— Я не лгу. — Слова вырываются у меня с трудом, хотя у меня нет другого выбора, кроме как использовать их. Другой вариант — сказать правду, а это повлечёт за собой наказание. Наказание, к которому я не готова.

— В следующий раз, когда ты будешь там, может быть, я загляну. Загляну и посмотрю, как идут твои дела.

— Нет! — кричу я, и её глаза вспыхивают от осознания. Тётя знает, что я, чёрт возьми, вру. Она знает, что я туда не хожу. — Я имею в виду, ты представляешь, как это было бы неловко? Никто из родителей не проверяет их в библиотеке. Сейчас выходные, и там будет очень много народу. Если ты заглянешь, мне будет очень неловко.

Тётя холодно улыбается мне, и я делаю шаг назад, но она протягивает вперёд руку, хватает меня за запястье, другой рукой впечатывая Библию мне в грудь, и от удара толстым переплётом страниц у меня перехватывает дыхание.

— Иди к своему дяде и читай Откровение до тех пор, пока тебе не покажется, что язык вот-вот вывалится у тебя изо рта.

На дрожащих ногах я подхожу к своему дяде, белки его глаз выпучены, когда он молится Господу. Он больше не лежит на спине, а стоит на коленях в молитвенной позе, его шея неудобно согнута, а голова запрокинута к небу.

— Не заставляй меня повторять! — кричит мне тётя Глория, и я открываю Библию, переходя к последней истории, Откровению.

Открывается страница Откровение 21:8, и я произношу слова вслух. Я чувствую, как тётя Глория нависает надо мной, ненавидит меня, желает моей боли, наслаждается моим дискомфортом.

— Но что касается трусливых, неверующих, отвратительных, что касается убийц, сексуально безнравственных, колдунов, идолопоклонников и всех лжецов, то их участь будет в озере, горящем огнём и серой, что является второй смертью.

Слышу, как тётя Глория шуршит у меня за спиной, когда я произношу эти слова, а затем на меня льётся вода, обжигающие, горячие, огненные капли падают на мою кожу. Я вскрикиваю, оборачиваясь, и вижу, что она держит свой пузырёк со святой водой над пламенем свечи.

— Продолжай читать, Рэйвен! Читай слова Господа, пока не почувствуешь, на что будет похож ад, если ты продолжишь идти по этому пути.

Она бросает в мою сторону ещё горсть капель, и я вздрагиваю. Клянусь, я чувствую, как они обжигают кожу.

— ЧИТАЙ! — рычит она.

Я возвращаюсь к страницам и перехожу к Откровению 20:10.

— И дьявол, который обманул их, был брошен в озеро огненное и серное, где были зверь и лжепророк, и они будут мучиться день и ночь во веки веков.

Через каждые несколько слов на мою кожу обрушивается новый водопад капель, пока она не немеет, и всё моё тело не начинает дрожать.

— Мама? Папа? Что вы делаете?! — вскрикивает Ария, и я поворачиваюсь к лестнице с выражением ужаса на лице, видя, что у неё точно такое же выражение.

Тихий вздох срывается с моих губ, когда она спускается с нижней ступеньки.

— Рэйвен, с тобой всё в порядке? У тебя кожа в пятнах.

«Да, потому что твои сраные родители мучают меня каждый раз, когда я их вижу».

— Ария, иди наверх. Тебе не на что тут смотреть, — говорит дядя Джерри, наконец поднимаясь с колен и становясь на ноги. Он бросает на меня уничтожающий взгляд, словно ненавидит меня больше, чем может выразить словами. Я — проклятие их существования, и знаю, что они хотели бы, чтобы я никогда не приезжала сюда.

Они думают, что я развратила их дочь. Думают, что я оскверняю их дом.

— Нет! Я не могу изо дня в день сидеть наверху и слушать, как моя кузина кричит, а вы причиняете ей боль! — рыдание вырывается из её груди, и я знаю, что Ария хочет подойти ко мне.

Но она боится.

Я бросаю на неё взгляд. Не подходи. Перестань плакать.

Будет только хуже, если мы не остановим это. Сейчас.

Дядя Джерри идет к Арии, его шаги настолько агрессивны, что у меня волосы на руках встают дыбом.

— Остановись, — делаю шаг вперёд, становясь между дядей Джерри и Арией. — Мне жаль. Я сделаю всё, что вы хотите, только оставьте Арию в покое.

Тётя Глория хватает меня за капюшон толстовки и дёргает назад. Я ударяюсь задницей о пол, и слышу, как Ария, задыхаясь, подбегает ко мне.

— Ария, остановись! — кричу я с пола.

Я наблюдаю, как дядя Джерри преграждает ей путь, подняв руку, и бьёт её тыльной стороной ладони с такой силой, что она пролетает через всю комнату, врезаясь спиной в стулья у обеденного стола.

Ярость сжигает меня, такая жгучая, что мне кажется, будто я только что шагнула в пламя. Я пытаюсь встать, когда надо мной нависает огромная тень тёти Глории.

— Ты сделала это.

Она достаёт из-за спины тяжёлый стальной крест. Тётя поднимает его надо мной, словно собираясь вонзить мне в грудь. Я вздрагиваю и закрываю лицо, когда она с размаху опускает крест вниз, ударяя меня прямо по голове.

И всё погружается во тьму.

Я задыхаюсь, выгибаю спину, когда прихожу в себя. Оглядевшись, вижу свою комнату.

Я в своей постели.

Но как я сюда попала?

Моё тело укрыто цветастым одеялом, тяжёлым, плотным и сковывающим движения. Я стягиваю его с себя, когда тень привлекает моё внимание.

— Ария? — шепчу я, удивлённая, что вижу её на полу. Садясь, хватаюсь за голову, чувствуя, как под волосами растёт огромная шишка. Она болезненная на ощупь и отдаётся в ухе, вызывая сильную головную боль.

Ария переворачивается на другой бок, и при виде её лица у меня на глаза наворачиваются слёзы. От подбородка до скулы у неё синяки. Даже правый глаз немного припух. Ария вздрагивает, пытаясь подняться, и слёзы тут же текут по её щекам.

— Мне так жаль, Рэйв.

Я соскальзываю с кровати и сажусь на пол рядом с Арией. Мне не хочется прикасаться к ней. Прикосновения чужды, они некомфортны, неестественны. Ария знает это, но ей всё равно, так как наклоняется вперёд и утыкается головой мне в плечо.

— Почему мои родители такие, Рэйвен? Почему они такие испорченные?

Провожу пальцами по её влажным волосам, игнорируя неприятную боль в груди. Я хочу убежать и спрятаться в своей постели, а ещё я хочу спуститься вниз и разорвать её родителей пополам за то, что они причинили боль Арии.

— Я не знаю, Ария.

Она откидывается назад, глядя на меня слезящимися глазами.

— Я больше не знаю, кто они такие. Они как будто... становятся хуже. Зачем им вообще причинять тебе боль? Причинять боль мне? Зачем им причинять боль собственному ребёнку?

Опускаю руки на ковёр и крепко сжимаю волокна, ненавидя то, как ужасно это влияет на Арию. Она травмирована.

— Иногда в этом мире есть вещи, которые мы не понимаем.

Например, почему я такая, какая есть, или почему мои родители такие, какие они есть.

Или почему мои тётя и дядя такие, какие они есть.

Ария качает головой, слёзы срываются с её ресниц и стекают по щекам.

— Мне не нравится, кем они стали. Богу не понравилось бы, кем они стали.

Я отвожу от неё взгляд, зная, что её вера сильна, даже когда моя не существует.

— Я вижу это по твоим глазам. Ты здесь надолго не задержишься. Ты возьмёшь меня с собой? — шёпотом спрашивает Ария.

Смотрю на неё, зная, что, что бы ни случилось, я не могу оставить её здесь. Не сейчас.

— Конечно, возьму, Ария.

На её лице расцветает облегчение.

— О, боже мой, спасибо тебе огромное. — Ария наклоняется, хватает меня за руку и прижимается к ней лицом. — Спасибо.

Я смотрю в окно и вижу, что солнце только начинает всходить. Должно быть, я проспала всю ночь. Сегодня тот самый день.

Важный день.

Я увижу своего отца впервые за шесть лет.

Но я не могу рассказать об этом Арии. Если дело дойдёт до худшего, не хочу, чтобы она отвечала за то, что я ей скажу. Пока всё не уладится, мне нужно держать это в секрете. Держать Арию в неведении, пока мы обе не окажемся в безопасности. Так будет лучше.

Для нас обеих.

— Сегодня я встречаюсь с Каэлианом.

Её лицо бледнеет.

— Мы обе под замком, Рэйвен. Никому из нас не разрешается выходить из дома.

Я стискиваю зубы. Мне это не подходит, потому что у меня есть чем заняться. Помимо тёти и дяди, мне приходится иметь дело с серийным убийцей, который буквально хочет напасть на меня.

— Мне нужно выбраться отсюда. — Это всё, что я могу сказать. Меня охватывает клаустрофобия, и стены начинают сжиматься, эта мания давит мне на грудь, как огромные якоря.

— Пожалуйста, не уходи. У тебя будут большие проблемы.

Наклоняюсь вперёд, обхватывая ладонями лицо Арии. Мою кожу покалывает, но я не обращаю на это внимания. Смотрю в её встревоженные глаза.

— Тебе больше не нужно бояться, Ария. Я позабочусь об этом. Я обо всём позабочусь, и тогда мы будем в безопасности. Но ты просто должна продержаться ещё немного, хорошо? Совсем немного.

— Что ты собираешься делать? — шепчет она.

Я качаю головой.

— Тебе не о чём беспокоиться. Просто держись подальше от них и будь в безопасности. Об остальном я позабочусь.

Я подхожу к комоду, собирая вещи, которые мне понадобятся. До тюрьмы, в которой содержится мой отец, несколько часов езды.

Государственная тюрьма Пеликан-Бей на севере Калифорнии. Для худших из худших. Место, куда отправляется умирать зло. Место, где я никогда не была и не собиралась бывать, но вот я здесь, собираю сумку, чтобы повидаться с ним.

Никогда не думала, что доживу до этого дня.

— Но... как ты собираешься выбраться отсюда? Ты не можешь просто сказать, что идёшь в библиотеку. Мама тебе не позволит, не сейчас. Как ты собираешься выбраться отсюда?

Я бросаю взгляд на окно.

— Нет! Разве ты не помнишь, что случилось в последний раз, когда ты вылезла ночью из окна? Тебя заперли в подвале на целую неделю!

— У меня нет другого выбора, — выдавливаю я.

— Так что вы собираетесь делать? Стоит ли это того наказания, которое последует за этим? Потому что ты знаешь, что, если уйдёшь отсюда, это будет иметь последствия. — В конце её голос срывается, и на поверхность пробиваются рыдания. — И я не знаю, сколько ещё боли я смогу вынести, как для тебя, так и для себя.

Я прищуриваюсь, впиваясь в неё взглядом.

— Я никогда, ни за что не позволю им снова прикоснуться к тебе. Ты слышишь меня? Если они хотя бы прикоснутся к тебе, я заставлю их пожалеть об этом.