- Ну просто фабрика чемпионов, - усмехается журналист, окончательно попадаясь в нашу нехитрую ловушку.

- Вот именно! Вы поняли! - перехватывает инициативу Нинель. – А сколько еще нетитулованных девочек, которые уже столько всего умеют, – кивок в сторону льда. - Вон Женя Волкова, вон Алина Нигматулина… Мы постоянно нацелены на результат. Не останавливаемся на достигнутом. Если кто-то хочет почивать на лаврах – до свидания, нам не по пути. Но все остальные…

- Имеют совершенно одинаковые шансы?

- Абсолютно.

- Не взирая на…

- Мне все равно, кем ты была раньше. Хоть чемпионкой вселенной. Или ты работаешь по программе и выполняешь поставленную тебе задачу, или мы расстаемся.

Я начинаю потихоньку отползать, воспользовавшись тем, что камера крупным планом ловит лицо Нинель.

- Среди ваших подопечных в основном девушки-одиночницы, - переводит тему журналист, и я понимаю, что линять пока что рано.

Легкая небритость и бандана на голове выгодно скрывают схожесть наших лиц, поэтому, без опасений выныриваю у ее правого плеча.

- Ланской по-вашему, похож на девушку? – ехидничает Нинель, кладя мне руку на плечо.

- Э-э… Иногда – да, - неуклюже шутит корреспондент, и я мученически закатываю глаза. – Извините. Глупая шутка, - тут же жалеет он о своих словах. - Мы ее вырежем. И тем не менее, я повторю вопрос. Вы предпочитаете тренировать женщин?

- В целом – да, - кивает Нинель. – У меня на много лучше получается контакт именно с маленькими девочками. Мальчики – они как-то… менее мотивированы на успех. В них силен детский инфантилизм и желание себя пожалеть.

- Сергей Ланской, возразите?

Микрофон у моего лица.

- Даже пытаться не буду, - дурачусь, пользуясь моментом. - Я самый несчастный на свете. Знаете, как меня здесь бьют? Домой отпускают только раз в неделю, перебинтовать раны. А еще, не кормят…

Нинель легонько сжимает мое плечо, и я тут же замолкаю.

- Сережа… - пауза, судорожный глоток, - наверное, не очень показательный пример. Я тренирую его с раннего детства, и он просто не имел возможности… разбаловаться.

- Но опыт работы с мужчинами-одиночниками у вас?..

- Был, - кивает она.

- И… Как?

- Ну, как видите.

Она делает движение бровью, давая понять, что данная тема исчерпана.

Жаль.

Мне бы тоже было интересно узнать, какой это такой опыт у нее был, о котором я не знаю. А главное – когда?

- Вы работаете тренерским коллективом, который так и называют, группой Тамкладишвили. Как вы относитесь к тому, что ваша фамилия уже воспринимается как знак качества или, если угодно, как бренд?..

Исчезаю…

На моем месте тут же материализуется Артур со своей неизменной обаятельной улыбкой.

Нинель ненавидит журналистов и практически никогда не дает интервью. Но сегодня, видимо, ее очень сильно попросили…

Пользуясь моментом, сбегаю в раздевалку чтобы успеть пообедать и отдохнуть перед вечерней разминкой…

В зале сидят обе две… Вот эти самые, как назвала их Нинель. Смотрят на меня блудливыми глазами. Молча прохожу мимо них, сбрасываю куртку, вставляю в уши эйрподы и становлюсь в планку. Делаю музыку громче. Сначала работа. «Первым делом мы испортим самолеты…»

Все равно не получается не обращать на них внимания. Потому что обожаю обеих. В прямом смысле. Роднее и ближе у меня в жизни нет никого. Так что, без оговорок и кавычек - люблю-люблю… Просто, как еще назвать отношения, которые тянутся с раннего детства? Когда с малолетства, с утра до поздней ночи вместе, зачастую в одной раздевалке и в одном туалете. А в одном купе поезда и в одной комнатушке в общаге на сборах в Белогорске, так это вообще обычный ход…

Наш вид спорта – это замкнутая система, вещь в себе. У нас нет возможности, времени, сил, а порой даже и желания выходить за рамки нашего узкого мира. Зачем? У нас все есть. Тренер, который тебя учит, врач, который тебя лечит, воспитатель, который о тебе заботится… Есть девочки и мальчики, которых видишь постоянно. Вспомните детский сад. Или пионерский лагерь. Что у вас случалось на тихом часе с вашей соседкой? Так вот наш детский сад случается очень рано и тянется годами, аж до самого совершеннолетия, а иногда и дольше…

Планка. Растяжка. Отжимания. Подтягивания. Прыжки… По кругу до изнеможения. Каждый делает свое упражнение, за одно поглядывая на соседа. Девки понимают, что очень скоро они станут соперницами на льду – Аня всего лишь на полгода младше, и уже весной перейдет из юниоров во взрослое катание. И тогда уже Таньке придется понервничать. Да, она единственная пока, кто начинает прыгать все четверные прыжки кроме лутца. Но в короткой программе женщинам четверные запрещены. И если выиграть соревнование только за счет короткой программы нельзя, то проиграть – запросто. А кроме прыжков у нее все остальное нужно дорабатывать, и успеть нужно до осени. Европу и мир в следующем году она еще как-то вывезет, а дальше чемпионат России, отбор в сборную, с тем, что у нее есть сейчас она может и не потянуть. В отличие от Аньки… Если я что-то понимаю в фигурном катании, а я понимаю, уж поверьте, то Анька через полтора года должна выиграть олимпиаду. Потому-то Нинель ее так и дрючит во все места. Чтобы не ленилась и работала. Нарабатывала каскады, оттачивала квадрики. И тогда золото в Корее будет нашим. Ее… И моим.

Отжимания. Подтягивания. Прыжки… Все, не могу больше!..

Валюсь на мат без сил. Рядом тут же приземляются еще два бесчувственных тельца. Отдышаться, переодеться и на лед. Вот и вся любовь…

- Ну что, - Таня тычет Аню в бок, - у Муракова будем сегодня вместе отсасывать?

Анька кривится, не столько от Танькиной грубости, сколько от осознания неизбежных нагоняев от дяди Вани за ошибки и падения.

Девчонки вечером по плану занимаются прыжками. Мне бы тоже следовало поработать над каскадами… Но для меня Нинель сегодня поставила индивидуалку.

Катаю короткую. Третий раз подряд. За исключением мелких недочетов – почти чисто. Энергичный разгон. Простенький тройной сальхоф я сделал раньше, оставив на закуску кое-что посложнее. С левым вращением скольжу на правой ноге назад-наружу, лицом внутрь круга. Левая нога впереди накрест. Напрягаю всё тело и, за исключением правой ноги, разворачиваюсь против часовой стрелки. С силой толкаюсь правой ногой. Группировка. Раскрутка. Калейдоскоп света и звука. Мягко и изящно приземляюсь на правую ногу назад-наружу. Красивый выезд из тройного риттбергера с руками в стороны и ровной спиной. Добавляю немного скорости и ложусь в плоский кораблик, называемый кантилевером, раскинув руки и почти цепляя лед плечами. Выпрямляюсь. Парой подсечек захожу на позицию и прыгаю во вращение. Кручу либелу – раз-два-три-четые, меняю позу на волчок – два-три-четыре, выпрямляюсь, забрасываю руки назад, ловлю обжигающий холодом металл конька - кручу бильман – смотрите, завидуйте, как я могу – три-четыре и, еще чуть-чуть поддав скорости, уже без счета кручу эффектный винт с руками вверх. Останавливаюсь. Склоняю голову. Ладони прижимаю к голове. «Я вас не слышу!» Все…

Секунда. Вторая. Третья.

Расслабляю плечи и ноги. Опускаю руки. Поднимаю взгляд. Спокойно качусь к бортику, уворачиваясь от проносящейся мимо мелюзги, старательно тренирующей беговые и сносящей всех, кто зазевается на их пути.

Нинель довольна. Я это вижу. Внимательный взгляд на экран стоящего перед нею компьютера, несколько размашистых росчерков в блокноте. Сползший со лба белокурый локон отбрасывается на плечо. Подкатываюсь к ней и облокачиваюсь о бортик.

- Вон с тем местом есть вопросы, - она поднимает глаза и указывает зажатым в руке карандашом на левую часть льда. – Твизлы твои нелюбимые, вперед и назад, подчистить стоило бы... Особенно вперед… А в остальном... прекрасная маркиза... – она наконец-то соизволяет улыбнуться, - все хо-ро-шо.

Беру протянутый мне листок с оценками. Воспринимаю заслуженную похвалу благодарным кивком.

- Поработай сегодня пожалуйста над выездами, - она щелкает крышкой компьютера, - и дорожки, дружочек. Хочешь – не хочешь, дорожки нужно довести до ума. Берешь Артура Марковича, отрываешь его от Анечки и… Понял меня, да?

- Понял, Нинель Вахтанговна.

- Давай, вперед.

Разворачиваюсь чтобы отъехать.

- Сереж…

Поворачиваюсь. Удивленно смотрю.

- Я уезжаю сейчас. Приезжай домой сам сегодня… Пожалуйста.

При всем желании не могу сдержать ехидства.

- САМ, пожалуйста или ПРИЕЗЖАЙ, пожалуйста, - елейным голосом интересуюсь я.

Ослепительная улыбка. Нинель запахивает пальто на идеальной фигуре, подхватывает сумку.

- Пошел вон работать, - в тон мне, ласково произносит она.

С хрустом закладываю вираж с места, набираю скорость и пулей несусь вдоль бортика.

После заминки в тренажерном зале, по дороге в раздевалку, в коридоре, замечаю Таньку. Стоит, подпирая стену. Увидев меня, делает вид, что куда-то торопится. Подхожу, обнимаю и влеку ее за собой.

- Отпусти, дурак, все же смотрят, - вяло отбивается она.

В коридоре ни души.

Затаскиваю ее в какую-то подсобку. Едва успеваю закрыть дверь, как она забрасывает руки мне за голову и впивается поцелуем в шею. Целую ее плечи, тащу вверх майку, сжимаю в ладонях вызывающе набухшие грудки.

Нам некогда. Мы не произносим ни слова.

Продолжаю целовать ее соски и живот. Стаскиваю с нее шорты вместе с колготами и трусиками. Разворачиваю ее к себе спиной и сжимаю рукой между ножек. Танька сдавленно стонет.

Кое-как освобождаюсь от своих тряпок и всем своим восставшим естеством прижимаюсь к ее ягодицам.

- Чувствуешь какой он…

- Да…

- Можно тебя в?..

- Пальчик туда засунь…

Я выполняю, то, что она хочет, и Танька замирает, мелко подрагивая в моих объятьях.

- Можно?.. – снова прошу.

- Что можно?.. – срывающимся голосом дразнит меня она.

- Можно… тебя…