Глава 2 Нокс

Маленькая птичка уже не такая маленькая.

Я подношу сигарету к губам, вдыхая дым. Здесь очень жарко. Но, тем не менее, я возбуждён. Я ненавижу это. Ненавижу находиться в такую жару. Это не согласуется с моим телом, но на Дав, похоже, это совсем не влияет. Мои глаза следуют за ней в офисное здание. Я не знаю, какого хрена она там делает, но как только она исчезает внутри, я использую эту возможность, чтобы пройтись по металлическим табличкам с названиями компаний.

Фотостудия Рафаэля Сантино.

Маркетинг блестящих идей.

Пекарня «Сладкие булочки».

Какого хрена моя маленькая птичка здесь делает? Незнание сводит меня с ума. Но у меня нет выбора, у меня нет никакого способа выяснить, что здесь происходит, если я не смогу каким-то образом получить подсказку. Все, что мне остается сделать, это дождаться, когда она закончит. И, черт возьми, это занимает целую вечность.

Я задерживаюсь в переулке рядом со зданием, не спуская глаз с вращающейся двери. Люди приходят и уходят. Некоторые несут липкие булочки в коричневой бумажной обертке из той пекарни, о которой я упоминал на табличке. Другие с портфелями, одеты в элегантную деловую одежду. Ничто не похоже на бесформенную, мешковатую одежду, которую носит маленькая птичка, чтобы скрыть свою истинную красоту.

Хоть убей, я не могу понять, какого хрена она там делает. Напряжение от незнания беспокоит меня, и мои ногти впиваются в ладони, образуя красные полумесяцы боли. Я жду. Я слоняюсь без дела. Никто меня не замечает. Я невидимка в своем полностью черном наряде, капюшон толстовки низко надвинут на лицо, чтобы скрыть его. В любом случае, здесь меня никто не узнает. Лос-Анджелес находится далеко от дома. Мое прошлое связано с Нью-Йорком. Но Голубка — это мое настоящее и мое будущее. Она просто еще не знает об этом.

Наконец, спустя целую вечность, Дав выходит из здания. Она выглядит иначе, чем тогда, когда вошла, и это меня бесит. Ее волосы завиты в какие-то странные кудряшки, хотя она выглядит такой же великолепной, как и была, и на ней все та же одежда. Легкий макияж на ее лице подчеркивает её выразительность, но никак не скрывает шрам на левой щеке.

Я ухмыляюсь на это. Мне это нравится.

Я наблюдаю, как она общается с маленькой девочкой. Я вижу боль на лице маленькой птички, когда она видит страх ребенка. Я мысленно отмечаю это. Пока она ждет свою машину, я понимаю, что за мной тоже наблюдают.

Мать девочки оставила ее снаружи, исчезнув в здании, из которого только что вышла Дав. Какой гребаный идиот, оставит своего ребенка на такой оживленной улице, как эта? Мои руки сжимаются в кулаки. Эта женщина должна быть наказана. Я позволяю себе погрузиться в темное место, где я могу выместить свой гнев на матери девочки. Я представляю, как режу ее, оставляю рубцы на ее теле, когда она кричит. Не имеет значения, как она выглядит и привлекает ли она меня. Все, что имеет значение, это выместить на ком-то свою гребаную ярость.

На мгновение позже я понимаю, что девчушка наблюдает за мной, когда до меня это доходит, она уже идет ко мне. Я не могу рисковать, чтобы Дав заметила меня, но я вижу, что ее Uber только что подъехал, и она садится в него как раз в тот момент, когда маленькая девочка останавливается передо мной.

— Привет, — тихо говорит она, и я стону, наблюдая, как машина Дав отъезжает. Блядь.

— Отойди, малышка, — шиплю я маленькой девочке.

— Как тебя зовут? — Она выжидающе смотрит на меня. Глупая маленькая тварь испугалась моей маленькой птички из-за шрама, но она даже не вздрагивает в моем присутствии. Она не узнает монстра, когда тот смотрит ей прямо в лицо. — Мне нравится твоя куртка.

Я решаю показать фокус ребёнку. Я опускаюсь на колени рядом с ней, машу перед ней рукой и достаю из воздуха красный леденец. Девочка ахает, когда я протягиваю его ей.

— Как ты это сделал? — Спрашивает она с удивлением в своем детском голосе.

— Магия. Тебе нравится вишневый вкус?

Она кивает.

— Мой любимый.

— Наслаждайся, малышка.

Я выхожу из тени переулка, готовый последовать за Дав. Я предполагаю, что она вернулась домой. Она редко выходит из дома, так что ее сегодняшняя маленькая прогулка чертовски необъяснима для меня.

— Куда ты направляешься?

Я снова поворачиваюсь лицом к маленькой девочке, бросая взгляд на здание, в котором исчезла ее мать.

— Где твоя мама, малыш?

Она улыбается.

— Она принесет мне несколько сладких булочек. Она говорит, что я должна подождать здесь.

— Почему бы ей не взять тебя с собой?

Девочка пожимает плечами, теребит пальцами край своей розовой пачки и рисует носком туфли линии на асфальте. Она довольно милая, и мне совестно оставлять её одну на улице. Желание продолжать следовать за Дав очень сильно, но я делаю все возможное, чтобы побороть его. Моя совесть, может быть, почти отсутствует, но, по крайней мере, она достаточно сильна, чтобы я не бросил эту малышку посреди города, в отличие от ее долбаной мамаши.

— Ей нравится парень, который там работает, — бормочет девочка. — Она говорит, что я испорчу всё, если буду рядом.

Моя кровь кипит от ярости. Бедный ребёнок. Очевидно, у меня слабость к детям, попавшим в неприятную ситуацию дома. И теперь я не могу уйти. Я буду думать о ребенке весь гребаный день, если я это сделаю.

Со стоном я прислоняюсь к стене. Я борюсь с желанием вытащить еще одну сигарету, но я не хочу плохо влиять на ребёнка. Грёбаное лицемерие.

— Я подожду с тобой, — небрежно бормочу я. — Но не говори своей маме обо мне. Она бы, наверное, разозлилась, верно?

Девочка кивает с заговорщической улыбкой. Знала, что она мне чертовски понравится.

— Мама говорит не разговаривать с незнакомцами.

— Мама права, — ворчу я. — Ты не знаешь, что прячется в головах людей, малыш. Люди непредсказуемы. Опасны.

— Ты мне нравишься.

Я громко смеюсь, борясь с желанием отчитать ее. Она не мой чертов ребенок, и я уверен, что не буду тем, кто будет ее учить уму разуму, но потом я вижу, как ее мать выходит из здания, держа в руках засаленный бумажный пакет. Это мой последний шанс дать ребенку несколько жизненных советов. Я снова опускаюсь на колени рядом с ней.

— Не доверяй ни единой живой душе, малышка, — говорю я ей. — Люди отстой.

— Я знаю, — широко улыбается она.

— Хорошая девочка. — Я ухмыляюсь и поднимаюсь на ноги, прислоняясь к стене, так что меня снова скрывает тень. — Твоя мама вернулась, тебе лучше бежать.

Она кивает и улыбается мне, прежде чем вернуться в офисное здание. Она не прощается, и мне это нравится. Прощания, блядь, слишком окончательны. Может быть, когда-нибудь я увижу ее снова. Я смотрю, как ее ругает мать, которая даже не заметила меня, за то, что она ушла. Тупая чертова сука. Она должна благодарить меня, но она даже не знает о моем существовании, что на самом деле лучше для нее. Если я подхожу слишком близко к людям, то в конечном итоге причиняю им боль. Физическую.

Когда они проходят по переулку, ее мать не замечает моего присутствия, но ребенок находит меня в тени и машет рукой.

Я машу в ответ.

***

Несколько часов спустя я оказываюсь на улице, где живет Дав. Я знаю, что она дома, в ее скромном доме в испанском стиле горит свет. Пока она одна, но я думаю, что ее брат скоро заглянет. Он всегда так делает по пятницам. Мне вроде как нравится Робин, как бы я ни завидовал этому парню. Он на год старше Дав, и у него есть невыносимая подружка по имени Элиза. Она своего рода влиятельный человек в Instagram, одержимая идеей совершенства. Я ненавижу таких девушек, как она. Но Робин чертовски хороший парень. Он заботится о Дав, действительно заботится о ней. Он навещает ее почти каждый день, принося еду, потому что знает, что она не ест, и маленькие, продуманные подарки, потому что знает, что ей нужно отвлечься от своей дерьмовой жизни.

Бросив взгляд на окно Дав, я убеждаюсь, что свет все еще горит, и закуриваю еще одну сигарету, подношу её к губам, не сводя глаз с дома, пока не вижу красную машину, подъезжающую к нему. Как я и подозревал, сегодня вечером Робин снова вернулся.

Парень вылезает из своего "Мустанга" с полными руками. У него есть пакет с едой на вынос, к которой, я знаю, Дав не притронется, но он так же надеется, что его сестра что-нибудь съест, как и я. В другой руке у него растение в горшке. Это когда-то элегантная орхидея, но уже почти высохшая. Я смотрю, как он звонит в дверь, готовясь к тому моменту, когда моя маленькая птичка появится на пороге. Секунду спустя и вот она здесь. Сегодня она выглядит усталой. Ее маленькое приключение во внешний мир, должно быть, сказалось на ней. Тем не менее, лицо Дав загорается, когда она видит своего брата и приглашает его войти.

Дверь закрывается, выводя меня из себя. Я хочу быть посвящен в их разговор, но я, блядь, не могу слышать его отсюда. Мне нужно придумать лучший способ присматривать за Дав. Может быть, я смогу прослушивать ее пространство. Тогда у нее действительно не было бы секретов от меня.

Я наблюдаю, как брат и сестра разгружают вещи на кухне, Дав качает головой, когда брат предлагает ей тайскую еду, ее когда-то любимую. Она продолжает качать своей хорошенькой головкой, а Робин продолжает отчитывать ее, пока, наконец, не сдается. Ему следовало бы знать об этом лучше. Моя маленькая птичка не ест, в присутствии других людей. На самом деле она вообще почти ничего не ест.

Я смотрю, как они направляются в гостиную и устраиваются перед телевизором. Они ставят какой-то дерьмовый ситком, который я видел, как они смотрели тысячу раз, и погружаются в уютное молчание. Полумертвое растение в горшке стоит на подоконнике в ванной. Я не сомневаюсь, что оно будет процветать в кратчайшие сроки. У Голубки живительные руки.

Они проводят вместе часы, как и всегда. Со своего наблюдательного пункта я вижу, как Робин каждые несколько минут поглядывает на свой телефон. Без сомнения, его высокомерная подружка-модель-подражательница взрывает его сообщениями. Она так чертовски завидует Дав. Я ее терпеть не могу. И меня забавляет, что Дав тоже ненавидит эту девушку. Маленькая птичка не испытывает ненависти к людям, но она терпеть не может Элизу.