- Приглашение бессрочное, - тут же нахожусь я. – Телефон Андрей знает.
- Спасибо… Я подумаю.
Она улыбается, и я понимаю, что в этом месте мне следовало бы с видом потомственного аристократа поцеловать ей руку. Но вместо этого я торопливо выгружаю свои сумки из багажника и взгромождаю рюкзак на спину.
- Спасибо вам большое! – говорю я. – И поздравляю вас с олимпийским чемпионом.
Она окидывает меня внимательным взглядом и качает головой.
- Мы оба знаем, что единственный настоящий чемпион этой олимпиады вовсе не Андрей, а вы, Сережа. Я никогда не пробовала себя в вашем спорте, но все-таки кое-что в нем понимаю. То, что вы сотворили на гала-концерте…
Предательский ком подступает к моему горлу и я, на всякий случай, прикрываю глаза и опускаю голову.
- Вы точно не хотите кофе, - негромко интересуюсь я.
Она качает головой.
- И вам не советую. Ложитесь-ка лучше спать… А завтра, сделайте, наконец, то, что вас так гложет, и рвет на куски вашу душу…
Я удивленно смотрю на нее.
- О чем вы?
- Не знаю, - она пожимает плечами, - это вам решать. Я вижу результат, - она проводит рукой сверху вниз, указывая на меня, - но внутрь заглянуть можете только вы.
Я надеваю шапку, чтобы мои горящие уши не отмерзли окончательно.
- Спокойной ночи…
Она кивает и снова залезает в машину.
- Гера, Гера, - ворчу я себе под нос, - и куда, спрашивается, ты торопилась? Что тебе стоило подождать немного и родиться лет этак на шестьдесят позже. Уж тогда бы я с тобой поговорил…
Ветер гудит, отражаясь от окружающего меня стекла и бетона. Снег, унылыми хлопьями, лезет в лицо и, проиграв битву, жалобно хрустит у меня под ногами. Светает…
А я понуро плетусь в свою башню, размышляя над гримасами судьбы и превратностями бытия.
- Тебе совершенно не нужно было сюда приезжать… - он недовольно кривится, поджимая губы. – Я же ясно дал понять, что наше с тобой сотрудничество, по крайней мере сейчас, нецелесообразно.
- Я хочу поговорить не об этом, - спокойно произношу я.
- А о чем?
- Если бы вы ответили мне по телефону, возможно, мне не пришлось бы утомлять вас встречей, а так… Извините.
- Когда крепость не сдается сама, ее берут штурмом, да? У тебя, Ланской хоть какие-то сдерживающие элементы в сознании присутствуют? А что будет, если, например, кто-то из ваших узнает, что ты сюда, ко мне шляешься? Мало вам скандалов…
Я смотрю на занудсвующего передо мной Шиповенко, и в который раз удивляюсь, как наши беглецы умудрялись и умудряются с ним работать. Ну это же просто кошмар какой-то. Две минуты, а мне уже хочется ему нахамить, повернуться и уйти. И сдерживает меня только то, что он мне нужен… А еще, тот случай, о котором рассказывала мне Катька, когда он заступился за нее перед Розиным и дал ему по роже.
Женя облокачивается плечом о стену и занимает выжидательную позу, скрестив руки на груди. Мог бы и в кабинет пригласить… Ну да ладно.
- Я хотел бы попросить вас, Евгений Викторович, поддержать меня в Федерации.
Шиповенко смотрит на меня не мигая.
- Поддержать в чем?
- В моем желании уйти от Тамкладишвили.
- Тфу ты, чушь какая… - он раздраженно дергается. – Ну что за глупость ты затеял?
- Это не глупость, а мое обдуманное желание. Но я знаю, что добровольно меня Нинель Вахтанговна не отпустит, поэтому мне нужно разрешение Федерации на смену тренера.
Женя молча изучает трещину на стене.
- Ты с мамой говорил? - глухо спрашивает он.
- Нет. И не собираюсь.
Он кивает, прекрасно все понимая.
- И к кому ты решил перейти?
- К Ламбьелю… Но формально хотел бы остаться в стране и числиться у вас.
Шиповенко снова раздраженно кривится.
- Я даю вам честное слово, Евгений Викторович, что ни разу не покажусь на вашем льду, и увидите вы меня только на чемпионатах, если вообще захотите меня заявлять…
- А если не захочу?
- Значит мне хватит Гран При и шоу, все равно, все что я мог - я уже выиграл… А что не мог – то проиграл.
Женя чешет в затылке и меняет позу, опираясь спиной о стену.
- Вот же ж, Ланской… - произносит он с досадой. – Одни проблемы от тебя. Почему ты к Федину не обратишься? Или к Московиной?
- Потому что любой, кроме вас, вцепится в меня как клещ и начнет выдавливать по капле, чтобы ухватить свое из того, что еще осталось. Вы же ясно дали понять, что я вам не нужен. Меня это устраивает…
- А почему ты решил, что я стану тебе помогать? - с усмешкой, вдруг, спрашивает Женя.
Наконец-то правильный вопрос, без эмоций. Хотя… Мог бы и сам догадаться. Но я подготовился.
Достаю телефон, открываю «Телеграмм» и показываю ему.
- Узнаете?
На экране наша с ним переписка, где он подтверждает мои слова о том, что Вале не дадут выиграть золото в Корее.
Он мельком смотрит на текст, и по его лицу пробегает тревога.
- Ну и что тут такого, - еще на что-то надеется он, - подумаешь, мы с тобой посплетничали…
Открываю другой диалог, с другим человеком. Да, это маленькое предательство… Но в данном случае, я никому ничего не обещал, и никому не был должен.
«Клюв передал на кого ставить по девочкам?» - пишу я накануне женской произволки.
«Нет. А что там может быть интересного?» - отвечают мне.
«Бегом ставь на проигрыш мелкой. Я же Жене все рассказал…»
«Я ничего не знаю… А сколько ставить?»
«ВСЕ!»
И под этим всем единственное сообщение моего собеседника от следующего дня.
«Поднял пять штук. С меня благодарность. А Клюв, тварь, не меньше десяти лимонов срубил. Следи, чтобы твою долю не закрысил…»
Женя несколько раз пробегает глазами текст на экране моего телефона и, я вижу, не забывает посмотреть в угол экрана, убедиться, что это разговор именно с тем, с кем он думает.
- Вот же сволочь… - цедит он сквозь зубы.
- Мы же не хотим, чтобы широкая общественность узнала, что известный тренер, уважаемый человек и просто душка тупо воспользовался инсайдом от обиженного спортсмена и втихаря сыграл на тотализаторе, правда? – проникновенно говорю я, и издевательски добавляю его же фразу. - Мало вам, скандалов?
Шиповенко злобно смотрит по сторонам, потом на меня.
- Сколько ты хочешь?
Никогда не мог отказать ему в практичности. Четко и по существу.
- Я уже назвал цену, - улыбаюсь я. – Ну разве что, в качестве жеста доброй воли от вас, попрошу не репрессировать моего невольного шпиона…
- Розин-то чем тебе так дорог? – удивляется он. – Уж так, как он тебя поливал…
- Если Хот-Арти уйдет от вас, - объясняю с охотой, - то он непременно вернется в «Зеркальный». И его возьмут, потому что мы не помним зла, и ценим профессионалов. И тогда в моем родном доме этот упырь снова найдет себе какую-нибудь условную Асторную и нормальная жизнь школы опять превратиться в скверный вариант «Санта-Барбары». Зачем нам это?
- Нам? – удивляется Женя. – Ты же уходишь. Они же для тебя никто…
Эх, Клюв-Клюв… Ничего-то ты своими алчными мозгами не понимаешь…
- Я ухожу от Нинель, - сурово перебиваю его я. – Потому что она оказалась скверным тренером и никудышной матерью. Но она мне не «никто». И все остальные не «никто», а родные и любимые люди. И я первый в горло вцеплюсь тому, кто посмеет их обидеть. Я доступно излагаю?
- Вполне… - после паузы, мрачно кивает Шиповенко.
- В таком случае, - прячу телефон в карман, - не вижу повода нам с вами не договориться. В конце концов, по гамбургскому счету, я еще чего-то стою и на мне еще можно заработать.
Женя качает головой, весь какой-то поникший и расстроенный.
- Зря ты все это затеваешь, Сережа, - глухо бормочет он. – Очень зря…
- До свидания, Евгений Викторович, - как ни в чем не бывало, вежливо произношу я. – Жду вашего звонка.
И, повернувшись, ухожу прочь из атмосферы унынья и тоски, которой, мне кажется, проникнут каждый камешек в школе Жени Шиповенко.
Пока наши отдуваются на чемпионате мира в Шеффилде, я радостно укатываюсь в заранее организованный мне спонсорами трехнедельный тур по Японии, где я, в замечательной компании моих друзей Юзика и Яшки – японских фигуристов Юдзи Сакоморо и Яшимо Моро - разъезжаю по городам и весям, выступаю в ледовых шоу и концертах, даю без счета интервью, свечусь в телевизоре и всячески развлекаюсь. Япония, и вообще Восток в глобальном понимании мне не очень интересны. Так, посмотреть пару раз, отметиться для галочки. Но выступать здесь очень приятно, потому что японская публика самая открытая и доброжелательная в мире. Купание в волнах любви и обожания – именно так можно назвать то, как относятся японцы к фигуристам. Особенно, если ты, волей случая, еще и внешне соответствуешь их понятиям и канонам красоты. Ладно бы на выступлениях и на автограф-сессиях – но зачастую просто на улице мне очень часто не дают прохода маленькие девочки, девушки и даже женщины постарше, постоянно норовя меня потрогать, запустить руки мне в волосы и обнять. При этом делают они это на столько искренне и открыто, что просто не находишь в себе силы раздражаться или отказать.
Вместе с нами часто ходит и Леша Железняк, поехавший со мной в качестве сопровождающего тренера, но на него японцы так не реагируют, больше пугаясь его высокого роста и накачанного, атлетического торса. Леша над этим потешается, по-доброму поддевая меня и предлагая поспорить, что по возвращении домой, на улице как раз у него не будет отбоя от поклонниц, а на меня никто и смотреть не станет. Охотно с ним соглашаюсь, в том числе и потому, что в Москве по улицам почти не хожу, предпочитая передвигаться на такси.
О своих планах пока не рассказываю никому. Во-первых, все еще может прекраснейшим образом сорваться – Шиповенко передумает, Бисяев, Пахомов, Зайцева, да тот же Федин могут встать на дыбы и заартачиться, чисто из вредности… А может и из желания прогнуться перед Нинель – как никак она принесла им в этом сезоне два олимпийских золота и два серебра. Это если не считать Валю в команде… Во-вторых, это я перед Шиповенко так лихо козырнул, что собираюсь уйти работать с Ламбьелем. Сам Крис пока мне внятно не ответил, ограничившись общей декларацией возможного сотрудничества. Оно и понятно. Ссориться с нашей федерацией он точно не захочет, и будет выжидать решения до последнего. Ну а в-третьих… И это самое интересное… Мне написал агент Брайана Осборна. Того самого. «Мистер Триксель», или «Господин тройной аксель», как называли его наши взрослые. В восемьдесят четвертом году прошлого века, в Сараево он был первый, кто выполнил этот прыжок на олимпийских играх. А сейчас он работает тренером, имеет свою школу во Флориде… И меня приглашали туда, к нему, тренироваться и работать. И вот этот вот третий вариант был мне небезразличен еще и тем, что к Осборну меня звали с условием, что я не ухожу из «Зеркального», оставаясь формально спортсменом Нинель. Фактически, как профессионала, без обязательств выступать на местных соревнованиях. Понятное дело – не бесплатно. Но нужно понимать, что Ламбьель – это даже в самых безудержных мечтах и на десятую долю не Осборн. Как говориться, от таких предложений не отказываются, если при памяти и не дурак…