- Почему нет? Давай пойдем, опрокинем несколько рюмок и поговорим об Элджине, - сказал Бауман.

Пара покинула казарму пружинистыми шагами, прекрасно понимая, что, вероятно, это был последний раз, когда они когда-либо видели друг друга.

Деревья над головой отбрасывали тени на холодную твердую землю, пока сержант Хайнц Бер изучал пучок подлеска, который каким-то образом пережил ледяной холод. Он бросил конверт, в котором были приказы его подразделения, и засунул само письмо в карман пиджака. Отсутствие огня означало, что сжечь бумагу было невозможно. Ему следовало разорвать ее на куски и закопать, но земля была слишком твердой.

Его лицо было гладко выбрито, но это было сделано ценой применения бритвы в минусовую погоду. Его щеки и подбородок горели, как будто их до крови поцарапали теркой для сыра. Просто еще одно страдание, которое приходится терпеть в ожидании следующей битвы. Было важно не отставать от своих людей, но в этой войне все усилия казались тщетными.

Его боевая одежда была кое-где сшита, а куртка промокла насквозь. Его ботинки волочились по земле, когда он шел, и он не чувствовал пальцев ног. Он давно уже перестал испытывать отвращение к собственному запаху - и к запаху своих людей. В последний раз он принимал ванну незадолго до битвы под Сен-Ло[4]. Он получил пулевое ранение в плечо, но медику удалось предотвратить инфекцию. Видимо, Бог счел нужным позволить ему сохранить свою конечность.

Он достал листок бумаги и снова перечитал письмо, которое получил два дня назад.

1-я рота, 9-й полк, 2-я десантная дивизия.

Приказ полку № 54 от 16 декабря 1944 года. 

Ежедневный приказ Верховного Главнокомандующего Западом. 

Солдаты, ваш час настал! В этот момент против англо-американцев началось сильное наступление. Мне больше не нужно вам ничего рассказывать. Вы сами это чувствуете. Мы ставим на кон все.

К письму было добавление, написанное торопливым почерком от руки.

Как солдаты Третьего рейха, вы награждены сывороткой чрезвычайной важности. Наш отдел передовых наук привезет ее до того, как мы начнем нашу славную атаку. Содержащийся в сыворотке препарат придаст вам неслыханную силу и доблесть на поле боя. Ваши солдаты могут быть уверены, что эффекты более сильны, чем "Первитин"[5]. Все командиры должны убедиться, что их люди получили сыворотку. Вы несете в себе священный долг отдать все свои силы, выполнить все, что в ваших силах, для нашего Отечества и нашего фюрера!

Сержант Бер дал зарок отказаться от "Первитина" после того, как пристрастился к таблеткам в течение шести месяцев, сражаясь на Восточном фронте. Когда он впервые попробовал чудо-лекарство, он поклялся, что никогда не чувствовал себя таким живым и сильным на поле боя. Он был в состоянии бодрствовать почти двадцать четыре часа и оставался начеку все это время.

Но потом от чувствовал себя разбитым. Он почувствовал тяжесть.

На следующий вечер он проспал под артиллерийским обстрелом, из-за которого половина его людей не спала. Снаряды ревели всю ночь, в то время как "кричащие друзья", они же 30-сантиметровыe "Ишаки" 42[6], обрушивали шквал за шквалом. Когда он проснулся, у него ужасно болела голова, боль которую не могли облегчить ни кофе, ни аспирин.

Они провели последнюю половину недели, двигаясь по дорогам позади танков, наполовину заполненных людьми. Последовало несколько незначительных столкновений, но ничего похожего на сопротивление, которого они ожидали в ближайшие дни.

Его люди действовали превосходно, но они также знали, когда нужно найти канаву, в которую можно нырнуть, или дерево, за которым можно спрятаться. Вторая ночь была очень похожа на первую, за исключением того, что пришло известие, что врачи уже в пути с новой сывороткой. Бер сообщил об этом своим людям, и они посмотрели на него так, словно он дал им пощечину.

Нам не нужен магический сок, чтобы сражаться. Мы сражаемся за Отечество, и этого достаточно, - казалось, говорили они, но никто не подвергал сомнению его приказы. Мужчины редко спорили с ним, потому что боялись его едкого языка. Они также опасались, что им дадут задание менее желательное, чем нападение на англо-американцев.

Они разбили лагерь за броневой завесой и были готовы к беспокойной ночи. Время от времени над головой ревели самолеты, но надвигался туман, что делало полеты с воздуха практически невозможными.

Теперь им приказали принять инъекцию неизвестных химических веществ, и у них не было выбора в этом вопросе.

Человек в шинели СС двигался среди людей Бера с доктором на буксире. Они ползли в темноте и тащили большой деревянный ящик. Они остановились рядом с ним и открыли контейнер.

- Сержант Бер, - пронзительным голосом произнес офицер СС. - Ты будешь первым. Ради Отечества ты скоро познаешь несказанную силу.

Доктор усмехнулся в тусклом свете. Его лицо было измученным, и у него был маленький крысиный нос. Он пытался отрастить маленькие усики, как у фюрера, но они были седыми и тонкими, что придавало ему комичный вид.

Зная, что у него нет выбора, Бер онемевшими пальцами расстегнул толстую куртку. Он немного поработал с кнопками, прежде чем доктор оказал помощь. Бер закатал рукав и обнажил предплечье.

Укол был быстрым, а затем все было сделано.

Мужчина достал новый шприц и приложил его к руке своего капрала. Джегер воспринял это стоически.

К доктору присоединился еще один медик, и вместе они быстро расправились с подразделением.

Глаза Бера закрылись, когда им овладела усталость. Он посмотрел на облачко снега и подумал, что оно, возможно, движется. Он улыбнулся, потому что ему вдруг стало тепло, как будто он сидел перед хорошим огнем.

Вокруг него его люди вздыхали с не меньшим удовольствием.

Если бы это было самое худшее, он был бы счастливым солдатом до конца дня и ночи. Снова почувствовать тепло было лучшим, о чем он мог сейчас просить.

Он переложил оружие и дважды проверил свой груз. У него было несколько запасных магазинов, а также пара гранат. Сержант Бер стиснул зубы и подумал о враге: англо-американцах, которые убили так много его братьев. Чего бы он только не сделал, чтобы броситься в их толпу прямо сейчас, стрелять, рубить штыком, прыгать на людей и вырывать у них сердца.

Пульс Бера участился, когда он подумал о крови. Горячая кровь льется из врага. Груды тел, оставленных гнить.

Он зарычал.

Рядом с ним его друг капрал Егер издал столь же странный звук.

Ночь осветилась, когда с востока раздался артиллерийский залп. Бeр уставился вверх, следя глазами за спускающимися снарядами, когда они врезались в позиции американцев.

Бой продолжался.

Бeр подал знак своим людям, и они вместе двинулись в ночь, чтобы найти врага.

- Как долго действует сыворотка? - спросил офицер СС у доктора.

- Около двенадцати часов, мой господин. Они пойдут в бой и убьют много англо-американских войск. Наши люди не почувствуют боли и не почувствуют холода.

- А после? Как они будут справляться?

- Им понадобится еще больше сыворотки, по крайней мере для тех, кто выживет.

- Мне это не нравится. Мы потратили впустую слишком много солдат. Слишком много сыновей не вернутся домой после Нормандии, и все же я ясно вижу цель фюрера. Мы должны нанести удар, и он должен быть быстрым и без угрызений совести. Мы должны прорвать их оборону и заставить их бежать.

- Сыворотка не так плоха, как кажется, сэр, и она была тщательно протестирована. Хотите попробовать еe силу? - спросил доктор.

Офицер СС уставился на мужчину и не сказал ни слова. Он просто отвернулся от отвратительного доктора и повел его к следующему подразделению.

Лейтенант Джозеф Коули из 394-го полка 99-й пехотной дивизии был выведен из глубокого сна тем, что мир был охвачен пламенем. Он перевернулся, прямо на капрала Трэвиса Трамбла. Следующий снаряд приземлился перед их позицией и прозвучал как конец света.

Трамбл прижал руку к боку каски и опустил голову в грязь. Коли взглянул на потрясенное лицо своего капрала и подумал, было ли у него такое же испуганное выражение лица.

- Что, черт возьми, здесь делает этот артиллерийский огонь?

- Я подозреваю, что они пытаются убить нас, - прокричал Коули сквозь грохот разрывающихся снарядов.

Они были в блиндаже, сделанном несколько дней назад. Лейтенант Коули лично наблюдал и помогал своим людям копать ямы. Им пришлось маневрировать стволами деревьев над отверстиями, чтобы обеспечить прорези для стрельбы.

Как разведывательный взвод, они должны были окопаться и следить за передвижениями противника. Так далеко в Бельгии и близко к границе с Германией союзники пользовались полным превосходством, поэтому предполагалось, что это легкая обязанность. Его попросили посидеть здесь всего пару дней, но это растянулось на четыре, и теперь на них напали.

Деревья разлетелись на куски, разбрасывая комли с большой скоростью и ударяясь о землю и блиндаж. Обломки упали на бревенчатое укрытие наверху и дождем обрушились на двух мужчин.

Коули нашел рацию и вытащил ее из контейнера. Он вызвал командование полка и сообщил, что они попали под артиллерийский обстрел.

- Повтори еще раз?

- Нас тут прижимают. Как будто все пушки по ту сторону "Зигфрида"[7] открыли по нам огонь.

- Этого не может быть. У нас нет сообщений о каких-либо передвижениях немцев в этом районе.

- Это что, блядь, похоже на какую-то шутку?

Лейтенант Коули еще некоторое время спорил с радистом, прежде чем ему велели перезвонить через пятнадцать минут, когда у них будет лучшее представление о том, что происходит.

Он передал эти слова обратно Трамблу.

- Как насчет того, чтобы мы вернулись и засунули наши ботинки кому-нибудь в задницу и посмотрели, знают ли они, что происходит? - заорал Трамбл.

Взрывы шли хаотичным маршем позади людей в направлении маленького городка Лонгвилли. Коули воспользовался моментом, чтобы выскочить из своей землянки и отдать приказ.