- Тогда забирай своего красавчика домой, - шипит он, - и лично от меня, задай ему хорошего ремня. Все, поговорили. До свидания…
Он резко отталкивается от стола, поднимаясь, так, что чуть не падает, перевернувшись его кресло. Молниеносным движением, Пахомов подхватывает кресло за подлокотник.
Бисяев уходит, не глядя больше ни на кого из нас. Следом за ним, ужом, из кабинета выскальзывает Шиповенко, забыв даже попрощаться.
Нинель поднимается со своего стула. Такого же неудобного, как и у меня. Запахивает пальто и засовывает в сумку телефон.
Снова пересекаемся взглядами…
- Значит так, - говорит она, что-то прикидывая в уме. – Полдня прогуляли. Жду тебя на вечерней тренировке, после хореографии. Не опаздывай пожалуйста. Да?
- Да… - несколько раз киваю.
- Ирина Константиновна, Александр Георгиевич, - это она уже Зайцевой с Пахомовым, - рада была видеть.
- Взаимно, Ниночка, - фальшиво щебечет Зайцева, - привет твоим мальчикам передавай…
«Мальчики» - это Мураков с Артуром, если что. Хотя… Для нее они как раз мальчики и есть. А я так вообще, прыщ…
Нинель уходит, обдав меня ароматом своих духов. За которым я уже начал скучать…
Тоже делаю попытку встать.
- Вас, молодой человек, - скрежестчет со своего места Пахомов, - только что удержали, возможно, от самой большой глупости в вашей жизни… Вы женаты?
Удивленно хмурюсь.
- Нет пока что…
- От одной из самых больших глупостей, - поправляется он, неожиданно улыбнувшись. – Но, в отличие от раннего брака, исправить необдуманно угробленную спортивную карьеру почти невозможно.
- Спасибо, что, хотя бы, выслушали, - вздохнув говорю я.
- Мне – не за что, - хмыкает Пахомов. – Возможно, я бы вас и поддержал. И, вон, Ирочка тоже, наверняка…
Зайцева с готовностью кивает, как заводной заяц.
- Это Валя, Валентин Николаевич у нас мудрый, все видит, все понимает, все наперед просчитывает… - Пахомов кряхтя поднимается и протягивает мне руку.
С готовностью отвечаю на рукопожатие человека-легенды.
– Хотя, с другой стороны, - он удерживает мою ладонь в своей, и в его глазах, за толстыми стеклами очков, вдруг проскакивает хулиганская искорка задорной молодости, - прожив жизнь правильно и логично, не совершив своих глупостей, вы уверены, что не пожалеете об этом?
Смотрю на него с невольным интересом и симпатией. Как обманчива, порой, бывает внешность…
- Вы полагаете, Александр Георгиевич, - осторожно говорю я, - что мне стоит попробовать… сглупить… еще разочек?
Он улыбается ослепительной, как реклама стоматологии, улыбкой и выпускает мою руку.
- В добрый час, сынок, - произносит он. – Не упусти свой шанс.
И я понял, что на этот раз – хоть камни с неба, не упущу.
- Я не могу… Серенький, мне нужно время…
Аня отводит взгляд и, опустив голову, рассматривает лед под ногами.
- Сколько тебе нужно? День? Год? Жизнь?
- Я не знаю…
- А кто знает, Аня? Мы же вроде бы уже обо всем договорились, все почти решили…
- Вот именно, что почти…
Я начинаю терять терпение, и невольно раздражаюсь.
- Послушай, - говорю ей, - так нельзя… Так не честно, в конце концов…
Она смотрит на меня своим небесно-голубым взглядом, и я понимаю, что проиграл.
- По-другому, Сережа, не получается, - произносит она. – Извини…
Аня делает движение, пытаясь отъехать в сторону, но я ловлю ее за локоть.
- Значит, все, о чем мы с тобой говорили, о чем мечтали – все это было зря, да? – спрашиваю у нее я. – Наша жизнь… Наш дом… Наши… друзья, которых я оттолкнул, ради тебя…
Аня сердито смотрит на меня и, резко дернув рукой, освобождает локоть.
- Не делай из меня дуру, Ланской, - сжав зубы и прищурившись произносит она. – И никогда, слышишь, никогда не смей мне говорить о том, что ты кого-то там ради меня оттолкнул. Все, мне надо работать…
И круто развернувшись, она резко, не оборачиваясь, укатывает на другой конец льда.
Не могу поверить… Неужели вот так… И все…
Печально, но я даже не успел сказать ей, что скоро улетаю. И, наверное, очень надолго… И что мне бы очень хотелось, чтобы она поехала со мной, или хотя бы иногда приезжала, или чтобы мы могли встречаться где-нибудь посредине… Но как минимум, чтобы она знала, что я думаю об этом и очень этого хочу… Получается, теперь мой отъезд будет для нее сюрпризом. Как и для всех остальных… Ну и ладно! В конце концов…
Меня переполняют эмоции. Злость. Подсознательное недовольство, которое долго копилось, и вот накопилось до того, что готово выплеснуться наружу. И отвратительная, липкая и от того мерзкая и противная зависть. Аня, и ее олимпийское золото. Аня, и ее победа на чемпионате мира. Аня, и ее поездка в Дубай. Аня, и вот это вот все, что мне только что пришлось выслушать…
Да пошло оно все к черту…
Нинель смотрит на меня внимательно. Спокойно. С мягкой улыбкой.
- Неужели ты думаешь, что я ничего не понимаю? - говорит она. – Предложение от Осборна. Ничего себе, на минуточку. От такого не отказываются…
- Ты же понимаешь, что это всего лишь совпадение, и я от тебя все равно бы ушел… - мрачно произношу я.
- Ушел бы и ушел, - она пожимает плечами. – Было бы к кому…
- А ты думаешь не к кому, - саркастически качаю головой я. – Есть, чтобы ты знала, желающие. И у нас, и за границей… Есть тот же Шиповенко…
- А он есть? – ехидно интересуется она.
Понимаю, в чем ее сарказм, замолкаю, раздраженно машу рукой.
- Он, кстати, твою подругу Шахову сманил, - как бы между прочим сообщает она. – Сыграл на комплексе обиженного ребенка…
- Знаю… - киваю, скрещиваю за спиной два пальца. - Он хвастался…
О своем переходе к Жене мне сказала сама Танька, но Нинель об этой мелочи знать, я думаю, не обязательно.
Я очень хотел бы у нее спросить, зачем она сломала Вальку? Заставив малую завалить аксель, она включила череду сознательных ошибок, которые допустила Валентина и которые утянули ее с первого аж на четвертое место на олимпиаде. Только ли это было желание обеспечить остальным девчонкам беспроблемное восхождение на пьедестал, без токсичного флера Валькиной допинг-пробы? Или здесь крылось нечто большее?
Я хотел бы узнать, зачем она придержала Таньку, не дав ей прыгнуть триксель в произвольной и лишив, таким образом, заслуженного золота. При том, что ситуация была пан или пропал – прыгаешь тройной – получаешь золото, не прыгаешь – серебро и я уверен, что опытная Нинель четко видела эту дилемму. И сознательно не позволила Таньке рискнуть… Как результат – получилась парадоксальная ситуация, когда занявшая в обеих программах второе место, Аня, за счет срезавшейся Вальки и недотянувшей Таньки, по сумме баллов вышла на первое место.
И, наконец, мне было бы интересно услышать от нее лично, зачем, для какой цели или руководствуясь какими соображениями она морочила мне голову олимпийским золотом, последний год так точно, и банально подставила, не подсказав прыгнуть пятый квад, которого бы мне с головой хватило чтобы обойти Андрея Германа и победить? Что за мотивы были у нее протаскивать на первое место вчерашнего юниора, у которого еще следующая олимпиада впереди, тупо при этом выставляя меня круглым дураком? Ну хорошо, она увидела, что Герман может показать больше, чем она рассчитывала. Замечательно. Он и показал. Меня зачем было приземлять?
И вот эти три «зачем» не давали мне покоя, вертелись на языке, и я едва сдерживался, чтобы не задать эти свои вопросы, понимая, что не ко времени, и не к месту. Нужно время, как сказала Анечка. Да, здесь, именно здесь, как нигде, нужно было чтобы прошло время…
О том, что Брайан Осборн приглашает меня поработать у него Нинель узнала из письма его агента мне, которое я, тактично, переслал ей. Это был не сговор с Шиповенко – она это понимала – это был шанс, один на миллион, и здесь, я думаю, она не должна была упрямиться. Она и не стала. Единственным ее условием было, не распространяться об этом до поры до времени в коллективе. Чтобы не обсуждали, и чтобы не завидовали. Пускай все выглядит сюрпризом.
Я выторговал у нее только разрешение рассказать все Анечке. Но, как оказалось, именно Анечке до этого не было никакого дела.
Считаю разговор оконченным, вежливо киваю и поворачиваюсь, чтобы уйти. Мы общаемся, но только на работе и только по поводу профессиональных вопросов.
Нинель не окликает меня, хотя я каждый раз подсознательно этого жду…
Выполняю данные обещания.
Это вообще нужно делать. Потому что иногда, это не только полезно, но и приятно.
Как-то вечером, после тренировок спускаюсь в холл и вижу одиноко стоящую женскую фигуру в изящном черном плаще и накинутом на плечи темном шерстяном платке. Бесшумно подхожу сзади.
- Добрый вечер! – произношу, наклоняясь.
Она вздрагивает и резко оборачивается.
- Ах ты ж шайтан, напугал…
Она узнает меня сразу, и выражение испуга на красивом лице сразу меняется на приветливое. Как же они похожи… Но малая, все же, более изысканна.
- Простите, бога ради, - извиняющимся голосом говорю я, - в мыслях не было…
- Да ничего страшного, - она с усмешкой разглядывает меня, - просто задумалась…
У нее приятный восточный акцент. Почти незаметный. Скорее даже не акцент, а интонации.
- Я обещал, что мы с вами познакомимся… - улыбаюсь ей в ответ.
Валина мама с готовностью протягивает мне руку в тонкой кожаной перчатке.
- Алсу. Очень приятно…
- Сергей… - пожимаю ее ладонь.
- Да знаю я, - смеется она, - слышать уже о тебе не могу, Сережа то, Сережа это, Сережа такой, эдакий…
- О, господи…
Я чертовски смущен, и не очень понимаю, как реагировать. Алсу несколько секунд наслаждается моим замешательством, после чего дружески похлопывает меня по плечу.
- Не пугайся, все нормально, - говорит она, - детская любовь – она самая искренняя. Я сама, когда была маленькой, до смерти влюбилась в двоюродного брата. Так тот, бедный аж бегал от меня, прятался…
У нее вишневые глаза, смуглая кожа и роскошные, вьющиеся черные волосы. Интересно, сколько ей лет? Выглядит потрясающе и очень молодо.