— Я буду, папа.

Я открываю дверь в его кабинет и заглядываю в роскошную комнату. Вот уже шесть месяцев я руковожу шоу, но так и не смог заставить себя сесть за его стол. Это казалось концом. Теперь отца нет. Я смотрю на мизинец и вижу, что змеиные глаза вновь сияют. Ожившие. Будто отец наблюдает за мной. Следит. Желая убедиться, что я правильно делаю его работу. Что следую его пути.

Ему не о чем беспокоиться. Меня ведет инстинкт, и он увидел его во мне в самый первый день.

— Дэнни?

Обернувшись, вижу у двери Брэда, его лицо искажается, когда он замечает мое выражение.

— Пять минут назад, — подтверждаю я, когда его взгляд падает на кольцо на моем мизинце. Я кручу его, находя утешение в движении, в ощущении тепла от трения.

— Соболезную, Дэнни.

Кивнув, заставляю себя подойти к другой стороне отцовского стола и выдвинуть его кресло. Его трон. В ту секунду, когда моя задница касается шикарного кожаного сиденья, я чувствую легкость. Будто он рядом со мной. Окружает меня.

— Зови всех, — приказываю я, и Брэд кивает, направляясь за нашими людьми.

У меня нет времени на скорбь. В тот момент, когда шесть месяцев назад мир узнал, что отец слег в постель, проблемы начали прилетать со всех сторон, ублюдки ошибочно полагали, что, встав во главе организации, я, возможно, отвлекусь на умирающего отца, и в нашей броне могут появиться бреши. Неправильно. За последние шесть месяцев от моих рук погибло больше, чем за последние шесть лет. Я не беру пленных.

Брэд уходит, и я выдвигаю верхний ящик отцовского стола, улыбаясь золотому ножу для открывания писем, лежащему под углом поверх бумаги с тиснением. Это по-прежнему убивает меня. У самого опасного человека в преступном мире есть бумага с золотым тиснением, на которой он посылает смертельные угрозы. Я опускаю конверт с завещанием в ящик и снимаю с пальца кольцо, кладя его сверху. Затем беру нож для писем, провожу подушечкой указательного пальца по лезвию, пока не достигаю острого кончика. Вращаю им, пока давление не пронзает кожу, выпуская каплю крови, и, склонив голову, наблюдаю, как она увеличивается.

Когда раздается стук в дверь, поднимаю глаза и слизываю каплю крови с пальца. Брэд возглавляет десятку людей моего отца.

Нет. Моих людей.

Каждый наблюдает за мной за отцовским столом и почтительно склоняет голову.

— Перри Адамс. — Я сразу перехожу к делу. — Где он, черт возьми?

— Ринго уехал час назад будить его, — отвечает Брэд. — Они должны вернуться с минуты на минуту.

Из всех людей, которых Брэд мог послать, он выбрал Ринго. Хорошо. Это даст понять, что я не шучу.

— Он решит, что ему снится кошмар, когда проснется с мерзкой рожей Ринго в постели с ним.

Ринго — один из моих лучших парней. Он же и самый уродливый. Рябое лицо, тонкие, грозные губы, которые, я уверен, никогда не знали улыбки, и нос размером почти с его лысую голову. Он мог бы довести до слез взрослого мужика, и я полагаю, что в данный момент Перри Адамс плачет. С приставленным к виску пистолетом.

— Его кошмар станет лишь страшнее, если он не вытащит палец из своей задницы, — говорит Брэд, садясь, единственный человек в кабинете моего отца, кроме меня, кому это позволено.

Нет. В моем кабинете.

— Сколько времени нам потребуется, чтобы уйти с верфи Уинстейбл? — спрашиваю я.

— Работы начнутся в следующем месяце. Мы позаботимся об еще одной партии, а потом смотаем удочки.

Я впадаю в раздумья. Время истекает. Уинстейбл исчезнет, а я еще не добился продажи пристани Байронс Рич. Мне она нужна, иначе вести дела будет очень затруднительно. Или все зайдет в тупик. А Перри Адамс, адвокат владельца Байронс Рич, — именно тот, кто сделает продажу возможной. К тому же, он претендует на пост мэра Майами, и это слишком для меня заманчиво. Вот почему я финансирую его кампанию. Репутация в политике открывает многие двери, как и деньги, а последних у меня много. Я получаю пристань, он — титул мэра. Сделка проще некуда. Или он так думает. Придя к власти, он станет моей марионеткой. Будет выступать перед публикой Майами, но дергать за ниточки буду я.

Но пока все, что ему нужно сделать, это обеспечить мне продажу пристани. Это не должно быть слишком сложно. Но, судя по всему, все иначе.

— Почему так долго?

— Черт его знает.

Брэд вздыхает, но тут дверь распахивается, и мужчина, о котором шла речь, вваливается через порог. В одних боксерах. Пистолет все еще приставлен к его виску, палец Ринго на спусковом крючке готов принять мой приказ. Лоб Перри Адамса блестит от пота. Я удивлен. Парень известен своим высокомерием, но в том приемлемом смысле, который сходит с рук юристам. Его имидж — это все, от сшитых на заказ костюмов до идеально нарисованной семьи. И вот он в боксерах, выглядит так, будто сейчас наложит в них от страха.

— Доброе утро, — щебечу я, откидываясь на спинку кресла, а он дрожит, глядя на меня. — У тебя есть для меня новости. — Я констатирую это как факт, а не вопрос.

— Мне нужно еще пару недель. — Он заикается, переминаясь с одной босой ноги на другую. — Джепсоны, владельцы Байронс Рич, в Дубае по делам. Неожиданная поездка в последнюю минуту. Я не знал, что они туда собираются, пока они не исчезли. Я передал им твое щедрое предложение. Документы готовы. Все готово. Мне просто нужна подпись.

— Я дал тебе пять миллионов за эту пристань и десять на твою кампанию, Перри, — напоминаю я ему. — Ты в двух шагах от того, чтобы стать мэром Майами, а у меня до сих пор нет моей гребаной пристани. Сделка должна была быть завершена две недели назад.

— Пару недель, — бормочет он, косясь в сторону Ринго с пистолетом, направленным ему в висок.

— У тебя есть неделя. — Я пренебрежительно машу рукой. — Уведите его отсюда.

Ринго убирает пистолет от виска Адамса и с неприятным звуком бьет его по скуле, ставя на колени.

— Неделя, — повторяю я, когда его вытаскивают из кабинета.

Как только он исчезает, я встаю, поправляя пиджак.

— Следите за ним, — приказываю я, проходя мимо мужчин и направляясь к двери. Я не доверяю Адамсу, никогда не доверял.

Моя рука замирает на ручке, когда я слышу бормотание одного из моих людей. Я не расслышал, что именно было сказано, но бормотание говорит о многом. Я останавливаюсь и медленно отворачиваюсь от двери, устремляя взгляд на Пепа. Мне он никогда не нравился. Он находился под командованием отца в течение десятилетий, и ясно давал понять, что я ему тоже не нравлюсь, но только не в присутствии папы.

Он смотрит мне в глаза, как всегда, бросая вызов. Тупой е*лан.

— Что, прости?

Он расправляет плечи, демонстрируя силу перед остальными моими людьми.

— Я не подчиняюсь приказам ублюдка.

Я киваю, словно соглашаясь, и возвращаюсь к столу. Тихо. Напряженно.

— Я тебе не нравлюсь, Пеп? — спрашиваю я, глядя на него. — Все в порядке. Старик мертв. Можешь сказать, как ты на самом деле относишься к его приемышу.

Пеп переводит взгляд на канцелярский нож в моей руке. Молчит. Я возвращаюсь к нему, небрежно постукивая лезвием из цельного золота по своей ладони. Я вижу, как он идет на попятную.

— Дэнни, я не хотел…

Никаких вторых шансов. Прерываю его на середине извинения одним ударом лезвия по горлу. С широко распахнутыми глазами он хватается за шею, сквозь пальцы струится кровь. Я удивлен, что он так долго остается на ногах. На самом деле, мне чертовски скучно ждать, пока он, мать его, сдохнет. Поэтому втыкаю нож в его сердце, крутя и проворачивая, прежде чем выдернуть. Мужчина падает на колени, несколько раз дергается, затем утыкается лицом в пол.

— Изгадил ковер, сволочь, — хриплю я, наклоняясь и вытирая лезвие о его пиджак. — Кто-нибудь еще хочет что-то сказать?

Я поднимаю взгляд, уделяя каждому из моих людей толику своего внимания. Тишина.

— Так я и думал. — Я поднимаюсь и, уходя, передаю лезвие Брэду. — Не выпускай Адамса из виду.

Направляясь по коридору, прохожу мимо Эстер, и мой взгляд сразу же падает на кипу полотенец в ее руках.

— Вызови Эмбер и направь ее в мою комнату, — приказываю я, чувствуя, как в член проникает нежелательное напряжение. Есть только один способ снять его. Убийство не потушило пожар, пылающей во мне ярости. Почему он должен был умереть? Единственный человек в этом гребаном мире, которому было не наплевать на меня?

Я ускоряю шаг, сворачиваю за угол к своим апартаментам, и мои шаги слегка замедляются, когда я вижу, как открываются двери отцовской комнаты. Появляется Шеннон. На глазах любовницы моего отца слезы. Не слезы горя. Слезы беспокойства. Она замечает мое приближение, но я не останавливаюсь, чтобы уделить ей внимание.

— Дэнни, — зовет она, идя за мной.

Я продолжаю свой пути, оставляя ее гнаться за мной по пятам, как жалкую комнатную собачонку, которой она и является. Она отвлекала отца от боли в его последние дни. Это все, для чего она годилась, и единственная причина, по которой я держал ее рядом. Но теперь он мертв. И я знаю, что грядет. Шлюха-золотоискательница прозрачна, как стекло.

Ее ладонь ложится на мой локоть, останавливая меня, и я смотрю на нее сверху вниз.

— Что? — холодно спрашиваю я.

Она застенчиво улыбается.

— Ты должен знать, что я всегда думала только о тебе.

Да. Я видел, как она на меня смотрела. С похотью. Голодом. Папа тоже замечал эти взгляды.

— Жаль, вот только о тебе я никогда не думал, — коротко и резко отвечаю я, стряхивая ее хватку со своего рукава. — Собирай свое барахло и выметайся.

— Карло бы этого не хотел, — в панике кричит она мне в спину.

Я резко останавливаюсь и разворачиваюсь, хватая ее и прижимая к стене. Ярость мгновенно накаляет мои вены, разрезая их до такой степени, что я, кажется, могу истечь кровью.

— Не говори мне, сука, чего бы он хотел, — шиплю я. — Не притворяйся, что ты, мать твою, знаешь его. Ты не знаешь. Он трахал тебя. Больше ничего.

Жестокая правда заставляет ее лицо скривиться. Меня это выводит из себя. На какой исход она надеялась? Защита на всю жизнь? Дом в пригороде в качестве компенсации за то, что она объезжала член моего старика в его последние дни? Мой отец был предсказуемым человеком. Он не любил женщин. Он ценил их, но никогда не любил. И он повторял тысячу раз, что, когда его не станет, Шеннон тоже должна уйти. Он не хуже меня знал, что она была в его постели только из-за денег и защиты.