывала надудивительной ситуацией: никто из мужчин, садящихся в поезд, не попытался помочьей с чемоданом, который в аэроэкспрессах принято укладывать на стойку у входа.В городе Б полвагона с энтузиазмом выдирали ее чемодан друг у друга, не забываяпосылать Алисе угодливые улыбки, и она только и успевала раздавать «спасибо» ипоклоны. В Осло никто и внимания не обратил, как она, краснея и пыхтя,заталкивала поклажу на вторую полку сверху: видимо, женская самостоятельность вНорвегии приветствовалась, поощрялась и не считалась проявлением оголтелогофеминизма. Алису это огорчило: ей не нравилось самой таскать чемоданы.