Глава 1 Дав

Я никогда не буду такой красивой, какой была до того, как мое лицо было изуродовано сумасшедшим. Моя суровая правда, горькая пилюля, которую нужно проглотить, но я смирилась с ней. Мои пальцы скользят по зарубцевавшемуся шраму. Мое отражение смотрит на меня в ответ, оценивая мою внешность, когда-то я была хорошенькой. Много лет назад, до того, как он порезал меня. Я была хорошенькой, беспечной, молодой и глупой. Сейчас я не являюсь ни тем, ни другим.

— Дав, ты идешь?

— Секунду, — кричу я, убирая темные пряди волос и позволяя им упасть на мою щеку, прикрывая шрам.

Вот так я выгляжу почти так же, как раньше. Я уже не та невинная девятнадцатилетняя девчонка, какой была раньше. Сейчас мне двадцать семь. Я нахожусь на новом пути. У меня новая жизнь. Другой тип жизни. Иногда я задаюсь вопросом, была бы я счастливее без шрама, об этом лучше не думать, это не тот путь, по которому нужно идти. Лучше сосредоточиться на том, что у меня есть, чем на том, чего никогда не может быть.

— Дав!

— Иду! — Я отрываюсь от зеркала, вздыхаю и снова заправляю волосы за ухо. Нет смысла скрывать шрам. Они все знают, что он там есть. В конце концов, именно по этой причине я получила эту работу.

Я выхожу из ванной, мое обнаженное тело завернуто в черный шелковый халат, вхожу в студию, где яркий свет ослепляет меня. Я внутренне стону. Какого черта я согласилась сделать это снова? Из-за Робина, напоминаю я себе. Потому что я готова на все ради своего брата. Он все, что у меня есть.

— Где ты хочешь меня видеть? — Спрашиваю я, неловко стоя посреди ярко освещенного пространства.

Рафаэль отрывает взгляд от камеры, прогоняя своего помощника. Его брови сходятся вместе, когда он видит меня.

— Ты испортила свои волосы.

— Прости, — бормочу я, борясь с желанием снова подразнить его. — Они были слишком идеальные.

Он подходит ко мне, критически изучая мои черты, играя с прядями волос, обрамляющими мое лицо. Он не трогает и не упоминает о шраме, и я благодарна ему за это. Я знаю, как трудно это игнорировать.

— На самом деле, так выглядит лучше, — наконец говорит он, больше для себя, чем для меня. — Тебе все же придется снять халат.

— Конечно, — киваю я. — Что надеть?

Рафаэль возвращается к своей настройке, убедившись, что его камера подключена к экрану компьютера. Он не смотрит на меня, возится с кабелями и говорит:

— Ничего.

— Ничего? — Паника сковывает мое тело мертвой хваткой, мое сердце чуть не выпрыгивает из груди при этой мысли. Я изо всех сил стараюсь этого не показывать. Я не хочу портить себе настроение. — Что ты имеешь в виду?

Наконец Рафаэль отрывает взгляд от экрана.

— Это съемка обнаженной натуры. Разве я не упоминал об этом?

Я молча качаю головой. Комок в моем горле становится все больше и больше. Во что, черт возьми, я вляпалась? Чертов Робин. Он ни разу не упомянул об этой маленькой детали. Интересно, знал ли он об этом? Мои руки дрожат, когда я дергаю за пояс, удерживающий черный шелковый халат на месте. Я не хочу его снимать, но разве у меня есть выбор? Рафаэль Сантино — всемирно известный фотограф. Принять участие в этой съёмке было честью для меня. Я не могу подвести его сейчас.

— Сядь на этот стул, — говорит он, глядя в объектив своей камеры и указывая на меня под ярким светом.

Они все указывают на стул, и я подхожу туда. Под лампами жарко, но недостаточно жарко для меня. Я люблю жару, мне в ней комфортно. Холод всегда пробирает меня до костей, заставляя чувствовать себя еще более одинокой, чем когда-либо.

— Сними халат, Дав.

Я смотрю на всех остальных в комнате. Здесь два ассистента, осветитель, а также визажист и парикмахер. Я хочу спросить, все ли они останутся на съемку, но мне слишком неловко, и я не хочу показывать, насколько я неопытна.

— Быстрее, Дав, — вздыхает Рафаэль, затем переводит свой взгляд на остальных людей в комнате. Кажется, он уловил мою нервную энергетику. — Тебе было бы удобнее, если бы мы были одни?

Я обдумываю его слова. Было бы легче, если бы на меня смотрела только одна оценивающая пара глаз вместо пяти, но из всех присутствующих здесь людей Рафаэль, безусловно, самый пугающий. Мексиканский фотограф великолепен. Чёрные как смоль волосы, самый пристальный темный взгляд и тело, которое выглядит так, будто оно высечено из камня. Я видела его ленту в Instagram. Даже его селфи выглядят как произведения искусства, и у него есть красивые модели, которые целыми днями кидаются на него. Так какое, черт возьми, это имеет значение? В любом случае, не похоже, чтобы этот парень интересовался мной. Его не волнует, как я выгляжу. Я не его девушка, я просто его вдохновение на сегодняшний день.

— Да, — наконец выдавливаю я.

Он щелкает пальцами, и мои зрители выходят из студии, бросая на меня любопытные взгляды. Я могу сказать, что парикмахер Катя ревнует. Раньше она пожирала Рафаэля глазами. Она, должно быть, ненавидит это. Эта мысль доставляет мне болезненное удовлетворение, но я боюсь того, что собираюсь сделать.

— Всё готово, — говорит Рафаэль, возвращая свой взгляд за линзу.

Я поднимаюсь на ноги, яркий свет неумолим, мои руки дрожат, когда я дергаю за пояс, и халат распахивается. Я позволяю ему упасть с моих бледных плеч, собираясь у моих ног в лужицу шелка. Я чувствую на себе пристальный взгляд Рафаэля, когда он пожирает мое тело, и стыд угрожает сжечь меня изнутри. Но фотограф не упоминает ни о моих недостатках, ни факта, что я болезненно худая, изможденная, ни крошечные порезы, покрывающие мое тело, шрамы многолетней давности, а некоторые такие же свежие, как и несколько дней назад. Он не говорит о моей выпирающей грудной клетке или тазовых костях, болезненно выступающих сквозь мою бледную кожу. Не говоря уже о покрытых струпьями шрамах на моих бедрах. И это долгожданное облегчение. Это то, кто я есть. Вот как я выгляжу. Если я ему не нравлюсь, это нормально, я просто надеюсь, что он будет быстрым и максимально безболезненным, когда откажет мне. Но слова так и не приходят. Вместо этого меня ослепляет вспышка света, когда он делает снимок.

— Hermosa(исп. Красивая), — бормочет он, любуясь собственной работой на экране. — Просто ослепительно красиво.

Прошло много времени с тех пор, как меня называли красивой.

В течение следующих трех часов я усердно работаю в роли музы Рафаэля. Он позиционирует меня по-разному, ни один из нас не останавливается ни на секунду. Я обнажена на протяжении всей съемки, но это не так неприятно, как я боялась, когда Рафаэль впервые упомянул об этом. Он не смотрит на меня как на сексуальный объект. Он смотрит на меня почти безразлично, как будто я произведение искусства, которое его послали запечатлеть. Как настоящий художник.

К тому времени, когда он наконец-то объявляет, что мы закончили, я чувствую себя измотанной.

— Ты хочешь посмотреть фотографии? — спрашивает он, пристально глядя на экран компьютера и внимательно изучая нашу тяжелую работу. — Я думаю, они вышли…

— Нет, все в порядке, — обрываю я его. Я не хочу слышать окончание этого предложения. — Раз уж мы здесь закончили, я бы хотела вернуться домой.

— Конечно.

Он бросает на меня любопытный взгляд. На этот раз он не смотрит на меня как на объект. Он смотрит на меня как на женщину, и его взгляд задерживается на моих сморщенных сосках, на клочке волос на моем центре. Я краснею, позволяя волосам упасть на лицо, чтобы скрыть предательский румянец на щеках. Подобрав с пола черный шелковый халат, я надеваю его так быстро, как только могу. Как только я снова накрываюсь тканью, я наконец-то могу дышать.

— Спасибо за эту возможность, — говорю я, встречаясь взглядом с Рафаэлем. — Я действительно благодарна.

— Конечно, это так, — ухмыляется он. Самоуверенный. Но почему бы ему и не быть таким? — Это было и для меня удовольствием, честно, Дав. Это удивительно. Я свяжусь с тобой через несколько недель по поводу окончательного выбора.

Его глаза снова пожирают меня, когда я направляюсь к вешалке, где все еще висит одежда, в которой я пришла. Сначала я роюсь в сумочке и вижу пару пропущенных звонков от своего брата. Ему, наверное, не терпится узнать, как все прошло. Я не ожидала, что съемка займет так много времени. Я улыбаюсь про себя. Робин слишком заботлив, но я благодарна ему за это. Я не могу доверять своему собственному суждению, никогда не могла. Робин следит за тем, чтобы со мной все было в порядке, и я не попадала в слишком большие неприятности.

— Если только…

— Что? — Я поворачиваюсь лицом к Рафаэлю, который все еще пристально смотрит на меня. — Если только что?

— Если только ты не захочешь увидеть меня раньше. — Он ухмыляется. Дерзость была бы невыносимой для любого другого мужчины, но Рафаэль обладает определенным обаянием, которое делает невозможным ненавидеть его за то, что он такой дерзкий. — Ты мне нравишься, Дав. Ты… другая.

Ничего особенного. Не красавица. Другая.

Но, тем не менее, это комплимент. Я снова смотрю в глаза фотографу, обдумывая его слова. Я ни за что не смогу сравниться со стаей идеальных моделей, которые украшают его руки на публичных мероприятиях, я не такая красивая, и я слишком сломлена. Но, может быть, именно поэтому я ему нравлюсь.

— Ты приглашаешь меня на свидание? — Спрашиваю я вслух, и он смеется.

— Ты действительно прямолинейна, не так ли? — спрашивает он, и я пожимаю плечами в ответ.

— Нет смысла притворяться. Я такая, какая есть, — отвечаю я.

— Мне это нравится. — Он откладывает камеру, ухмыляясь мне. — Я приглашаю тебя на свидание. Поужинай со мной. Сегодня вечером.

— Сегодня вечером? — Я качаю головой. — Нет, я не могу сегодня вечером.

— У тебя еще одно горячее свидание?

Прокручиваю свои планы: поужинать с Робином, а потом свернуться калачиком перед телевизором, в тысячный раз, прокручивая одни и те же телешоу.

— Можно и так сказать.