Минус четыре по Цельсию
Минус четыре по Цельсию
(температура льда на искусственном катке)
Флешбек.
13 февраля 20** года. Пусан, Южная Корея. Зимние Олимпийские игры.
Рев трибун перекрывает все прочие звуки. Но я слышу только, как бьется мое сердце. Спокойно… Спокойно… Раз-два-три - вдох… Раз-два-три - выдох… Прожекторы слепят, искрами отражаясь от матовой поверхности льда, но и это для меня не помеха. Я могу катать с закрытыми глазами… Или даже с завязанными… Кстати, неплохая идея для показательного номера – нужно будет потом обсудить с хореографом…
Чувствую ее руки на моих плечах… аромат духов… теплое дыхание на щеке…
- Ты все сможешь, слышишь? Просто делай то, что ты умеешь… Лучше всех…
Я вдруг понимаю, что вопреки всему, хочу спросить, как прокатал до меня мой соперник, но в последний момент выбрасываю эту мысль из головы. Наплевать. Я все равно сильнее. Я все равно лучше. На этот раз я не уступлю…
- Representing Russian Federation…
Громовыми раскатами голос разносится над ледовым дворцом, и на мгновение трибуны замирают в ожидании.
-… Sergey Lanskoy!
Истошный вопль тысяч глоток вдавливают внутрь мои барабанные перепонки. Чувствую, как разжимается ее ладонь на моем плече… Вдох-выдох… Легкий толчок в спину… Выставляю вперед правую ногу и отрываюсь от бортика…
Я шел к этому моменту всю жизнь. Долгие, мучительные, наполненные травмами, слезами, разочарованиями и болью годы. И вот я здесь. Это моя вершина.
Качу полкруга, разбрасывая в стороны улыбки и воздушные поцелуи. Вы хотите шоу? Ну так встречайте! Вот вам шоу. Мое шоу. Шоу, которое должно продолжаться…
Беснующиеся трибуны бьются в экстазе. Впитываю энергию зрителей… Выкатываюсь в центр льда. Поднимаю голову к свету. Замираю…
Смотрите. Любуйтесь. Восхищайтесь. Вот он я!..
И меня оглушает тишина…
Часть первая. Короткая программа.
Двумя годами ранее…
Я закладываю крутой вираж и, тремя перебежками, ловко кидаю свое тело в эффектную тройку, меняя направление движения и резко выбрасывая назад правую ногу. Ветер свистит в ушах, волосы, вырвавшись из-под банданы, развеваются, лезут в глаза, почти закрывают мне обзор. Но я тем не менее, все прекрасно вижу. Мы вообще видим все, что происходит вокруг нас в эти моменты. Замечаем и анализируем. Потому что нас этому учат. И сейчас, сквозь слепящий свет прожекторов, я вижу, что они пристально за мной наблюдают. Все трое. Особенно она… Теперь замах поднятой ногой – резко вперед и влево. Разворот. Группировка. Прыжок… Мир вокруг смазывается, на мгновение превратившись в мешанину цветастых огоньков и какофонию звуков. Я успеваю даже не подумать - ощутить, что моя стопа слишком сильно наклонена к поверхности… И всей своей массой, на огромной скорости и под невероятным углом обрушиваюсь на лед внешним ребром правого лезвия, вызывая тучу ледяных брызг и отвратительный скрежет трущегося о лед металла. Разгруппироваться. Руки в стороны. Колено подогнуть. Скорость все еще высокая – вывезет… Коварная легкость в ноге разбивает в дребезги все мои надежды. Вместо того, чтобы аккуратно, набирая темп, выровнять тело, я качаюсь вправо, теряя равновесие, а вместе с ним и спасительный сцеп лезвия со льдом. Предательски звякнув, мой правый конек соскальзывает с ребра, взлетая в воздух и увлекая за собой обе ноги. С мерзким хрустом, я валюсь на лед правым бедром, едва успевая вскинуть руки и подтянуть к груди голову… Черт!.. Секунду спустя, я уже снова на ногах и, перебирая лезвиями, качусь вдоль бортика, наверстывая потерянное время… Хотя это уже не важно. Потому что я снова сорвал проклятый тройной аксель…
Артур вскидывает руку, зная, что я замечу и пойму этот жест. Расслабившись, вяло еду в сторону мрачно взирающей на меня троицы. На полутакте музыка смолкает.
- Сереж, ну как так?..
Иван Викторович, наш «удочник», казалось, всей своей массивной фигурой готов вывалиться из-за бортика на лед, чтобы излить на меня свое недоумение и разочарование.
В отличие от молчаливого и утонченного, похожего на актера Райана Гослинга, хореографа Артура Клейнхельмана, дядя Ваня Мураков никогда не скрывает своих чувств. И не имеет обыкновения никого жалеть.
- Ну сколько можно этот триксель мучать, а? Я тебе уже сто раз повторил, следи за ногой, ну елки зеленые, чем ты слушаешь… - бурчит он, для пущего эффекта сопровождая каждую фразу энергичным ударом ребра ладони по бортику. Интересно, хотел бы он, чтобы вместо бортика у него под рукой был я?
Внимательно разглядываю шнуровку на своих коньках, которая кажется мне и приятнее, и интереснее загадочных ухмылок Артура и едких замечаний дяди Вани. Увы, я знаю, что так легко мне сегодня не отделаться.
Подняв голову, я встречаюсь со спокойным испытывающим взглядом огромных карих глаз. Кроме имени, в ней нет ничего, что выдавало бы ее грузинские корни или кавказский темперамент. Ледяной холод в общении, скандинавская внешность и характер снежной королевы – она вот уже пятнадцать лет определяет мою судьбу и, как мне порой кажется, терпеть меня не может.
- Сегодня ты занимаешься ОФП в зале, - произносит она, комкая в ладони листок из блокнота, на котором еще мгновение назад что-то писала.
Дядя Ваня запинается на полуслове, как будто его выключили.
- Нинель Вахтанговна, - я сглатываю застрявший в горле комок, - я могу попробовать еще раз…
- Конечно, можешь, - кончики ее тонких губ на прекрасном лице слегка приподнимаются в подобии улыбки. – Только у тебя все равно ничего не получится.
Она смотрит на меня, как удав на кролика, и я, не выдерживая, отвожу взгляд.
- Иди, работай в зале, мальчик, - говорит она так тихо, что у меня ломит в ушах.
За все годы нашего знакомства Нинель Тамкладишвили, мой тренер, главный тренер нашей команды, лишь раз или два назвала меня по имени. Все больше по фамилии… И лишь в какие-то особые моменты она называет меня, как сейчас, мальчиком. И каждый раз, как это происходит, мне до рези в глазах хочется обнять ее и, уткнувшись носом в воротник ее неизменного пальто, задыхаясь от рыданий, рассказывать, рассказывать ей все о себе, о своей жизни, о своих переживаниях… Как маме, которой у меня никогда не было.
- Скажи Тане с Аней, что я жду их, - добавляет она обычным голосом, снова погружаясь в свои записи.
Это было все. Во всяком случае, на данный момент. Что-то доказывать, а тем более своевольничать, кривляясь на льду, в нашем коллективе было не принято.
Проигнорировав открытую Артуром калитку, я по хоккейному перемахиваю через бортик и, нацепив чехлы на лезвия, не оборачиваясь, топаю в раздевалку.
В коридоре, как всегда, толпятся ребята и девчонки из нашей команды. Хотя, командой нас можно назвать довольно условно. В основном у всех разные тренеры и хореографы, не говоря уже о направлении катания. Объединяет же нас только место тренировок – спортивный комплекс «Зеркальный» и в нем - принадлежащая Нинель школа, в которой она милостиво разрешает работать не только своим сотрудникам и спортсменам, но и кому угодно другому, если ты хоть что-то из себя представляешь в спорте. Ну, или платишь много, хотя таких среди нас почти нет. Тем не менее, по всей стране нас знают, как «Группу Тамкладишвили», а за глаза называют – «зеркалятами». Сама же Нинель тренирует лишь шестерых девчонок, самых перспективных. И одного мальчика. Меня…
- Как там Вахавна? Снова в образе?
Стоит мне сесть на скамейку и начать развязывать коньки, как надо мной тут же нависают наши мелкие девчонки.
- Нормально, - отмахиваюсь я, мстительно пропуская мимо ушей фамильярное прозвище тренера, за которое, в иное время, мог бы и по заднице отвесить. - Бывало и хуже.
Они хихикают, перешептываясь и пихая друг-дружку локтями.
- А ну брысь отсюда, мелюзга, - прикрикиваю я на них, и они, обезьяньей стайкой, тут же разбегаются по сторонам.
Усмехаюсь. Хорошо быть взрослым. Иногда.
Засунув коньки в шкафчик, переобуваюсь в кроссовки и иду в наш маленький спортивный зал выполнять наложенную на меня епитимью.
Этот зал вообще считается нашим личным – никто без особого разрешения не может им пользоваться, все занимаются в общем, большом зале. Здесь же разминаемся, тянемся и разучиваем хореографию только мы втроем.
Худенькая изящная Аня – черный хвост густых волос, сосредоточенное лицо и мечтательный взгляд голубых глаз – сидит на спортивном мате в растяжке, совершенно невероятным шпагатом распластавшись вдоль своих длиннющих ног. В сущности, в этом нет ничего особенного – мы все так умеем, но в ее исполнении это выглядит просто завораживающе.
Она все еще катается за юниорскую сборную, хотя рост и физические данные уже позволяют ей участвовать в соревнованиях для взрослых. Мне кажется это неправильным, но Нинель хладнокровно придерживает некоторых из нас среди молодняка, четко выверяя время и место, когда очередной «зеркаленок» должен выстрелить и подмять под себя взрослых лидеров. На мой взгляд, Аню уже на этот сезон можно было выпускать в сборную страны, но почему-то Нинель медлит. В любом случае через полгода ей придется переводить Аню из юниоров. Иначе, можно вообще не успеть.
- Привет! – она бросает в мою сторону легкую немного натянутую улыбку.
Я обхожу ее и усаживаюсь верхом на тренажер для укрепления спины, называемый «доской Евминова», а между нами – прокрустовым ложем.
- Вахавна хочет вас обеих видеть, - говорю я, потягиваясь.
- Подожду Таню… - она кивает, не поворачивая головы.
- Иди сейчас, - вкрадчиво советую я, - королева сегодня не в духе.
Аня, нахмурившись, смотрит в мою сторону, но, снова кивнув, поднимается, подтягивая шорты и застегивая куртку.
С коньками через плечо, она уже в дверях сталкивается с Таней, которая ракетой влетает в зал, распространяя вокруг себя шум и хаос.