ГЛАВА 12. Страх и ненависть на поле боя
II
Мировые войны
Первая мировая война
Пехотинцы на Западном фронте почти все были грамотными, многие писали дневники, письма, автобиографии, романы. К сожалению, их письма подвергались цензуре со стороны армейских властей, хотя мы можем добавить к ним отчеты психологов о моральном состоянии. В 1914 г. профессиональные армии пополнились резервистами и легко обученными добровольцами - продукт первоначального энтузиазма в отношении войны. Но начиная с 1915 или 1916 года все большее число военнослужащих стало комплектоваться по призыву. Поразительно, но 90% молодых французов и 53% молодых британцев были призваны в армию. Почему добровольцы записывались в армию? Почему призывники не сопротивлялись? Основных причин было четыре.
1.
Молодые люди прониклись культурой, в которой война представлялась почетным и героическим мужским долгом. В книгах и комиксах, которыми зачитывались школьники, герои, с которыми они идентифицировали себя, всегда выживали, чтобы быть овеянными славой. Красивые женщины падали в обморок. Возникало желание приключений и ухода от рутины обыденной жизни. Война не предполагала смерти. Она не приносила смерти и героям приключенческих романов.
2.
Воюющие правительства, местная знать и средства массовой информации представляли эту войну как законную войну в целях самообороны, и лишь немногие солдаты имели альтернативные источники информации. Усиление национальных "клеток", которое я описал во втором томе "Источников социальной власти", означало, что солдаты, независимо от их региональной принадлежности, имели "банальное" чувство идентичности как британцы, немцы или французы, полагая, что они разделяют различные национальные образы жизни. Власти должны были преобразовать это чувство в патриотизм, готовый защищать то, что они определяли как интересы нации. Затем это перерастало в защиту цивилизации от варварства, чему способствовали преувеличенные рассказы о зверствах противника, а затем и желание отомстить за убитых товарищей. Такая эскалация, как правило, достигалась вопреки тому, что британцы не были объективно заинтересованы в защите глобальной Британской империи, а немцы - в защите "места под солнцем" для Германии. Тем более не было объективной заинтересованности британских или французских колониальных войск воевать за своих имперских хозяев (кроме жалованья). Иное дело русские, французы и другие, чьи родины были захвачены.
3.
Добровольцы записывались в местные отряды, и их обязательства были связаны с людьми, которых они знали, и с местными знатными людьми, перед которыми они преклонялись. Местная община оказывала им почести и иногда финансировала их, а ее женщины давили на них, заставляя "быть мужчиной" и записываться. Это было очень легко сделать, и это приносило похвалу - удовлетворяло желание получить социальный и сексуальный статус воина. Действительно, многие женщины в Британии помогали в этом, раздавая белые перья, символ трусости, мужчинам, не записавшимся в армию.
4.
Стабильная, гарантированная заработная плата была желанным фактором в первое время из-за высокого уровня безработицы, и она продолжала оставаться таковой среди малообеспеченных слоев населения.
Хью Страхан предлагает четыре способа, с помощью которых солдат заставляли продолжать воевать: давление со стороны первичных групп солдат, идеологическая приверженность и долг перед делом, тренировки и наказания для тех, кто отклонился. Я добавляю три более обыденных фактора: поле боя как ловушка, поглощение задачей и требование самозащиты. Все семь факторов оказали влияние, причем в разной степени и в разных условиях.
Поначалу солдаты не боялись, так как рассчитывали на быструю победу, подкрепленную их верой в справедливость своего дела. Раз они были правы, то "должны" победить - в обычном двойном смысле морального права и вероятности. Но они не были готовы к битве, которая и близко не походила на приключенческую историю. Смерть наступала, но не после героического боя. В семидесяти процентах случаев смерть наступала от артиллерийского огня, который велся издалека, убивал наугад, не целясь в кого-то конкретного. Затаиться, не имея возможности повлиять на жизнь или смерть, было почти невыносимо. Один баварский лейтенант описывал сражение как шабаш ведьм, раздуваемый "ураганом огня", "как сокрушительная машина, механическая, без чувств, тысячей молотов уничтожающая последнее сопротивление". Играть в такие игры с ближними совершенно неуместно. Все мы - люди, созданные по образу и подобию Господа Бога. Но какой счет дьяволу до человечества или до Бога, когда он ощущает себя властелином стихий, когда хаос торжествует о своем всемогуществе? тот солдат разделял с врагом чувство общей человечности, но космические силы, неподвластные его пониманию и переданные здесь через христианские метафоры, уничтожили это чувство.
Большинство правителей считали, что война будет короткой, что было нормой XIX века в Европе. Гражданская война в США была долгой и опустошительной, но они считали это некомпетентностью американцев. Фельдмаршал Гельмут фон Мольтке Старший был организатором победы Пруссии над Францией в 1870 году. Он презрительно и глупо отозвался о Гражданской войне в США, сказав, что это "вооруженные толпы, гоняющиеся друг за другом по всей стране, из которых ничему нельзя научиться". В недавней русско-японской войне сочетание колючей проволоки и пулеметов приводило к большим потерям, но массовые наступления японцев оказались успешными. Европейские генеральные штабы извлекли урок: наступление должно победить оборону. Однако заметное технологическое совершенствование оружия в ходе Второй промышленной революции привело к тому, что артиллерийские батареи стали массивными, винтовки - более смертоносными, а пулеметы - распылять смерть по всему фронту боя. Все это можно было массово производить на существующих заводах.
Когда началась война, солдаты уже не вставали в строй. Они рыли окопы, защищенные колючей проволокой, чтобы замедлить нападающих. Выглядывая из-за края, они вели огонь с наклонной, в основном скрытой позиции. На этой войне стрельба в общем направлении противника велась из отверстий в земле. Нападение происходило по приказу "Заряжай!". Пехота бежала, согнувшись, или ползла по ничейной земле, подставляя себя под огонь, особенно пулеметный. Им помогал всплеск адреналина, подстегиваемый коллективными криками, алкоголем, примером младших офицеров и сержантом, поставленным в тыл для отстрела отстающих. Это было самоубийственно. Рассказы британских и немецких солдат во время битвы на Сомме передают ощущение ада на земле, когда вокруг разрывались на части тела друзей и врагов. Солдаты говорили, что когда они заряжали, то "сходили с ума", возвращаясь к "первобытному человеку, таящемуся внутри каждого из нас". Бенджамин Зиманн говорит, что их насилие - это «выход за границы, процесс, в котором герои могут потерять контроль над собой, оставив рациональное мышление позади. . . . Солдаты в бою могут впадать в ярость, выплескивать свой гнев и впадать в состояние неистовства» Убийство пленных было нормальным явлением.
Поскольку на неподвижном Западном фронте оборона оказалась превосходной, захват одного поля стоил многих жизней. Восточные фронты отличались тем, что русские превосходили австрийцев, а немцы - русских. Здесь поражения приводили к "передовой панике", сопровождавшейся массовой резней или капитуляцией. Но на обоих фронтах потери были ужасающими. Один французский солдат писал своим родителям: "Это позорно, ужасно; невозможно передать образ такой бойни. Мы никогда не сможем выбраться из этого ада. Мертвые покрывают землю. Боши и французы валяются друг на друге, в грязи... . . Мы атаковали дважды, отвоевали немного земли, которая была полностью пропитана кровью. ... . . Но не надо отчаиваться, можно быть раненым. Что касается смерти, то если она придет, то будет избавлением". Обратите внимание на предпочтительный финал - быть раненым или даже убитым и таким образом уйти с поля боя.
Массовая бойня состоит из множества одиночных смертей. Вот человек, умирающий от газовой атаки, изображенный английским военным поэтом Уилфредом Оуэном:
Если бы в удушающих снах вы тоже могли бы шагать
За повозкой, в которую мы его запрягли,
И наблюдать за тем, как белесые глаза корчатся на его лице,
Его висящее лицо, как у дьявола, больного грехом;
Если бы вы могли слышать, как при каждом толчке кровь
Приходите, полоскайте легкие от пены,
Непристойный, как рак, горький, как початок
О мерзких, неизлечимых язвах на невинных языках, -
Друг мой, ты бы не стал рассказывать с такой изюминкой
Детям, жаждущим безысходной славы,
Старая ложь: Dulce et decorum est
Pro patria mori. [Умереть за свою страну сладко и подобает].
Это стихотворение было опубликовано посмертно. Лейтенант Оуэн был убит сразу после награждения Военным крестом за храбрость, за неделю до перемирия, в возрасте двадцати пяти лет.
Шансы быть убитым составляли примерно один к пяти для французских солдат и один к семи для британских. Шансы быть убитым, раненым, пропавшим без вести или военнопленным были гораздо выше: в России было мобилизовано 76% мужчин, во Франции - 73%, в Германии - 65%, в Великобритании и ее империи - 36%, в США (за семнадцать месяцев боевых действий) - всего 8%. Почему солдаты соглашались с такими шансами? Как мы видели в предыдущей главе, моральный дух не зависит от того, испытывают ли солдаты страх. Они все испытывают. Страх, - говорит Холмс, - "это общая связь между сражающимися людьми". Подавляющее большинство солдат испытывают страх во время или перед боем". Особый страх вызывают ранения в живот, глаза, мозг и гениталии, которые, по мнению солдат, делают их непригодными для жизни. Страх имеет физиологические последствия: выброс адреналина и кортизола, учащенное сердцебиение и даже непроизвольное мочеиспускание или нагаживание в штаны, что часто случалось непосредственно перед боем. Солдаты не выдерживали, стыдились нагадить в окопе на глазах у товарищей, вылезали, спускали штаны, и им сносили головы.