ГЛАВА 3

Тара позвонила той ночью.

— Тара, — я запнулся, узнав напряженный голос на другом конце линии, — я собирался позвонить тебе.

Через два месяца после того, как Роб ушел, у Тары случился выкидыш их третьего ребенка, что усугубляло и без того болезненную ситуацию. А также приводило к напряженным разговорам в те несколько раз, когда мне не повезло отвечать на ее звонки.

Мысленным взором я видел ее так же ясно, как если бы изучал страницу в своем школьном альбоме: высокая и стройная, бледно-голубые глаза, длинные светлые волосы. Девушка, которую всегда выбирают на роль Девы Марии в рождественском представлении.

— Ты убил его.

Ее голос был таким тихим, что я почти не слышал. Когда я понял, что она сказала, мои волосы встали дыбом.

— О чем ты говоришь?

— Ты убил его, как если бы воткнул нож ему в грудь.

— Послушай, Тара, я знаю, что ты расстроена.

— Ты причина его возвращения сюда.

— Он вернулся, потому что здесь его семья. Потому что он вырос здесь. Потому что здесь его друзья.

— Потому что ты здесь, Эдриан. Ты, педик. Ты, извращенец. Думаешь, я не знаю? Ты думаешь, Боб не рассказывал мне о тебе?

Кислота в ее голосе могла расплавить телефонный провод. Я не знал, что ответить. Что, черт возьми, Роб ей сказал?

— Мы были друзьями, вот и все, Тара.

— Чушь собачья! Чушь. Мы были счастливы, Эдриан. У нас все шло отлично. У нас был отличный дом. Замечательные дети. Прекрасная жизнь. А потом ты пришел и снова все испортил. — Ее голос звучал так, словно она плакала. Черт.

— Тара, пожалуйста, поверь мне. Роб позвонил мне. Я никогда... Я посылал рождественскую открытку каждый год. Для вас обоих. Это все. Единственный способ общения с ним.

— ЛЖЕЦ!

Я отдалил телефон от уха, слушая, как она кричит: «Ты чертов лжец, Эдриан. Ты разрушил мою жизнь и убил Боба, так что я надеюсь, ты счастлив. Нет, знаешь, на что я действительно надеюсь, Эдриан? Я надеюсь, что ты умрешь от СПИДа. Я надеюсь, что ты умрешь с гниющим телом и съеденным мозгом…»

* * * * *

Я придвинул диван к двери, приготовил двойной бренди и заснул за просмотром «Малинового Пирата» с Бертом Ланкастером. Но даже вид Берта в форменных бриджах в красно-белую полоску не мог поднять настроение.

В жгучей ненависти другого человека нет ничего хорошего, и я не мог избавиться от ощущения, что обидел Тару. Не так, как она думала, но я все равно ощущал себя виноватым.

Около трех часов ночи я очнулся от хаотичных снов и обнаружил, что свет горит, а по телевизору крутят рекламные ролики. Я выключил телевизор и свет и потащился в постель. Но как только я лег, мой мозг заработал на полную мощность, и я продолжил переживать финальную сцену с Робом.

* * * * *

Сказать, что утром все выглядело ярче, было бы преувеличением. Во-первых, шел проливной дождь. Вода стекала по карнизу как серебряные бусинки и стекала с полосатого навеса. К середине утра улицы были затоплены. Дождь можно было почувствовать и внутри книжного магазина. Старые страницы впитывают сырость и затхлость, как старые кости при ревматизме.

Я достал светло-голубой кашемировый кардиган, подаренный моей мамой Лизой на позапрошлое Рождество, и натянул старые мягкие левайсы. Удобная одежда, прекрасные ощущения, словно объятия теплого, живого тела. В последнее время в моей жизни не хватало объятий. В последнее время ощущалась нехватка теплых живых тел.

Трудно было не впасть в депрессию при виде вчерашнего разгрома. Хотя с помощью соседей из тайского ресторанчика рядом с моим магазином я восстановил полки, пустые книжные шкафы и голые стены служили пугающим напоминанием. Что было бы, зайди я в магазин в разгар буйства? Есть вещи, от которых невозможно застраховаться. Долбаные сумасшедшие — одна из них.

Агентство по трудоустройству прислало Ангуса «Гаса» Гордона. Ангус был бледным долговязым парнем лет двадцати с небольшим в очках а-ля Джон Леннон». То ли Ангус услышал об убийстве Роба и был этим расстроен, то ли просто был невротически застенчив, но, почему-то он не мог смотреть мне в глаза дольше секунды. Его голос был таким мягким, что мне приходилось просить его повторяться каждый раз, когда он начинал говорить.

Я заставил его складывать книги на полки. Мне было все равно, что он не мог их расставить по алфавиту. Черт возьми, меня не волновало, даже если он не мог бы вообще читать. Я просто не хотел оставаться один в магазине.

В подсобке я рылся в груде бумаг: каталоги, старые квитанции, счета-фактуры, транспортные документы. Казалось, ничего не пропало. Да и не было здесь ничего ценного, кроме, возможно, налоговой. Казалось, что место было разгромлено назло. Я не понимал, чем насолил грабителю, но, возможно, это не было личным. Просто животный инстинкт разрушения.

Самым неприятным было то, я уверен, что полиция в лице детективов Чана и Риордана решила, что я инсценировал взлом, чтобы отвести подозрения от себя. Как выразился Риордан: Слишком большие хлопоты ради шестидесяти долларов наличными.

— Вы не думаете, что это связано с убийством Роберта? — тогда спросил я.

— О, я уверен, что связано, — ответил он уклончиво.

— Вы нашли ключи Роба?

Риордан неохотно, как будто расставание с информацией причиняло ему физическую боль, отозвался:

— Нет. Ключей не было ни при теле, ни в квартире.

Что для его микроскопических серых клеток могло означать, что я забрал их с собой после того, как закончил разделывать своего старого «приятеля с привилегиями».

Единственная причина, по которой я еще не сидел в тюрьме и не смотрел шоу Опры заключалась в том, что копы еще не закончили собирать против меня улики, чтобы возбудить громкое уголовное дело. Неминуемый арест, как и их несвежий лосьон после бритья, повис в воздухе после неохотного ухода Чана и Риордана. Они предупредили меня о том, чтобы я оставался в городе, в случае если у них возникнут дополнительные вопросы.

Перед обедом я вызвал слесаря для смены замков. Принесли газету, и сидя на полу посреди процесса сортировки, узнал подробности «убийства мужчины в Западном Голливуде». По данным газеты «Лос-Анджелес Таймс», рано утром в понедельник 22 февраля, мусорщиками, совершавшими свой ежедневный обход, был найден тридцатитрехлетний Роберт Херси. Неизвестный нападавший нанес Херси несколько ударов ножом в лицо, горло и туловище. Орудие убийства так и не было найдено. Полиция допросила неназванного мужчину, которого видели спорящим с Херси за несколько часов до его убийства, но не произвела ареста. «Мы пытаемся установить личность человека, с которым Херси якобы встречался позже в тот вечер», — заявил детектив полиции Лос-Анджелеса Пол Чан.

Хриплый шепот сзади заставил меня вскочить с пола. Это был Ангус, слепо поблескивающий очками.

— Боже! Не делай так!

Он немного помолчал и прохрипел:

— Теперь я могу пойти пообедать?

— Да, конечно. Сколько времени?

— Полдень.

— Иди.

Ангус не сдвинулся с места. Я почувствовал щекотку между лопатками, как будто кто-то нацелил нож мне в спину.

— Сколько времени у меня есть?

— Что?

— Сколько времени я могу потратить на обед? — терпеливо прошептал он.

— Ох. Думаю, час.

Я откинулся назад, наблюдая, как Ангус идет сквозь книжные ряды, затем встал и вышел из кабинета, проследив, как он проходит через стеклянные двери мимо слесаря, деловито занимающимся своим делом.

Зазвонил телефон, и я поднял трубку. Это был Брюс Грин, репортер из «Бойтаймс».

— Не вешайте трубку, мистер Инглиш, — начал он сразу.

— Почему нет?

— Потому что я пытаюсь вам помочь. Мой информатор сообщил, что полиция Лос-Анджелеса хочет сделать вас козлом отпущения за убийство Херси.

Мой палец завис над кнопкой отключения, я ждал.

— Вы гей, и этого достаточно для полиции Лос-Анджелеса.

— Я в это не верю, — сказал я. На самом деле я не знал, верю я в это или нет. — В любом случае, вы зря тратите свое время. Я ничего не знаю. Я не убивал Роберта, это единственное, в чем я уверен.

— Вам лучше поговорить с кем-нибудь, мистер Инглиш. Расскажите свою историю, — посоветовал Грин. — Ваша следующая беседа с Риорданом и Чаном произойдет в полицейском отделении, поверьте мне на слово. Они планируют произвести арест к концу недели.

Я попытался сказать несмотря на то, что сердце внезапно застряло у меня в горле.

— И что вы можете сделать для меня?

— Я могу заручиться поддержкой гей-сообщества. Мы поместим вашу историю на первой полосе: историю о том, как полиция Лос-Анджелеса пытается арестовать невинного гея, так как они чересчур предубеждены и ленивы, чтобы профессионально выполнять свою работу.

Я подумал о «моей истории» на первой полосе, о моей фотографии в грязных черно-белых тонах и вздрогнул.

— Мистер Грин, я ценю вашу помочь, но мне нечего сказать.

— Просто поговорите со мной, мистер Инглиш. Пять минут. Это все. Не для записи.

— Нет, правда. Спасибо, но нет.

— Вы совершаете ошибку, мистер Инглиш. Рано или поздно...

— Спасибо, мистер Грин, но нет, спасибо. — Я нажал на разъединение.

Я зашел за прилавок и начал разбирать бумаги — запросы клиентов, которые мы смогли исполнить. Первое издание книги Роберта Бентли «Здесь будут драконы» 1972 года, на поиск которого ушло девять месяцев (я даже испытывал искушение эту книгу оставить себе). Копия книги Нгайо Марша в мягкой обложке «Однажды в Риме», несколько книг Патриции Вентворт в твердом переплете… Ах, какой же кайф от охоты!

Слесарь закончил и вручил мне новые ключи. Я заплатил ему. Несколько клиентов зашли внутрь, но тут же шарахнулись наружу, напуганные нашей новой и очень оригинальной «напольной витриной». Я проверил, как Ангус расставляет книги по полкам и с облегчением увидел, что они стоят в алфавитном порядке.

После того как Ангус вернулся с обеда, я вскипятил воду для супа быстрого приготовления и вернулся к сортировке бумаг, раскиданных по кабинету. Целый лес счетов, каталогов, библиографий, пресс-релизов. Казалось, само время подкинуло повод, чтобы разобрать файлы, сделать генеральную уборку, которую я откладывал последние пару лет.