Она сжимает мою руку в своей, словно пытаясь влить мою силу в свою.
Я наклоняю голову, касаясь губами чувствительной кожи прямо под её ухом.
— Давай, — тихо шепчу ей на ухо, прежде чем прижаться губами к её шее. По её коже пробегают мурашки, и Рэйвен начинает дрожать. Я отдаю ей всю свою силу, всё своё могущество и уверенность и вжимаюсь в неё, желая, чтобы у Рэйвен был каждый дюйм, каждый вздох. Всё.
— Это за детей. — Её голос становится хриплым, когда я отстраняюсь от неё, переполненный сексуальной потребностью, которая заставляет моё тело напрягаться.
Тело Рэйвен напряжено, глаза полны ярости, когда смотрит на Грегори. Она знает, что имеет в виду, и говорит то, что думает. Каждое слово, слетающее с её губ, наполнено возмездием, и в нём сквозит боль за каждого ребёнка в мире, который стал жертвой.
Рэйвен устремляет руку вперёд, мои пальцы всё ещё сжимают её, и мы вонзаем нож ему в грудь. Она использует всю свою силу и только под моим руководством вонзает его в его кожу. У Рэйвен перехватывает дыхание, когда лезвие окрашивается кровью, стекающей по его груди на обнажённые колени.
Грегори задыхается сквозь стоны, от потери крови его глаза быстро теряют фокус. Я вижу, когда он умирает. Тот момент, когда его жизнь уходит, но твоё сердце всё ещё бьётся. Его глаза стекленеют, а напряжение в теле спадает за мгновение до того, как его голова откидывается в сторону, и свет в его глазах гаснет.
Рэйвен требуется мгновение, чтобы прийти в себя, и она вытаскивает лезвие из его груди. Брызги крови взлетают в воздух и попадают ей на руку. Я смотрю, как кровь окрашивает её кожу, и перевожу взгляд на Рэйвен, чтобы увидеть, как она отреагирует.
Она моргает и медленно поднимает на меня глаза. В них вспыхивает желание.
Потребность.
И я знаю, без сомнения, эта Крошка Ворон — моя.
Оглянувшись через плечо, я вижу Роско, который сидит в углу, не сводя глаз с мёртвого Грегори. Он сидит так терпеливо, хотя слюна, свисающая с его рта, говорит мне, чего именно он хочет.
Его мясо.
— Роско, ешь, — приказываю я, и он встаёт, с его пасти срывается рык, и он прыгает вперёд. Хищный рык вырывается на свободу, когда Роско вонзает зубы в кожу Грегори.
У Рэйвен снова перехватывает дыхание, и я поворачиваюсь к ней, наблюдая, как она широко раскрытыми глазами смотрит на Роско, поглощающего свою еду.
— Я планировал показать тебе уборку, но оставлю это на другой раз.
Я наклоняюсь, подхватываю её руками за бёдра и приподнимаю в воздух.
— Куда ты меня несёшь? — тихо спрашивает Рэйвен удивлённо.
— Хочу показать тебе своих монстров. — Вот и всё, что я говорю, уводя её из подземелья обратно в спортзал, готовый заявить на неё права раз и навсегда.
Было глупо притворяться, что ей не место рядом со мной. Я должен был знать это с самого начала. В тот момент, когда нашёл женщину, в которой было столько же тьмы, сколько и во мне, я не мог позволить ей уйти.
Не сейчас. Никогда.
Рэйвен
От звуков рычания Роско, рвущейся кожи, ломающихся костей и крови, капающей на пол, у меня кружится голова. Но мне не нужно беспокоиться о том, что я рухну, потому что Каэлиан крепко сжимает меня в объятиях, когда выходит из комнаты и идёт по тёмному туннелю обратно в тренировочный зал.
Я едва вижу, куда мы идём, потому что Каэлиан так быстро и целеустремлённо шагает по комнате, поднимается по лестнице, а затем моя спина ударяется о мат ринга. Сочетание мягкого и твёрдого, а шершавая поверхность царапает мою спину.
Каэлиан проводит рукой по моей голове, распуская конский хвост. Он перебирает пальцами мои волосы, в его взгляде любопытство, когда скользит по моим темным прядям. Затем прижимается ко мне всем телом, и я чувствую его возбуждение. Твёрдость его тела и напряжённость эрекции вжимаются в меня, и у меня расширяются глаза.
Неужели смерть возбуждает его? Дело во мне или в запахе крови с металлическим привкусом, который остаётся на нашей коже?
А может, дело в страхе, который скрывался в голосе мужчины и его приглушенных мольбах об освобождении. Даже с заклеенным скотчем ртом я могла расслышать слова. Мои родители никогда не пользовались скотчем, поэтому я отчётливо слышала каждое слово, когда они терзали своих жертв.
Этот мужчина не мог говорить, но я никогда не слышала такого громкого крика. Я почти отчётливо слышала его, как будто страх отражался в его глазах, а не слетал с губ.
Моя первая смерть.
Должна ли я чувствовать угрызения совести или облегчение? Не знаю, что именно чувствую, и мои мысли путаются, когда аромат Каэлиана захватывает всё моё сознание и тело. И я не могу ничего сделать, кроме как смотреть в его тёмные глаза, когда он наблюдает за мной, прикасается ко мне, чувствует меня и принимает мою сущность как свою собственную.
— Я ничего не чувствую, Рэйвен, — бормочет Каэлиан, казалось, погруженный в свои мысли.
Я ничего не говорю, зная, что этот момент откровенности — большая редкость для него.
— Но когда я рядом с тобой, внутри меня что-то происходит. Я думаю, может, это и есть эмоции? Может, во мне что-то сломалось, и что бы это ни было, ты просто... исправила это. А может, это не эмоции, а грёбаная неизбежность судьбы, и моя тьма питается от твоей. Я всегда жажду большего, но пресыщаюсь, когда речь заходит о тебе. Питаешь ли ты мою тьму, или я лишь на мгновение ослеплён тобой?
Каэлиан скользит пальцами по моему лицу. По каждой впадинке, острым уголкам и нежным губам. Он ощупывает каждый дюйм, затем опускает руки ниже моего подбородка, и обхватывает мою тонкую шею.
— Я не знаю, что у тебя в голове. Есть ли там свет? Или там только тьма? — шепчу я.
— Кромешная тьма, — отвечает Каэлиан, слегка напрягая пальцы.
Я хочу его, но какая-то часть этого кажется неправильной. Тётя и дядя годами вдалбливали мне в голову слова о том, что я шлюха. Шлюха. Ребёнок дьявола. Все эти слова из Библии и молитвы, которые мои тётя и дядя произносили, заставляли меня чувствовать себя окончательно испорченной девушкой.
Как будто я никогда не буду чистой, как бы усердно ни отмывалась.
Но нуждающаяся часть меня хочет его. Хочет его силы и собственничества. Того, как Каэлиан смотрит на меня, словно слушает. Как он прикасается ко мне, словно я всегда принадлежала ему. Я для него человек, а не просто грех.
То, как он впивается пальцами в мои бёдра, вдавливая каждый палец с такой целеустремлённостью, что это вызывает привыкание.
Каэлиан — это зависимость, и каждый вдох — передозировка.
— Я не должна. Мы... не должны, — шепчу я.
Каэлиан другой рукой скользит по моему телу, и кожа подрагивает от его лёгкого прикосновения.
— У тебя нет выбора.
Мои глаза слегка расширяются.
— Что? Почему у меня не должно быть выбора?
— Ты стала моей в тот момент, когда пролила кровь. Если честно, то и раньше. Может быть, в тот момент, когда я впервые увидел тебя. Но сейчас у тебя нет выбора, Рэйвен.
Его слова звучат так бесспорно, так самоуверенно. Они опьяняют. С каждым моим вздохом его слова, его сила наполняют мою грудь. Я чувствую, что он внутри меня, только благодаря его словам.
— Мои тётя и дядя...
Каэлиан сжимает мою шею, обрывая мои слова.
— Твои тётя и дядя умрут у твоих ног. А если не у твоих, то у моих.
Я прищуриваюсь и сжимаю горло, когда он разжимает пальцы.
— Они не твои, чтобы убивать.
— Я убиваю всех, — рычит Каэлиан, наклоняясь ближе, пока не касается губами моей челюсти. — Я не играю по правилам.
Я открываю рот, но не знаю, что сказать. Судя по выражению его глаз, никто не мог его контролировать. Даже если бы они попытались, у них не было бы ни единого шанса. Каэлиан опасный человек, способный сломить даже самые сильные души. Он может победить всех.
Он видит слова в моих глазах. Возможно, чувствует их вкус на своих губах. Каэлиан смотрит на меня со злостью. Но я наблюдаю за тем, как контроль ослабевает. То, что ничто не может остановить.
Это неизбежно.
Каэлиан наклоняется ближе, его рот опускается на мои приоткрытые губы. Я вдыхаю его запах, и он погружает свой язык мне в рот. Парень тянется пальцами к моему спортивному лифчику. К моим обнажённым бокам. Сжимает и тискает. Он хочет и борется с этим.
Мои руки сами собой поднимаются к его плечам, и я целую его в ответ. Каэлиан рычит, злобно и радостно, и толкает меня на мат. Я сжимаю его мышцы, чувствуя, как они напрягаются под моими ладонями.
Его руки становятся голодными, когда он набрасывается на меня, срывая одежду, как дикий зверь. Каэлиан дёргает за пояс леггинсов, стягивая их вниз одним рывком. Вместе с леггинсами он сдёргивает и моё нижнее белье, и опьянение его силой затуманивает мой разум, но прикосновение воздуха к моему обнажённому телу быстро приводит меня в чувство.
— Подожди.
Я пытаюсь сесть, но он прижимает меня к полу.
— Я не могу этого сделать, — говорю, отрывая свои губы от его.
Он хмурится. Не отрывая от меня рук, Каэлиан проводит пальцами по моей промежности.
Я сжимаю колени.
— Я... Я никогда... — сглатываю, видя замешательство на его лице. — Я долбанная девственница.
Впервые, с тех пор как мы познакомились, на его губах появляется улыбка. Возможно, она выглядит немного неловко, но в то же время это самая сексуальная вещь, которую я когда-либо видела. На его щеке, слева от губ, появляется ямочка. Маленькое чёрное кольцо у него на носу выглядит таким горячим в сочетании с его улыбкой, что я начинаю чувствовать влагу между ног.
— Почему ты так улыбаешься? — выдыхаю я, чувствуя себя возбуждённой и, возможно, немного дезориентированной.
— Потому что осознание того, что я буду не только первым, но и последним, заставляет мою кровь гореть.
Каэлиан сжимает пальцами мои ноги, и моё тело напрягается. Я разрываюсь пополам между тем, чего так сильно хочу, и тем, чего, как мне кажется, я не должна иметь. Не хочу быть той, кем меня считают мои тётя и дядя, но также знаю, что их образ жизни чертовски ненормален.