Или если тебе не застилает глаза всепоглощающее желание отомстить тому, кто тебя подло предал, и в придачу подставил двоих твоих любимых друзей. Поэтому всю мою японскую эскападу меня, как в старом фильме, терзали смутные сомнения, как лучше поступить.

С ними же, с этими самыми сомнениями, я и вернулся в Москву в конце марта.

И буквально на следующий день Шиповенко мне написал – позвонить, вероятно, не позволила гордость – что слушания по моему делу в Федерации назначены на веселую дату первого апреля. Что ж, прекрасно…

Если же говорить о гордости, то Нинель, которая тоже, безусловно, получила уведомление о заседании Федерации, даже не попыталась ни сама, ни через кого-то со мной связаться. То есть разрыв дипломатических отношений между нами можно было считать состоявшимся.

Чего я и добивался.

Естественно, как только возвращаюсь, сразу же звоню Анечке. Поздравить с первым местом на чемпионате мира и вообще… И с удивлением узнаю, что ее нет в Москве.

- Мы в Дубае, здесь… Все…

- То есть как, все? – удивляюсь я.

- Ну вообще все, - Аня как-то нерешительно мнется. - Я, Таня, Валя, Андрей… И Женя Семенов тоже…

- Ого, рад за вас, - без всякой радости констатирую я. – Могли бы хоть предупредить, я бы тоже к вам завернул…

- Да вот как-то закрутились, все так неожиданно произошло, - начинает вилять Анька, - не получилось, извини…

- Не получилось, или тебе сказали мне не звонить? - задаю вопрос напрямую.

Она молчит, и я слышу только ее дыхание сквозь шум электронных помех.

- Ладно, - не желаю разводить дальше полемику я, - счастливого отдыха, всем привет.

- Серенький…

- Все, пока… Прости я спешу.

Отключаюсь. Зло отшвыриваю телефон в сторону. Да что же это происходит-то? Все вокруг как сговорились…

Заставлять Аню извиняться и чувствовать себя униженной мне не хотелось. Я вообще терпеть не могу смотреть на чужую слабость. А что бы она могла мне еще сказать? Ее молчания мне хватило… Лояльная. Лояльная Озерова. Вот так о ней и говорили у нас. Никогда не спорит. Никогда не возражает. Характер проявляет только по отношению к себе и своей работе. Нинель даже не запрещала – попросила, я уверен, просто попросила ее мне не звонить, не отвлекать. И Аня выполнила просьбу тренера. Даже не задумавшись… Или не захотев задуматься. А ведь это только самое начало. Что будет дальше? Честно говоря, я рассчитывал на Анину поддержку, хотя бы моральную. Но, по всей видимости, как минимум сейчас это было невозможно. Что ж…

Выбрасываю из головы неприятные мысли, и всю неделю до первого числа регулярно хожу на тренировки, как в обычные дни. Нинель нет – говорят она улетела в Америку к Фионе – но есть Железняк, Артур и дядя Ваня, с которыми мы, как всегда, прекрасно находим, чем мне заняться.

А еще, соблюдаю режим радиомолчания. Не беру телефонные звонки, не отвечаю никому в «Телеграмм». Общаюсь только с тренерами.

Ни Нинель, ни Аня выйти со мной на связь не пытаются.

Сижу за длинным полированным столом на неудобном кожаном стуле. Жарко. Отопление здесь явно автономное и молотит от души. Чтобы старческие, скрученные артритом и ревматизмом косточки не мерзли, не иначе. Напротив грозно восседают верные бисяевские пажи, Пахомов и Зайцева. Оба, в прошлом, известные и титулованные фигуристы. Ставшие спортивными функционерами и продавшие души золотому дьяволу. Это в их власти решать судьбу таких как я. И делают они это с явным наслаждением…

Рядом со мной, справа, Женя Шиповенко, слева – Нинель. Она приехала позже всех и, коротко поздоровавшись, уселась и уткнулась в свой телефон. Женя напротив, изнывает от желания пообщаться и перебрасывается ничего не значащими фразочками то с нашими боссами, то со мной. Я стараюсь вежливо и кратко отвечать, соблюдая субординацию. Пахомов что-то цедит сквозь зубы. Ну а Зайцева, как всегда, улыбчива и приветлива, обращается к нему «Женечка», ко мне «Сережечка», такая себе, старушка-молодушка. Нинель она как будто не замечает, словно нет ее, и это, я знаю, не спроста. Терпеть она ее не может до зубовного скрежета, за все – за внешность, за успех, за упрямство и непреклонный характер. Мы все помним, сколько палок в колеса вставила нам Ирина Константиновна, не давая «Зеркальному» сначала образоваться, потом состояться, а потом и удержаться на олимпе спортивных школ. Не вышло. Нашлись и у Нинель доброжелатели со связями, сумевшие охладить пыл не в меру разошедшейся бывшей и единственной в мире трехкратной олимпийской чемпионки.

Ждем Бисяева. Я, когда заходил, видел его в коридоре мило беседующим с Фединым и Лехой Жигудиным. Забавно. Много лет назад, когда Леша со скандалом уходил от Федина к Тихоновой, именно Бисяев орал на него, вот в этом самом кабинете, обещая оставить без карьеры и без денег, если он только посмеет рыпнуться от Профессора, и от определенного ему пожизненного второго места, в кильватере звездного Жени Шиповенко. Но время, так получается, лечит самые глубокие и болезненные раны. Вот же стоят, общаются, смеются… Смог бы я так? Не знаю…

Наконец, глава Федерации появляется в дверях и, небрежно кивнув всем собравшимся, втискивается в свое кресло. В отличие от тощего, напоминающего обтянутый кожей скелет Пахомова, Бисяев выглядит расплывшейся тушей, в которой очень сложно определить бывшего спортсмена. Смерив нас троих брезгливым взглядом, под которым Женя перестает крутиться, а Нинель откладывает свой телефон, Бисяев пододвигает к себе лежащие перед ним документы.

- Предлагаю покончить со всем как можно быстрее, - заранее раздраженно произносит он. – У меня еще сегодня комитет и встреча с министром…

У него отвратительная манера шепелявить и присвистывать, когда он говорит, от чего не всегда удается разобрать все его слова.

- Ланской, значит… - он поднимает на меня взгляд. – Давай, кратко излагай, что ты там затеял.

Кратко излагаю. Не зря же я готовился к этому разговору почти неделю.

Благодарю за возможность высказаться. Перечисляю свои основные достижения. Расшаркиваюсь в благодарности «Зеркальному» и лично Нинель. Краем глаза вижу, что на мои слова она реагирует невозмутимо. Высказываю пожелание расти и развиваться дальше, но одновременно указываю, что по результатам прошедшей олимпиады, где мне не удалось одолеть поставленные передо мной цели, по моему мнению, я достиг своего максимума в Самбо-80 и считаю, что сотрудничество с таким выдающимся и уважаемым тренером, как Евгений Константинович – легкий кивок в сторону Шиповенко – даст мне возможность раскрыть мой не до конца еще исчерпанный потенциал. В чем, собственно и прошу содействия родной Федерации.

Говорю не спеша, четко расставляя акценты. Укладываюсь в пять минут, еще до того, как большое начальство начинает скучать и позевывать в кулак.

Бисяев, нацепив очки, перебирает бумажки на столе и, похоже, слушает в пол-уха.

- Ваше… мнэ-э-э… желание, Ланской, - скрипит с левого конца стола Пахомов, - это обдуманный шаг, или уступка эмоциям?

Смотрю на него спокойно и доброжелательно.

- У меня было достаточно времени, чтобы все взвесить и оценить, - отвечаю я.

- Александр Георгиевич хочет сказать, - встревает Зайцева, - что нам нужно четко понимать, чего на самом деле ты хочешь, начать работать с Женей… С Евгением Константиновичем… Или просто уйти из «Зеркального»… Ты можешь ответить?

Я задумываюсь. Наверное, дольше чем следует. Уйти из «Зеркального»… Это все равно, что уйти из родного дома. Тяжело и болезненно. Даже если в этом доме тебя уже списали со счетов и смотрят, как на предателя… Непроизвольно бросаю взгляд на Нинель, и вижу, что она смотрит на меня. Как когда-то…

- Шиповенко, ты что скажешь? – Бисяев отрывается, наконец, от бумажек на столе и, мельком полоснув меня пронзительным взглядом, останавливает глаза на Жене.

Тот мнется, что-то мямлит невразумительное о перспективах своей школы и возможностях тренерского штаба. Короче, хреновый из него соучастник. По всему видно, как ему не охота во все это ввязываться.

- Женя, - перебивает его на полуслове Бисяев, - ты можешь мне гарантировать, что спортсмен уровня Ланского не деградирует у тебя под началом, не растеряет за полгода все, на что был способен? Как это случилось с Асторной? Как с Камиль-Татищевой?.. Ты потянешь его или нет?

В меня вперивается короткий толстый палец бисяевской руки.

Шиповенко молчит, склонив голову и рассматривая свои ладони, явно демонстрируя, что подобных гарантий он давать не намерен.

- Понятно… - Бисяев кривит губы и поворачивается к Нинель. - Нина, что молчишь?

- А что мне говорить-то? – пожимает плечами она. – Это же не я его выгоняю, - кивок в мою сторону, - это он уйти хочет. Школа без него переживет, и не такое переживали. Ну а сам он… Взрослый уже, может принимать решения. Если не хочет работать у нас – пускай работает там, где, по его мнению, ему будет лучше.

- Да его мнение меня вообще не волнует! - взрывается вдруг Бисяев. – Ох уж мне эти ваши золотые мальчики и девочки… Понапридумывают себе ерунды, возомнят невесть что… Подумаешь, первое место не занял, - это уже мне, - горе-то какое… Серебряная медаль олимпиады. Ты можешь сходу вспомнить, кто еще из наших достигал такого уровня, как ты?

- Он, - говорю раньше, чем думаю, кивая в сторону Шиповенко.

Это правда. Тогда, в две тысячи втором, в Солт-Лейк-Сити, Женя, вопреки усилиям Федина и надеждам Бисяева, стал вторым, уступив золото Леше Жигудину. И лишний раз напомнить об этом главе Федерации было не самой лучшей тактикой.

Бисяев свирепо смотрит на меня, потом снова поворачивает голову к Нинель.

- Нина, ты готова дальше терпеть этого мерзавца?

Нинель по-прежнему спокойна и невозмутима.

- Валентин Николаевич, вы же знаете, что… я терплю всех, кто может и хочет работать.