Глава 4 Нокс

После того, как Дав отдает свой ужин бездомному парню, которого она так хочет спасти, и возвращается домой, я тоже решаю покончить с этим вечером. Как бы мне ни хотелось посмотреть, как она спит, я должен бороться с желанием вломиться к ней в дом. Мне нужно выждать время.

Вместо того чтобы присматривать за своей маленькой птичкой, я возвращаюсь в мотель 97, где снимаю дерьмовую комнату. Мне не нужно многого, когда дело доходит до организации спального места, и я не хочу тратить лишние деньги на место для сна. Хотя теперь, когда я слежу за Дав уже несколько месяцев, я начинаю думать, что мне, возможно, понадобится более постоянное место в Лос-Анджелесе, хотя бы для того, чтобы избежать подозрений.

Скучающего вида администратор, чье имя я все время забываю, лопает жвачку, когда я захожу в мотель, и ворчит, но при виде меня сразу оживляется. Я могу сказать, что я ей нравлюсь. Несколько лет назад я бы воспользовался этим и затащил ее в свою постель, сразу бы, как только заселился. Но, не сейчас.

Сейчас мое внимание сосредоточено исключительно на Голубке. Она та, кого я хочу, а не какая-то случайная рыжая с тату бродяги-бабочки. Так типично, что даже не смешно. Я ухмыляюсь девушке и забираю ключ у нее из рук, когда она передает его мне.

— У тебя есть планы на вечер, красавчик? — Спрашивает она, и я борюсь с желанием закатить глаза. — Может быть, ты мог бы угостить меня ужином, и мы могли бы повеселиться вместе…

— Я занят, — бросаю я.

— Ах, да? — Она снова хлопает жвачкой. — Для меня это не имеет значения, красавчик.

— Ну, для меня это имеет значение. — Я поворачиваюсь к ней спиной и направляюсь в свою комнату, но она обходит стойку и снова появляется передо мной. Раздражающая, чёртова гадина.

— Тогда почему я никогда не видела эту таинственную девушку?

— Она застенчивая, — ворчу я.

— Может, это потому, что она воображаемая, — смеется она, тыча пузырём жвачки мне в лицо. Она бросает взгляд в конец коридора, затем поднимает укороченную футболку, которая на ней надета. Бьюсь об заклад, она не сможет назвать ни одной песни Nirvana. — Как насчет такого?

Я смотрю на ее задорные маленькие сиськи и остаюсь равнодушным. Она не идет ни в какое сравнение с Дав, ни в малейшей степени. К тому же она рыжая. Даже не в моем чертовом вкусе.

— Без вариантов, — бормочу я, обходя ее и чувствуя ее раздраженный взгляд на своей спине всю дорогу до комнаты. Теперь она, должно быть, ненавидит меня. Не то чтобы мне было на это не насрать. до тех пор, пока она не встанет у меня на пути, чтобы я мог получить то, что я, черт возьми, хочу.

Оказавшись внутри, я запираю дверь комнаты и бросаю толстовку на кровать. Со стоном я стягиваю рубашку через голову. Взгляд в зеркало показывает, что мало что изменилось, мое тело в таком же тонусе, как и всегда, учитывая мой строгий режим упражнений. Но шрамы все еще там. Сморщенные. Уродливые. Ощущаемые.

Я сбрасываю джинсы и направляюсь в душ, который знал лучшие времена, в нем растет черная плесень, и вода коричневая, по крайней мере, в течение тридцати секунд, прежде чем стать чистой. Наконец я встаю под горячий пар, позволяя воде стекать по моей спине. Я смываю дневную грязь, сигаретный дым, пот. Я умываюсь до тех пор, пока не остается ничего, кроме горящей кожи и шрамов, которые не исчезнут, как бы сильно я ни тер.

Как и воспоминания.

Я оборачиваю полотенце вокруг талии и возвращаюсь в дерьмовую спальню. Прямо там, на моей кровати, сидит та рыжая, раздвинув ноги и все еще непрерывно лопая эту гребаную жвачку.

Я рычу.

— Как, черт возьми, ты сюда попала?

— У нас есть ключи безопасности, — ухмыляется она. — Не притворяйся, что ты не рад, что я здесь.

Я не отвечаю, и она поднимается с кровати, подходит ко мне и хватает узел моего полотенца. Она прижимает меня к своему телу, и по какой-то причине я позволяю ей. Но ярость внутри меня нарастает.

— Ты помнишь мое имя? — Мурлычет рыжая, и я отрицательно качаю головой.

Она дуется на это, но не позволяет этому беспокоить ее слишком долго. Она тянет узел, полотенце грозит распахнуться, обнажая мой член, который все еще пульсирует от мыслей о Дав в душе.

— Я Ханна.

— Ханна, правда? — Говорю я, и она кивает с тем, что, я уверен, она считает соблазнительной улыбкой. Тогда я хватаю ее за запястье. — Что ж, Ханна, тебе следует убраться к чертовой матери из моей комнаты, пока я не заставил тебя пожалеть о том, что ты пришла сюда.

— Как ты собираешься заставить меня пожалеть об этом?

Одним движением я заламываю ей руку за спину, и она кричит от боли. Я хорошо знаю человеческое тело. Еще один поворот, на несколько дюймов влево, и я сломаю ее крошечное запястье. Эта мысль приводит меня в трепет.

— Я же говорил тебе, — рычу я на нее, когда она смотрит на меня испуганными глазами. Наконец-то, блядь. — Я занят. А теперь убирайся к черту из моей комнаты, пока я не сломал тебе руку. А потом и шею.

Я отпускаю ее, и она отшатывается назад, выражение ее лица оскорбленное, когда она поднимается, отряхивая свои рваные джинсы и эту дурацкую гребаную рубашку Nirvana.

— Ты не хочешь меня?

— Нет, — ворчу я. — В тысячный раз повторяю, меня это не интересует. А теперь проваливай.

Она гладит своё запястье, которое я вывернул другой рукой, и уходит, не сказав больше ни слова. Как только дверь за ней закрывается, я вздыхаю с облегчением. Чертовы женщины.

Они просто не могут устоять передо мной.

***

На следующее утро я еду на такси и вижу Дав на Родео Драйв. Я удивлен, увидев ее там. На самом деле Дав не любительница ходить по магазинам, и уж тем более по дизайнерским. Но мои сомнения быстро развеиваются, когда я вижу, как подъезжает машина Барби. Элиза Ховард, конечно же, черт возьми.

Это должно быть интересно.

В течение следующих нескольких часов я слежу за ними повсюду, пока они покупают нелепые гребаные наряды. Эта сучка Элиза все время пытается заставить мою маленькую птичку надеть что-нибудь розовое, но, к счастью, девочка достаточно умна, чтобы сопротивляться. Сквозь витрины одного из элитных бутиков я наблюдаю, как она примеряет черный наряд, у него длинные рукава и вырез с капюшоном, но он достает ей до колен. Платье обтягивающее, и меня бесит, как сексуально выглядит в нем Дав. Элиза помогает ей выбрать пару простых черных туфель на каблуках, которые подойдут к наряду, а маленькая птичка покупает ей кошелек в благодарность за помощь.

Я не знаю, к чему она готовится, но если это связано с мужчиной, я убью его, черт возьми.

Покончив с покупками, девушки обмениваются воздушными поцелуями и прощаются. Элиза уезжает на своей нелепой машине, а маленькая птичка заказывает Uber. Я задерживаюсь рядом, пока она ждет свою машину, держа в руках пакеты с покупками. Искушение подойти к ней чертовски велико. Может быть, просто немного ближе… достаточно близко, чтобы вдохнуть ее запах. Я почти не помню его. Я не позволял себе приближаться к ней в течение многих лет, и я жажду неповторимого аромата ее кожи. Я изо всех сил стараюсь вспомнить пудровую смесь ее собственного аромата, розовый запах ее духов. Но ничто не может быть так хорошо, как её собственный аромат.

Я тушу сигарету ботинком и подкрадываюсь ближе, прячась в тени. Я останавливаюсь в пяти футах от нее. Опасно близко, но маленькая птичка ничего не замечает. Ей нужно быть более осторожной. Зато теперь я достаточно близко, чтобы почувствовать ее запах. Достаточно близко, чтобы наполнить свои ноздри уникальной смесью мягких, бархатистых лепестков роз и детской присыпки. Черт возьми, она потрясающая. Моя одержимость усиливается.

Она достаточно близко, чтобы я мог дотянуться до нее, схватить за горло и затащить в тень. Мне приходится бороться со всеми инстинктами, чтобы не сделать этого, и когда подъезжает ее такси и она садится внутрь, мои руки сжимаются в кулаки. Я хочу ее. Я больше не смогу сдерживаться.

Я ловлю попутку и следую за ее такси обратно к ней домой. Уже почти шесть вечера, а она все еще ничего не ела. Мой собственный желудок урчит, вероятно, так же сильно, как и ее, но она ничего не готовит дома и не ест. Вместо этого она примеряет свой наряд и возится с прической и макияжем перед зеркалом.

Она идет на гребаное свидание.

Она блядь собирается на свидание.

Мои губы сжимаются, когда я думаю о ней с другим мужчиной. Если он прикоснется к ней, я заберу ее сегодня вечером. Я должен это сделать. Я не могу позволить, чтобы она досталась кому-то другому. Моя кровь бурлит, адреналин несется по моим венам. Желание наконец-то забрать то, что принадлежит мне, чертовски непреодолимо.

Машина, которая подъезжает к ее улице, выглядит роскошно. Водитель выходит, открывая дверь для темноволосого высокого парня с растрепанными волосами, одетого во все черное. Его слегка растрепанные волосы зачесаны назад. Он красивый. Но недостаточно хорош, для моей маленькой птички.

Если и были какие-то сомнения в том, что он был кавалером моей девушки, то они исчезли, когда он позвонил в дверь Дав. Я громко рычу, я так зол. Я не знаю, смогу ли я наблюдать, как это происходит. Может быть, мне стоит просто покончить с этим и перерезать ему горло прямо сейчас.

— Я знаю, что ты делаешь.

Я резко поворачиваю голову на звук голоса. Это бедно одетый мужчина с мудрыми глазами и жидкой каштановой бородой. Его лицо румяное, но зубы ровные, когда он улыбается мне.

Это благотворительный проект маленькой птички.

— Что я делаю? — Спрашиваю я, поднимая брови на мужчину.

— Наблюдаешь за ней. — Он указывает на дом Дав. — Ты не такой невидимый, как тебе кажется. Как тебя зовут?

Я колеблюсь. У меня было два имени, но мое первое принадлежит прошлому.

— Нокс, — бормочу я.

— Интересно. — Карие глаза парня изучают меня, от моего полностью черного наряда до толстовки, скрывающей мое лицо. — Дав знает, что ты наблюдаешь за ней? Ты что, страдающий бывший парень?