Каэлиан вытаскивает палец из меня, и мне хочется ахнуть от боли потери. Но мгновение спустя я чувствую тепло его твёрдого члена, касающегося моей задницы.

Чувствую себя нуждающейся и распутной и снова толкаюсь в него, отчаянно нуждаясь в любой ласке. Я так сильно этого хочу. Мне это нужно. Мне нужен он.

В то время как остальная часть меня чувствует себя потерянной и одинокой, Каэлиан кажется единственным, кто даёт то, что мне нужно в данный момент.

Он заполняет мою пустоту.

Каэлиан кладёт руку мне на бедро и крепко удерживает, когда входит в меня. Я чувствую жжение, такое сильное, что у меня слезятся глаза, а между ног вспыхивает жгучий огонь. Он наклоняет голову и впивается зубами между моей шеей и плечом, сосредотачивая боль на шее, а не там, где его член разрывает меня на две части.

— Ты же не собираешься лишать жизни другого человека, пока я не научу тебя, как это делать правильно, верно? — Каэлиан погружается до упора, пока нас больше ничто не разделяет. Его бедра прижимаются к моей спине, а его тепло — к моему холоду.

Я молчу, судорожно выдыхая, когда он выходит и погружается обратно.

— Верно? — цедит он сквозь зубы.

— Верно, — стону я, наклоняя голову вперёд и прижимаясь лбом к прохладному боку его машины. Каэлиан сжимает пальцы на моей шее и возвращает меня в вертикальное положение.

Он наклоняет мою шею в сторону, пока мои губы не соприкасаются с его губами.

— Я спасу тебя от всех, но не смогу спасти тебя от самой себя.

Я чувствую себя такой потерянной и такой обретённой.

— Я сумасшедшая, — шепчу ему в губы.

— Мы все иногда бываем немного необузданными.

Я смотрю ему в глаза, желая, чтобы Каэлиан исправил всё, что во мне не так. Сделал меня нормальной, чтобы я не чувствовала себя сломленной изнутри.

— Мне кажется, что я никого не достойна. Ни тебя. Ни своей кузины. Ни себя. Даже мой отец не остался со мной.

Каэлиан выходит и толкается обратно с такой силой, что я ударяюсь бёдрами о машину. Он рычит, наклоняется вперёд и впивается в мои губы. Боль смешивается с удовольствием. Я целую его в ответ, прерывисто дыша, пока наши вдохи не сливаются в одно целое.

— Только ты можешь пробраться сквозь хаос. Я не понимаю твоих эмоций, но буду крепко держать тебя, когда ты будешь погружаться в эти воды. И вытащу тебя на поверхность, когда ты будешь тонуть в этом безумии. Я вдохну воздух в твои лёгкие, когда ты будешь задыхаться от всепоглощающей смерти. Ты — убийца. Я — убийца. Мы боремся со смертью. Мы создаём смерть. Мы одинаковы. Я никуда не уйду, — вдыхает эти слова в мои губы Каэлиан, и я наконец-то чувствую, как во мне воцаряется спокойствие. В груди у меня всё сжимается, и на этот раз я целую его всецело, глубоко и отчаянно, пока он ускоряет темп.

Он трахает меня.

Ночью, в тишине леса, с луной, нависшей над нами. Ничто не может нас остановить. Мы дикие и необузданные. И мы одно целое.

Мы оба наслаждаемся смертью. Лишение жизни успокаивает наши души.

Если родственные души существуют, то я, возможно, нашла свою.

Каэлиан пальцами сжимает мою шею, и ощущение его члена внутри меня больше не причиняет боли, а приносит огромное удовольствие. Оно разливается по моим ногам и заставляет колени слабеть. Моё озябшее тело становится тёплым от его прикосновений, и вскоре мы покрываемся потом, прижимаясь друг к другу в ночи.

Каэлиан ускоряется, вжимая мое тело в его машину, пока у меня между ног не начинает покалывать, а его дыхание не становится рваным. Он сжимает моё бедро, впиваясь подушечками пальцев. Однако я приветствую боль, упиваюсь ею, желая её ещё больше, жадно её ощущая.

— Я хочу, чтобы ты кончила в ночи, Крошка Ворон. Пусть моё имя вырвется из твоего горла, словно я — единственное, что даёт тебе жизнь, — рычит он мне в ухо.

Так и есть.

Я прикусываю губу, чтобы не закричать. Затем чувствую, как его член дёргается внутри меня, пока мои стенки не сжимаются вокруг него, и он не достигает самых дальних глубин меня. Я чувствую его в своём горле, и его толчки становятся дикими. Неистовыми.

— Кончай. Сейчас же, — требует Каэлиан, и я отпускаю это, мои ноги подкашиваются. Он держит меня прямо, трахая моё безвольное тело. А затем тоже кончает, я чувствую, как подрагивает его член, когда он опустошает себя глубоко внутри меня.

— Каэлиан! — кричу я, и мой голос эхом отражается от деревьев.

Он прижимается ко мне, пока пот на его теле не остывает, а затем осторожно выходит. Каэлиан натягивает мои штаны и поправляет их, прежде чем отойти от меня.

На мгновение меня охватывает пустота. Затем я понимаю, который час, и кровь стынет в моих жилах.

Пора возвращаться домой.

Каэлиан — шестнадцать лет

— Каэ, — говорит Габриэль, стоя в дверях.

Поднимаю взгляд от домашнего задания и вижу ухмыляющегося брата. В его глазах светится азарт, который я нечасто вижу у него. По крайней мере, когда дело касается меня. Мы с братьями чертовски близки, но мы не лезем не в своё дело. Думаю, они обычно так и делают, но когда дело касается меня, всё становится гораздо серьёзнее. Так почему у него такой вид, будто он разыгрывает какую-то шутку. Это просто сбивает меня с толку.

— Что происходит?

Габриэль прикусывает губу, раздумывая, не рассказать ли мне всю подноготную, но он уже стоит здесь, так что я сомневаюсь, что у него действительно есть выбор.

— Я хочу тебе кое-что показать, — говорит он.

— Может, тебе стоит рассказать мне, прежде чем показывать? — опускаю взгляд на учебник, записывая очередное уравнение, для решения которого не требуется никаких усилий.

Шаги брата, входящего в мою комнату, заставляют меня снова поднять на него глаза. Не знаю, какой у него план или идея, но то, что он зашёл в мою комнату, — это необычно. Никто никогда не заходит в мою комнату.

Я кладу карандаш на бумагу и закрываю учебник.

— Скажи мне, Гейб. Я не в настроении играть.

Он снова ухмыляется.

— Тебе понравится. Обещаю. Но ты должен мне доверять.

В этот момент Маттео подходит к моей двери.

— Ты заставил его сказать «да»?

Я прищуриваюсь, переводя взгляд с одного на другого.

— Я не в настроении для кисок. Мне плевать, что это элита или что вы там себе думаете. Спасибо, нет.

— Нет, чувак. Лучше, — говорит Маттео, едва сдерживая волнение. Как самый младший в семье, он почему-то всегда сверхподвижный.

Я приподнимаю бровь.

— У тебя есть для меня убийство?

Габриэль качает головой.

— Нет.

Считайте, что я заинтригован. Если они думают, что мне понравится больше, чем убийство, что ж, пусть это будет гребаное море оружия и денег.

Я встаю и хватаю свою толстовку со спинки стула.

— Если мне это не нравится, я сваливаю.

Мои братья улыбаются мне, а я подавляю раздражение и придаю своему лицу заинтересованное выражение.

Ради своих братьев я сделаю всё, что угодно. Даже если это испортит мне вечер.

— Где мы? — спрашиваю я, когда мы заезжаем на парковку в самом центре города. Это более приятный район, хотя и уединённый, на этом уровне парковки нет других машин.

Мой брат только что получил права, и родители подарили ему «Кадиллак». Поэтому, конечно, он захотел поехать на своём новом «Кадиллаке», а не на моем «БМВ».

Маттео младше нас обоих. Он, скорее всего, угонит грёбаную машину, прежде чем у него появится шанс добраться до нашего дома.

— «Инферно», — говорит Маттео с заднего сиденья.

Морщу лицо и пытаюсь вспомнить, слышал ли я когда-нибудь это название раньше. Не слышал. Никогда не слышал об «Инферно» или о чём-то, что с ним связано. Я провожу много времени в ресторане «У Морелли», и мои тёти и дяди рассказывают мне о бизнесе по отмыванию денег.

Как мои братья узнали об «Инферно», я понятия не имею.

— Как вы нашли это место? — спрашиваю я, когда мы вылезаем из тачки. Дорогой звуковой сигнал, щелчок замка и мерцание огней — единственные звуки и свет в темноте ночи. Мы подходим к двери в конце гаража, и Габриэль открывает её, открывая ведущую вниз лестницу.

Вниз, вниз, вниз.

— Кто-то в «У Морелли» болтал об этом. Мне не потребовалось много времени, чтобы узнать об этом месте и понять, что оно собой представляет, — пожимает плечами Габриэль.

— Так что это? Что мы здесь делаем? — спрашиваю я.

Чем ниже мы спускаемся, тем холоднее становится температура, и когда мы достигаем подножия лестницы, появляется цементный туннель, который, кажется, тянется бесконечно.

— Думаю, это место тебе понравится, — говорит Габриэль, пока мы идём по туннелю.

Я смотрю на них, но их эмоции под замком. Они ничем себя не выдают, и инстинкт подсказывает мне стать подозрительным, хотя в этом нет необходимости, когда дело касается моих братьев. Но когда ты блуждаешь по подземному городу Портленда в неизвестном направлении, всё начинает казаться странным.

Эхо от стука наших ботинок затихает, когда сквозь стальную дверь, которая с каждым шагом становится всё ближе, просачиваются отдалённые звуки криков, радостных возгласов и свист.

— Народ, — прищуриваюсь, глядя на них.

Я пиздецки ненавижу толпу. Прямо-таки ненавижу её. Количество людей, которые окружают тебя, дышат на тебя и натыкаются на тебя. Чёрт возьми, это уже слишком.

Я замираю на месте.

— Я не собираюсь на какую-то грёбаную вечеринку или что-то в этом роде.

Габриэль подходит ко мне с отсутствующим выражением лица.

— Это не вечеринка. Поверь мне, Каэ. Тебе чертовски понравится.

Я делаю глубокий вдох, зная, что могу ему доверять. Он мой брат. Они оба мои братья.

Я киваю им.

Габриэль хватается за ручку и тянет на себя. За дверью оказывается куча огней, раздаются крики и происходит ещё столько чёртовой хрени. Я прищуриваюсь, пытаясь разобраться во всём этом.

— Добро пожаловать в «Инферно». — Габриэль поднимает руку и показывает мне огромный ринг для боя. Посередине двое мужчин, окровавленные, в синяках и опухшие. Они дерутся друг с другом так жестоко, что у меня слюнки текут.

— Что это за место? — спрашиваю.