Мне следовало бы вернуться домой, но я не могу устоять перед желанием еще раз заглянуть в дом Дав. Ее окно открыто, и на улицу доносятся звуки успокаивающей, печальной музыки. Я проверяю, чтобы убедиться, что вокруг никого нет, проскальзываю в тень ее дома и смотрю в ее окно. У неё там уютно, опрятно и организованно. Я слышу звук льющейся воды в душе, дверь в ее ванную открыта. Я мог бы прямо сейчас войти туда и забрать ее.

Прямо сейчас.

Меня ничего не сдерживает.

Борьба с этим желанием кажется практически невыполнимой задачей. Все, чего я хочу, это обхватить пальцами милое маленькое горлышко Дав, сжимать до тех пор, пока ей не станет трудно дышать.

Но я не могу. Пока нет.

Терпение никогда не было моей добродетелью, поэтому мне требуется вся моя сила, чтобы оторваться от окна. Возвращаясь в ближайший мотель, где я снимаю дерьмовую комнату, я думаю о Дав. Как она так вляпалась в меня тогда, зачем привязала меня, потому что она единственный человек в моей печальной гребаной жизни, который когда-либо любил меня и искренне хотел быть со мной.

Я помню ее девчонкой, едва совершеннолетней, такой чертовски сногсшибательной. Тогда я не мог этого разглядеть, слишком обезумев от своей одержимости Джун. Но теперь я это вижу. Я вижу ее прекрасную, измученную душу под темной внешностью, которую она создала для себя. Я знаю, что она все еще любит меня. Такого рода одержимость никогда не проходит.

Я, блядь, как никто это знаю.

Улыбаясь про себя, я ловлю себя на мысли, что задаюсь вопросом, как скоро я смогу изменить ее восприятие, как скоро я снова смогу держать ее за горло своими сжатыми пальцами с её позволения. Забавная штука, любимая в том, что есть тонкая грань между любовью и одержимостью. Грань, которую я люблю переступать, танцуя на краю, подталкивая себя и объект своей привязанности, удерживая ее над пропастью безумия.

Влюбиться — значит позволить другому человеку поглотить свой разум, свое тело и свою душу.

К несчастью для Дав Кентербери, влюбиться в меня означало подписать себе смертный приговор.