— Следующий шаг? — уточняет она.

Я киваю.

— Если действительно хочешь стать тем, кем тебе суждено стать, ты должна показать мне, что способна на это. Если не можешь, значит, ты не готова.

— И что, я должна просто убить этого случайного человека?

Я делаю шаг вперёд.

— Это не какой-то случайный человек. Он убийца, Рэйвен. Он убил много людей.

Рэйвен приподнимает брови.

— Как и ты?

Я скрежещу зубами.

— Нет. Он совсем на меня не похож. Этот человек насилует и убивает людей и оставляет их тела гнить в гетто, где их никогда не найдут. Мало того, мой брат покопался в его ноутбуке и нашёл на жёстком диске кучу детской порнографии. Вернись в то время, когда ты была ребёнком и какой-то мужчина прикасался к тебе. Что ты чувствуешь, зная, что за тобой охотится какой-то хищник? Подумай о напуганных детях, Рэйвен. Что ты чувствуешь при этом?

— Злость. — Её голос дрожит. У Рэйвен ещё нет убеждённости. Она ещё недостаточно сильна, чтобы отнять жизнь. Но она будет. Я вижу это в её глазах.

— Недостаточно злости.

Я обхожу Рэйвен, наблюдая, как вздымается её грудь под черным спортивным лифчиком. Её живот подтянут, подёргивается и влажный от нашей драки, которая произошла совсем недавно. Рэйвен сердито смотрит на меня. Мои слова её разозлили, но ей нужно сконцентрироваться на этом гневе, если она хочет сделать следующий шаг.

— Что, если бы это были твои тётя и дядя? Что, если бы они сидели прямо перед тобой, связанные скотчем и привязанные к стулу? Как бы ты отреагировала? Ты бы всё ещё колебалась?

Рэйвен открывает рот, как будто не знает, как реагировать. Ей хочется разозлиться. Она злится. Но она недостаточно зла.

— Скажи мне, что ты чувствуешь, Рэйвен.

Я встаю перед ней, закрывая обзор на Грегори, который всё ещё едва в сознании. Он только начинает приходить в себя, ещё даже не обрёл голос и не понял, где находится.

Рэйвен смотрит на меня, её глаза такие открытые и откровенные. Она хочет, чтобы я знал о её эмоциях, и видеть их больно. Видеть кого-то, у кого те же желания, что и у меня, но на самом деле чувствовать вместе с ними.

Хотеть убить и испытывать при этом угрызения совести.

Уверен, это ужасное чувство.

— Страх. Волнение. Как будто мне должно быть стыдно за то, что я хочу убить этого человека, которого заводят маленькие дети и который, очевидно, твой враг. Но не хочется убивать людей, которые не причинили мне зла, но также не хочется, чтобы он покинул эту комнату живым.

— Итак, скажи мне, что ты хочешь с этим сделать.

Рэйвен должна принимать решения сама. Я не буду принуждать её к этому. Если она хочет сделать этот шаг, то должна сделать его сама. Такое же решение было принято и мной. Если Рэйвен не готова, что ж, значит, она ни хрена не готова.

Она поворачивается лицом к стене с оружием. Я наблюдаю, как Рэйвен переводит взгляд на ножи, и её глаза чуть заметно вспыхивают. Она протягивает руку вперёд, пальцами скользит по каждому из них. Короткие, высокие. Те, что с длинными тонкими лезвиями, и те, что с короткими и широкими. Рэйвен останавливается на одном из старых. Один из моих любимых. У него матово-чёрная ручка, потёртая и тонкая, с блестящим серебряным лезвием. Он женственный.

Рэйвен поднимает его и касается указательным пальцем кончика. Она надавливает на него, пока капля крови не стекает по лезвию.

— Я кое-что скрыла от тебя, Каэлиан. — Её глаза встречаются с моими, и она так нервничает, что это заставляет меня насторожиться. Я чувствую, что та вот-вот скажет что-то такое, из-за чего мне придётся её убить.

И я ненавижу тот факт, что мне чертовски не хотелось бы этого делать.

— Это будет не первый раз, когда я пущу кровь.

Я приподнимаю бровь.

— Ты уже убивала?

Рэйвен качает головой, её хвост качается от этого действия.

— Я никогда не убивала. Но причиняла боль. Проливала кровь.

Она идёт к мужчине медленными, но уверенными шагами. Рэйвен заставляет себя быть сильной, но я чувствую исходящий от неё запах страха.

— Когда я была маленькой, мне всегда нравилось рисовать. В пустыне нечем было заняться. Я училась на дому, и у меня не было друзей. Нечем было заняться в свободное время. Мама купила мне большой блокнот для рисования и несколько очень красивых цветных карандашей, и я всегда рисовала. В основном, когда у них были вечеринки, то уходила в свою комнату и рисовала, чтобы заглушить всё, что происходит вокруг.

Её глаза затуманиваются, и я понимаю, что она уже в прошлом. Какое бы воспоминание ни владело ею, оно держит её взаперти, пока она не раскроет секрет, который хранит. Что бы это ни было, оно тяготит её. Это бремя на её плечах.

Я молчу, не желая прерывать Рэйвен или мешать ей рассказать мне правду о своём прошлом.

— Больше всего мне понравилась растушёвывать. Держать цветной карандаш под наклоном и растушёвывать от тёмного к светлому. Я заштриховывала почти всё, что рисовала, и в итоге у меня это начало очень хорошо получаться.

Рэйвен прочищает горло, и я сжимаю руки в кулаки, чтобы не броситься к ней. Утешить её.

— Мой любимый рисунок — ворон. Я думала, что это символично для нашей фамилии. Чёрные глазки и пёрышки получались такими красивыми. Я рисовала их постоянно, что почти весь мой блокнот был заполнен птицами. Пока однажды вечером мои папа и мама не позвали меня на улицу после одной из своих вечеринок. Я поняла, что что-то не так, когда они попросили меня сходить в сарай. Это было так, так хреново. Отец протянул мне лезвие, похожее на это.

Рэйвен поднимает нож, лезвие блестит в темноте, на холодном металле запеклась её кровь.

— И попросил меня, свою дочь-художницу, нарисовать что-нибудь символическое на одной из их жертв. Я хотела произвести на него впечатление. Произвести впечатление на них обоих. И так сильно хотелось, чтобы они полюбили меня, что, не раздумывая, взяла нож и вырезала единственную вещь, которую мне удалось довести до совершенства. Ворона.

Рэйвен смотрит на меня, её глаза слезятся, костяшки пальцев, сжимающих рукоятку ножа, побелели.

— Я больше никогда не рисовала в блокноте. Он пылился в моей комнате, но я не могу сказать, сколько раз мне приходилось рисовать контур ворона на лбу одной из их жертв.

— Ёбаный ад, — говорю я через несколько минут.

Это полный пиздец. Я знаю, что начал убивать в юном возрасте. Но это было у меня в крови. Из того, что рассказала мне Рэйвен, она никогда не собиралась убивать, но родители обучали её, формировали из неё убийцу.

Рэйвен боролась с этим годами, и вот она здесь, готовая отнять жизнь, и в её руке нож, который в основном символизирует её родителей.

Как чертовски символично.

— Я никогда никого не лишала жизни, но проливала кровь. Много крови. Я просто не знаю, как убить кого-то, — делает глубокий вдох Рэйвен, её уверенность с каждой секундой всё больше и больше колеблется. Её глаза встречаются с моими, в них больше нет слёз, но есть такое отчаяние. — Ты поможешь мне, Каэлиан?

Даже не осознавая этого, я направляюсь к ней. Грегори начинает шевелиться, его взгляд становится более настороженным. Он наблюдает за Рэйвен, его взгляд падает на её руку с ножом, его веки скрываются за глазами размером с блюдца. Он что-то бормочет за лентой, а Рэйвен не вздрагивает, ни в малейшей степени не выглядит обеспокоенной. Она не сводит с меня глаз, ожидая ответа.

Я шагаю к ней, бесшумно ступая босыми ногами по полу. Её глаза вспыхивают, нос дёргается, словно она чувствует мой запах. Чувствует мою силу, моё превосходство, мою способность вырывать жизнь из этого мира, как будто её никогда и не существовало. Рэйвен не понимает, что монстр, скрывающийся под моей кожей, гораздо опаснее, чем она может себе представить.

Рэйвен хочет опасности, но она никогда не просила о чудовище, скрывающемся в темноте.

Хватаю её за запястье, в котором она держит лезвие, и тяну к своей груди. Лезвие касается моей обнажённой кожи, прямо между грудными мышцами. Её рука напрягается, и я знаю, что она хочет сдержаться.

— Не бойся. Я не боюсь.

Её пальцы дрожат, когда произношу эти слова, но я крепко сжимаю запястье, и понемногу они успокаиваются.

— Ты можешь резать до крови, а можешь и убить.

Скольжу пальцами вверх по её руке, пока не обхватываю её ладонь. Я прижимаю кончик лезвия к своей коже, наблюдая, как она становится бледно-белой от давления.

У Рэйвен перехватывает дыхание.

Лезвие пронзает кожу, и струйка крови скатывается мне на живот.

— Только настоящий монстр может сделать и то, и другое. Кто из них ты?

Рэйвен сгибает пальцы и проводит лезвием вниз, пока оно не прорезает линию, только на поверхности, по моей коже.

— Кровь, которая тычет по моим венам, была создана монстрами. Возможно, я коснулась только поверхности, но могу гарантировать, что то, что скрывается под ней, гораздо темнее.

Я киваю в сторону стонущего Грегори.

— Ну, покажи мне.

— Помоги мне. Пожалуйста. — Её голос звучит легко и непринуждённо, но наполнен самыми тяжёлыми словами. Рэйвен не верит, что справится сама, или, по крайней мере, притворяется. Может быть, в глубине души она понимает всю глубину того, что тяготит её, но ей нужен толчок, чтобы освободиться от этого бремени.

Я кладу руку ей на талию и разворачиваю Рэйвен так, что её спина соприкасается с моей грудью. Она поворачивается лицом к Грегори, впервые прислушиваясь к его приглушенным мольбам. Я чувствую, как по её телу прокатывается напряжение — волна такой силы, что способна сбить с ног любого мужчину.

Грегори сидит перед нами обнажённый, его лицо мокрое от слёз, глаза покраснели. Он продолжает умолять за плёнкой, но я не обращаю внимания на его слова. Я сосредоточен только на теле Рэйвен.

— Этот человек — твой холст. Что ты хочешь сделать — твой выбор. Твои возможности безграничны.

Рэйвен делает шаг вперёд, высвобождаясь из моих объятий. Я думаю, что она вот-вот отпустит меня, когда её пальцы сжимаются вокруг моего указательного пальца. Она тянет меня вперёд, пока снова не оказывается в моих объятиях. Рэйвен обхватывает мои руки своими, и теперь она держится уверенно. Контролирует каждую клеточку своего тела.