Доугэнна, доугэнцы (на даг.), Даганния, даганны (на амид.)
Vikhar, викхар - толкователь правил, законов, обычаев. В Амидарее юрист, защитник
Sagrib, сагриб (даг.) - охранник, сторож
Триединый - в даганской религии основа всего сущего. Божество, объединяющее три начала: землю, воздух и воду.
Хику (на даганском - тхика) - состояние полного блаженства, нирвана. В действительности - коматозное состояние, при котором прекращаются обменные процессы в организме, замедляется работа сердца, умирают клетки мозга. В итоге - смертельный исход. Хику достигается как самовнушением, так и с помощью наркотических и психотропных средств.
49
Провальнее операции еще не бывало, притом, что проводилась она в условно мирное время. Бесподобный пример разгильдяйства и безалаберного подхода командования к организации спонтанной облавы в городских развалинах.
О'Лигх потрясен, нет, он напрочь сражен последними сводками. Расхаживает по кабинету мрачнее тучи с заложенными за спиной руками. Отражение медвежьей фигуры перетекает по окнам, затянутым снаружи угольной темнотой ночи.
- Кто получил информацию о партизанах?
- Крам. Заверил, что у него надежный и проверенный анонимный источник. Назвал примерный район, адрес, сказал, в лёжке пережидают три-четыре человека.
И, похоже, неизвестный доброжелатель так и останется анонимом, о котором знал лишь Крам.
- Три-четыре! – съязвил в сердцах О'Лигх. – Три-четыре - это не девятнадцать! А на деле оказалось девятнадцать, понимаешь? С автоматами, с полными магазинами и с запасом гранат, не считая холодного оружия.
- Виноват, недооценил. Отвечу, как положено.
- Извиняться будешь перед матерями и женами убитых. А отвечать придется перед трибуналом.
Десять убитых и столько же раненых разной степени тяжести – таковы потери с доугэнской стороны. Потому что недооцененная ситуация вышла из-под контроля.
У Веча и в мыслях не было организовывать облаву, ни вчера, ни сегодня, ни в ближайшие дни. Его заботили насущные дела, связанные с отъездом из гарнизона, да грела душу мысль: если мехрем тяжела, не грех и обмыть новость.
Пока в кабинет не ворвался взбудораженный Крам со срочной новостью.
И машин взяли по минимуму, и людей. Ситуация хоть и внештатная, но отрепетированная и не раз. Уже позже, по рации вызвали подмогу, когда стало очевидным, что амодары живыми не сдадутся и будут биться до конца. Отчаянно бились, себя не жалея, и превратили окрестные домишки в руины, ни выкурить бесов, ни с тыла зайти, ни снайпером снять. Тогда-то и было принято решение – жахнуть по амодарам из миномета. Одного выстрела хватило, чтобы дом сложился, похоронив под собою тех, кто укрывался внутри, в том числе, и мехрем.
Триединый* свидетель, когда Веч её увидел, он… остолбенел, наверное, и это ещё мягко сказано. Поначалу он решил, что находится в параллельной реальности, и лежащее без сознания тело с растрепавшимися волосами и изувеченным лицом – не его женщина. Его женщина сейчас дома, мечется в панике, высчитывая дату разрешения от бремени.
- Почему твоя бабёнка там оказалась? – спросил О'Лигх.
- Выясняем.
Из амодаров выжили шестеро, все в тяжелом состоянии, и среди них пацан, прикрывший собою мехрем от взрывной волны. Рыжеватая бородка его взрослила, и поначалу Веч решил, что перед ним зрелый мужик, ровесник или старше, но при ближайшем рассмотрении оказался молодой парень, пацан. Невысокий и щупловатый, но жилистый и с какой-никакой силой в руках, коли умудрился всадить клин в глазницу убитого, пробив насквозь голову.
Мехрем и пацана спасло то, что они провалились в подпол. Рухнувшие перекрытия перегородили провал в полу, уберегши от обломков потолочных плит и груды черепичных осколков. Но контузило обоих, к тому же, пацан потерял много крови и был избит не меньше мехрем.
У Веча от нетерпения чесались руки до допросов, чтобы вытрясти из причастных всё и сверх этого.
- Устрой так, чтобы выжившие заговорили, и быстро, - поступил приказ Г'Оттину.
Тот сделал, что мог. Точнее, совершил невозможное. Зашил, обработал, вколол, перелил, напичкал.
В допросную пацана доставили чуть ли не волоком. Усадили, надели наручники за спиной. Пустая формальность, потому как допрашиваемого качало из стороны в сторону от слабости. Он больше бредил, чем говорил, и клевал носом, норовя завалиться вперед.
Веч вел допрос, О'Лигх присутствовал тут же.
- Что амодарка забыла в вашей лёжке?
- В гости пришла, - ухмыльнулся пацан, подняв мутные глаза.
Веч бы врезал ему без снисхождения на хилость, но Г'Оттин предупредил перед допросом:
- Никакого членовредительства. У тебя минут десять, не просри их впустую мордобитием.
- Вот так запросто взяла и пришла среди бела дня? – допытывался Веч.
- Ну да.
- У вас был уговор о встрече?
- А то как же, - хмыкнул пацан и, увидев многообещающее выражение лица дознавателя, добавил: - Решила проведать, чё неясного?
- Кем ей приходишься?
- Брат я ей.
Веч поднялся с кулаками… и сел. Вас таких братьев - что собак нерезаных по всему Амодару, и каждый уверен, что мирное население обязано его снабжать, обеспечивать и не роптать.
- Что же, ты, родственник, на неё руку поднял?
- Это не я, - помрачнел пацан.
- Хорошо, это не ты. Почему не защитил?
- Она жива? – спросил амодар вместо ответа. Невнятно спросил, потому что язык заплетался.
- Пока что жива, - ответил Веч сурово. Вдруг сработает, и пацан разоткровенничается?
Но тот лишь тяжело выдохнул.
- Не смог я. Их больше оказалось.
- За что били?
- За то, что спала с кем-то из ваших! – выплюнул он злобно, и Веч от неожиданности подавился воздухом.
Инициативу перехватил О'Лигх:
- Значит, она явилась в отряд, чтобы ее избили за распутство, так? Зачем она все-таки пришла?
- В гости.
- И как часто приходила в гости?
- Частенько, чтобы ей разок-другой вправили челюсть и посоветовали, с кем выгоднее спать, - ухмыльнулся криво допрашиваемый.
- Ты бывал у нее дома?
- А чё я там забыл?
- В подвале был третий амодар, ты его убил? – спросил Веч.
- Ну, я.
- За что?
- За сестру.
- Степень вашего родства?
- Родной брат я ей, чтоб ты знал.
- Её брат погиб, чтоб ты знал, - съязвил Веч. Если кулаком не тронуть, так словом поддеть.
- А вот он я, нарисовался – не сотрешь. И живой, как с картинки, - рассмеялся хрипло пацан и закашлялся.
- Зачем амодарка пришла в лёжку?
- Принесла печенья и плюшевого мишку. Соскучилась.
- За что её били?
- За вас, сучьх гадов.
И пошел допрос по прежнему кругу. Правда, недолго продолжался, вскоре пацан потерял сознание и свалился кулем со стула.
- В ближайшее время он вряд ли что-нибудь скажет, - заключил Г'Оттин, оттянув веко и прощупав пульс допрашиваемого.
- А остальные амодары? – спросил Веч.
- Трое вот-вот отойдут, тут даже я не в силах. У двоих шансы есть, но ворочать языком они смогут нескоро.
Уж если Г'Оттин признал собственное поражение, значит, вскорости пополнится мертвецкая свежими покойниками, - признал без сожаления Веч.
- Каково состояние мехрем?
- Переломов нет, внутренних повреждений и разрывов тоже. Позвоночник цел. Множественные ушибы, гематомы. Трещины ребер. Отечность лица. Вероятно сотрясение мозга. Легко отделалась, при падении съехала по доскам в подвал. Последствия были бы тяжелее, ударься она плашмя об пол.
- Пригодна к допросу?
- Нет, началась горячка. Выбирай, либо допрашиваешь сейчас, но её сердце не выдержит, либо допросишь позже, но сперва её нужно подлатать.
- Скажи одно, она ждала ребёнка?
Г'Оттин задумался. Покачал головой:
- Нет. Это и к лучшему. Иначе бы от побоев скинула и истекла кровью.
Вызвали на допрос и амодарскую докторицу.
Та не выказала ни суетливости, ни страха. Сев, замерла статуей и глядела в глаза дознавателям с редкостным спокойствием.
Пожалуй, самая смелая из всех амодарок, с которыми Вечу приходилось сталкиваться. Никого в гарнизоне не боялась, даже О'Лигха, как не боялась требовать и отстаивать, о чем в архивах накопилось достаточно катушек с записями прослушивания из кабинета докторицы. Иногда, правда, её заносило: требовала необоснованно много лекарств, требовала поблажек для тюремных пациентов, требовала разрешение на проведение абортов.
- Вы знакомы с Аамой лин Петра? – спросил Веч на амодарском.
- Да, - ответила докторица, подумав. – Она - моя подопечная. Ну, и её семья, разумеется. А что случилось?
Веч открыл рот, чтобы ответить, но О'Лигх упредил, велев ему на доугэнском:
- Об убитых и раненых - молчок. И о том, что твоя бабёнка в тяжелом состоянии, тоже. Не доверяю я докторице, от неё много шума и перьев.
- Аама лин Петра приходила намедни на прием? – спросил Веч, проигнорировав вопрос амодарки.
- Нет, - последовал короткий ответ.
- И вы не виделись с ней в тот день?
- Виделись. На улице возле больницы. Я возвращалась от пациентки. У Аамы был нездоровый вид, и я предложила пройти в кабинет для осмотра, но она отказалась. Я посоветовала ей отправиться домой и отлежаться.
- И всё?
- Ну да.
- Она ничего не спрашивала, ни о чем не говорила?
- Ну-у… нет. У меня сложилось впечатление, что она была чем-то озабочена и куда-то торопилась.
- Что было дальше?
- Мы распрощались, и она направилась… домой, наверное. Не знаю. Что случилось? Она жива?
- Почему интересуетесь, жива ли она? – спросил на амодарском О'Лигх.
- Думаю, вы не выпытывали бы сейчас в подробностях об Ааме лин Петра, не случись с ней что-нибудь плохое.
- Похоже, твоя мехрем решила подстраховаться и устроила себе алиби, - вполголоса предположил О'Лигх на доугэнском. - Придумала повод – прием у докторицы и сбежала из комендатуры. Встретилась с ней у больницы для отвода глаз, после чего направилась в лёжку.
- Зачем ей усложнять? – понизив голос, возразил Веч, тоже на доугэнском. – С таким же успехом можно добраться до искомого адреса вечером. Или ранним утром, спозаранку.