– Да! – пискнула она, схватила телефон и уже разговаривала, как я догадался, со своим партнером или партнерами, когда входная дверь открылась и вошла женщина.

Она была постарше, лет пятидесяти-шестидесяти, одета в штаны для йоги, дорогие кроссовки, белое поло и, как и ее дочь, имела сумочку, в которую легко мог бы поместиться маленький ребенок. Она сняла свои огромные солнцезащитные очки Prada, когда пересекала пол к островку.

– Доброе утро, – поприветствовала она меня, протягивая руку.

Я взял ее, нежно сжал и улыбнулся, потому что мне нравилась ее улыбка - та самая, которой она одарила обоих своих детей. Она передала сыну его великолепное телосложение, волосы цвета заката, хотя ее волосы были темнее, как и у Кейт, но не его глаза. У нее, как и у Кейт, они были прекрасного, яркого голубого цвета Карибского моря, а не такой глубины, как у ее сына.

– Я Джеки, – сказала она, обойдя островок и присаживаясь рядом с дочерью, которая оживленно разговаривала с кем-то на другом конце линии.

Она взяла вилку Кейт, попробовала кусочек омлета, а затем улыбнулась мне.

– Очень вкусно, – похвалила она меня.

– Можно я сделаю вам такой же? – предложил я, на мгновение вернувшись к своей еде.

– Нет, нет, – сказала она, оглянувшись на меня через плечо. – Но я бы хотела выпить чаю.

– Это «Ирландский завтрак», вы не против?

– Замечательно, – сказала она, положив подбородок на руку и разглядывая меня. – Ты знаешь, у него есть вспениватель молока. Я купила его.

– Где? – спросил я.

Она показала, и я достал его и сделал ей чай латте, на что она, как я догадался, намекала.

– Итак, Крой, – пробормотала она, потягивая чай, – сегодня вечером у меня будут друзья, просто непринужденная трапеза, напитки и ужин. Я буду рада, если вы с сыном придете.

– Ну, мэм, я не знаю, что он планирует, но я спрошу его, как только он очнется от сна.

Она кивнула.

– И он уже какое-то время спит, да?

– Ему нужен отдых.

– Измотал его, да?

Я поперхнулся апельсиновым соком, но быстро пришел в себя.

– Нет, мэм, – прохрипел я, мой голос был едва слышен. – Он просто устал.

Ее глаза сузились.

– Мой сын вообще не любит спать. Никогда. Я стала забегать к нему и пополнять запасы в холодильнике, и если я приезжаю достаточно рано, то нередко встречаю его по дороге.

– Он очень преданный агент, – сказал я ей.

– Это тропа позора, Крой[4], - сообщила она мне, цинично подняв бровь.

Я усмехнулся.

– Бывает.

Она тихонько прочистила горло.

– Но никогда, никогда, могу тебе пообещать, я не заставала мужчину на его кухне.

– Ну, как я уже сказал, из-за того, что мы...

– Работали над делом вместе, да.

– О ком вы говорите...

Даллас застыл под аркой, ведущей из холла в гостиную и кухню.

– О нет, – он почти хныкал.

– Тебе стоит одеться, дорогой, – бодро предложила Джеки, потому что единственное, что было на нем, - это полотенце на талии. – Мы завтракаем.

Он мгновенно нахмурился.

– Я же сказал тебе, что не нуждаюсь в том, чтобы ты клал еду в мой холодильник, и ты не должна приходить сюда и...

– О, я не делала покупки, милый. Это сделал Крой, – сказала она, подзадоривая его. – И не я готовлю, а он.

Его взгляд переместился на меня.

– Ты готовишь?

Я усмехнулся.

– Только немного.

Он громко всхлипнул.

– Хочешь омлет?

Он кивнул.

– Тебе с мясом или с яичными белками и авокадо, как твоей сестре?

– С мясом, пожалуйста.

– Хорошо, – сказал я, улыбаясь ему. Он выглядел очень хорошо в одном лишь полотенце. Оно обтягивало его красивую круглую попку, и мне было трудно отвернуться от него.

– Ты и кофе приготовил?

Я улыбнулся ему, и он пересек пол, подойдя ко мне вплотную и положив руки на бедра.

– Ты знаешь, что когда ты улыбаешься, все твое лицо светится?

Нет, я не знал, потому что это было не по умолчанию. Я посмотрел через его плечо на мать и сестру, которые наклонились вперед, положили подбородки на руки, поставили локти на стойку и улыбались, а затем вернул взгляд к нему.

– Обычно я так не делаю.

– Что? Улыбаешься?

Я быстро кивнул.

– О, это позор, – сказал он, наклонившись ко мне. – Ты должен улыбаться все время.

Я не должен был целовать его там, на глазах у его семьи, потому что это было бы неправильным сигналом, но он ожидал близости, заботы, интимности со своим любовником, и я не стал его разочаровывать. На самом деле этот мужчина пробудил во мне все защитные инстинкты. Не говоря уже о том, что на нем были отметины, которые я поставил зубами, и ожоги от щетины, потому что я не побрился до того, как мы оказались в постели, и несколько милых засосов на животе. В большинстве случаев я был более сдержанным, брал то, что хотел, и уходил. Но Даллас пробудил во мне потребность дать понять другим, что он востребован. Даже когда я прикоснулся к его губам, я не смог удержаться от того, чтобы не положить руку ему на спину и не притянуть его к себе.

Если бы мы были одни, я бы опустился на колени прямо здесь и впился пальцами в его задницу, пока я делал ему минет, но поскольку у нас были зрители, я отпустил его и сказал, чтобы он переоделся и мог поесть.

Его глаза открылись, и он повернулся и пошел прочь от меня, обратно в зал. Его сестра и мать смотрели ему вслед, пока он не скрылся за углом, а затем повернулись ко мне лицом. Я сделал непроизвольный шаг назад, потому что они обе вдруг стали выглядеть немного хищно.

– Где ты живешь? – спросила Джеки, ее тон был не слишком резким, но и не таким дружелюбным, как несколько минут назад.

– В Чикаго, – нерешительно ответил я, разбивая яйца для омлета Далласа.

– И что там?

– Простите?

– В Чикаго, – уточнила она. – Что в Чикаго?

Ах.

– Я работаю на...

– Нет, – огрызнулась она, сделала глоток чая и снова посмотрела на меня, пригвоздив взглядом. Очевидно, она ждала.

– Нет?

– Я хочу знать, что, кроме работы, удерживает тебя в Чикаго.

Мне пришлось задуматься.

Это было тонко. Сначала она приподняла брови, потом чуть наклонила голову, а затем улыбнулась, как кошка, когда узнает, что канарейке некуда бежать.

– Нет семьи?

– Нет, мэм.

Она почти мурлыкала.

– У тебя там много друзей?

Я пожал плечами.

– Есть несколько, но...

– Значит, на самом деле там только ты, – сказала она, сфокусировав на мне взгляд. – Ты совсем один.

– Нет, я не один, я просто...

– Я хочу еще раз повторить насчет ужина, – сказала она мне. – Я хочу, чтобы вы оба были там.

– Это очень любезно с вашей стороны, – тихо сказал я, наблюдая, как Даллас возвращается в комнату в джинсах с низкой посадкой, которые видали лучшие дни, выцветшие и поношенные, и в футболке с длинными рукавами. Он был босиком и, подойдя к островку, занял место по другую сторону от сестры, а не рядом с матерью.

– Я смотрю, ты позаимствовал кофту, – сказал Даллас, сложив руки перед собой и улыбаясь мне.

– Надеюсь, ты не против?

– Нет, совсем нет. Носи все, что тебе нравится. Ты хорошо выглядишь в моей одежде.

Я улыбнулся ему.

– А что ты добавляешь в кофе?

– Только молоко.

Поскольку я купил смесь из сливок и молока в магазине, я поставил коробку перед ним вместе с кружкой кофе и ложкой.

– Это потрясающе, – сказал он мне, сделав глоток.

– Это специальная смесь Кроя, – сообщила Кейт брату.

– Я рад, что тебе нравится.

Его глаза не отрывались от меня.

– Дорогой.

Даллас наклонился вперед, чтобы повернуть голову и увидеть свою мать, пока я сосредоточился на приготовлении его омлета.

– Я говорила Крою, что сегодня у меня будет званый ужин. Если ты не работаешь сегодня вечером, я буду рада, если вы с ним придете.

– Я не думаю, что это ...

– Твои братья так давно тебя не видели.

Он хмыкнул.

– Даллас?

– Мама, у меня нет братьев. У меня есть сестра. То, что ты снова вышла замуж, не делает эти модели с обложки хоть сколько-нибудь связанными со мной.

Я перевернул его омлет, потом еще раз и положил его на тарелку.

– Мне нравится эта сковорода, – сказал я ему.

Он застонал.

– Я ее купила, – подхватила Джеки. – Всякий раз, когда я нахожу что-то замечательное, я покупаю по одной для всех своих детей.

– Это очень мило, – сказал я ей. – Один из парней, с которым я работаю, Локрин, его мама такая же. Она присылает странные вещи в офис, потому что не хочет, чтобы они попадали к нему домой посреди дня.

Она улыбнулась мне.

– В прошлом месяце он получил самую лучшую в мире ложечку для мороженого, и всегда забавно слышать, как он разговаривает с ней по телефону.

– А твоя мама, Крой? – спросила она, когда я положил хеш-браун на тарелку Далласа, а затем передал ее ему. Я принес ему тарелки и салфетку, а поскольку Кейт не съела все свои тосты, она переложила их между ними. – Где она?

– Мама, – прохрипел Даллас, искоса глядя на нее, – ты не могла бы?

– Думаю, сейчас они с отцом живут за границей, но точно не знаю. Мы не общаемся, с тех пор как я закончил школу.

– О, – сказала она так, словно эта новость причинила ей физическую боль. – Мне очень жаль.

Потянувшись к ней через стойку, я не удивился, когда она крепко схватила меня за руку.

– Это было миллион лет назад.

– Да, – прошептала она, ее голос на мгновение пропал. – Я просто... я вмешиваюсь в жизнь своих детей. Я немного паровой каток, и я... знаю это. Но я могу расстаться с ними не больше, чем с собственным сердцем.

Я на секунду сжал руку, а затем высвободился из ее хватки, чтобы налить Далласу апельсинового сока.

– Послушай, какое название придумал Крой для моего бизнеса, – сказала Кейт Далласу. – Он такой умный, я просто поражаюсь.

– Я был поражен с самого начала, – сказал ей Даллас, со вздохом поедая свой омлет.