ГЛАВА 2

«Молчание подобно смерти», – любимый ответ Роба, на мою просьбу не выходить или не подходить к клиентам.

«Я веду бизнес, а не политический форум, Роб».

«Ты не можешь отделять факт, что ты гей от остальной части своей жизни, Эдриан. Все, что делает гей и есть политическое заявление. Все имеет значение: где ты работаешь, где ты делаешь покупки, где ты ешь. Держишь ли ты своего любовника за руку на публике… о, точно…»

«Иди к черту, Роб».

И его улыбка. Эта злая ухмылка никоем образом не вязалась с его привлекательной внешностью «золотого мальчика».

Напоминания о присутствии Роба были повсюду. Резкая записка, которую я ему оставил. Воскресный «Таймс» раскрыт на незаконченном кроссворде. Пакет с фисташками, небрежно валяющийся на прилавке.

Я включил стереосистему на складе, и музыка затопила проходы магазина. «Концерт для скрипки» Брамса: сладкий, меланхоличный и неуместный на фоне происшествия с зарезанным на смерть в каком-то переулке Роберте.

Несмотря на музыку вокруг было слишком тихо. И холодно. Я вздрогнул. Здание было старое. Изначально крошечный отель под названием «Охотничий домик», построенный еще в 30-х годах. Я впервые переступил порог его дверей туманным весенним днем вскоре после того, как унаследовал то, что моя мать называла «моими деньгами».

Я вспомнил эхо наших шагов, когда мы с Мэл бродили по пустым комнатам с агентом по недвижимости. Мы словно находились в двух разных зданиях.

Мэл видел дыры в стенах, поцарапанные деревянные полы и «деньги на ветер». Я смотрел сквозь отслаивающие обои и голые мерцающие лампочки на потолке с водяными разводами, на провисшую лестницу, населенную призраками из черно-белых фильмов моего детства. Женщины в шляпах и перчатках, мужчины с мундштучками, зажатыми между веселыми улыбками. Я представлял, как они проверяют свои саквояжи и чемоданы у стойки из красного дерева в вестибюле, которая сейчас служила мне прилавком. Когда агент по недвижимости небрежно упомянул, что пятьдесят лет назад здесь произошло убийство, я решился. Мэл смирился.

«Он, должно быть, видел букву С, обозначающую «сосунок», выбитую у тебя на лбу».

«Так вот что оно означает? Я думал, что это означает что-то более занятное…».

Затем последовал один из наших коротких словесных поединков, который закончился, что неудивительно, вышедшим из себя Мэлом.

«Эдриан, ты с ума сошел? Всюду мышиное дерьмо».

То были старые добрые времена, когда я еще не знал, сколько стоит отремонтировать двухэтажное здание, или как изменилась система современной сантехники с 30-х годов. Это было до того, как я на собственном горьком опыте убедился, что нужно что-то большее, чтобы конкурировать с низкими ценами магазинов «Borders» и «Barnes and Noble», не говоря уже о «Амазон». Еще до того, как узнал, что на самом деле не существует такой вещи, как «долго и счастливо». Мне все пришлось узнать на собственном опыте. Я научился составлять списки книг, инвестировать в разнообразие и выбор, обслуживать литературные кружки и общаться с населением. Вкладывать душу и сердце в свой бизнес. А то, чего мне не хватало в капитале, я восполнил атмосферой.

«Атмосфера» – это размещение удобных старых кожаных клубных кресел в стратегических углах, «разжигание» искусственного камина в дождливые дни и предложение кофе со льдом летом. В поисках антуража мы с Мэлом совершили набег на местные магазины старьевщика, притащив домой старый граммофон, стопки из 78 пластинок, театральные маски «кабуки» и экран камина в форме павлина. Этот интерьер позволил нам попасть в раздел дизайна и архитектуры в «Таймс», но это была тяжелая работа и долгие упорные часы ведения бизнеса.

Для утра понедельника было необычно тихо. Пара завсегдатаев просматривали полки с книгами. Новый клиент очистил магазин от всех серий Джозефа Хансена «Брандштеттер». Миссис Люпински принесла очередной пакет «Интриги Арлекина» и попыталась меня убедить, что это настоящие детективы. Я занялся делами, которые оставил незаконченными Роб, чувствуя себя виноватым за испытанное легкое раздражение из-за нераспечатанного ящика с книгами в твердом переплете, которые я купил во время продажи одной усадьбы в прошлые выходные и нетронутой стопки списков необходимых книг, которые он должен был сверить с компьютерной базой данных.

Я собрал его разбросанные вещи. Кофейная кружка с надписью: «Пейте свой кофе — люди в Африке спят». Пара компакт-дисков. Бритва и зубная щетка, которые Роб оставлял в туалете на те случаи, когда проводил ночь не дома, а с утра появлялся в магазине. Большую часть его вещей я упаковал в коробку, чтобы после отдать его отцу, который проживал в доме престарелых на Хантингтон-Бич.

Я не хотел продолжать прокручивать в голове представления о последних минутах Роба. Я крутился вокруг, вытаскивая книги с неправильных полок, приставая к клиентам с предложениями помощи и кофе. Снова и снова я задавал себе бесполезный, но неизбежный вопрос: почему? Почему Роберт? Зачем убивать его? Ограбление? Может быть, какой-нибудь накачанный кокаином наркоман? Полиция сказала «нет». Полиция считала, что убил знакомый Роберту человек. Я снова услышал сардоническое «были ранее знакомы» детектива Риордана. Означало ли это, что убийцей Роберта был тот, кого я тоже знал? Я вспомнил встревоженный голос Клода: «Ты рассказал им обо мне?». Это нормальная реакция невинного человека?

Трудно было представить, как же можно ударить человека ножом четырнадцать раз. Я не мог поверить, что кто-то из моих знакомых способен на такое. Легче поверить, если убийца незнакомец, грабитель. Легче поверить, что Роб стал жертвой преступления на почве ненависти или стихийного насилия.

День тянулся медленно. Позвонило несколько друзей, спрашивая о Робе, выражая соболезнования, ужас и сочувствие, предположения и догадки.

Около двух часов дня тишина доконала меня. Я закрыл магазин и поехал к Клоду.

«Кафе Нуар» невозможно не заметить. Снаружи кричащая розовая штукатурка, черные решетки и черные ставни. Внутри слишком темно, чтобы, черт возьми, точно сказать или понять, что тут за декор. Полы похожи на черный лед и так же опасны; перистые очертания деревьев в горшках едва различимы в полумраке.

Когда я вошел, Клод издал кудахчущие звуки. Он провел меня в одну из кабинок с высокими спинками сидений, пообещал приготовить мне что-нибудь особенное и исчез. В понедельник кафе было официально закрыто, но Клод, кажется, никогда не покидал это место.

Я попытался расслабиться. Откинул голову назад, закрыл глаза и прислушался к словам песни Пиаф: «Non, je ne regrette rien»³. Ей легко говорить.

Через некоторое время Клод появился снова и поставил передо мной тарелку лингвини. От клубка пасты исходил остро-сладкий аромат чеснока и базилика. Клод открыл бутылку вина, наполнил два бокала и сел напротив меня.

— Я когда-нибудь говорил тебе, что ты похож на Монти Клифта? — спросил он глубоким соблазнительным голосом.

— До или после того случая?

Клод хихикнул. Подтолкнул мой бокал вперед.

— Красное вино. Полезно для сердца.

— Спасибо. — Я вдохнул. — Пахнет божественно.

— Тебе нужен тот, кто присмотрит за тобой, ma belle. — Клод не улыбался. Печальными бархатно-карими глазами он наблюдал, как я насаживаю на вилку краба и макаю в томатно-травяной соус.

Я откусил кусочек.

— Я прирожденный холостяк.

— Ба! Тебе просто нужно встретиться с «мистером Совершенство».

Это одна из любимых тем Клода. На самом деле, это любимая тема многих моих друзей. Геев и натуралов. Есть вещи, которые объединяют и тех и других.

— Ты делаешь предложение? — Я захлопал ресницами.

— Будь серьезен, — потребовал Клод. — Сколько времени прошло с тех пор, как «Этот-как-Его-там» ушел? Ты так долго был один, что считаешь одиночество нормальным. Это ненормально. Всем нужен кто-то...

— Время от времени? — услужливо подсказал я и накрутил на вилку лингвини.

Клод вздохнул. Подпер подбородок своей гигантской лапой и с удовлетворением художника принялся смотреть, как я ем.

— Так что же на самом деле произошло между тобой и Робом? — спросил я.

— Что за вопрос? Все фейерверки в итоге гаснут.

— И что? — Я сделал глоток вина.

— Так и было между мной и Робертом. Больше ничего. Я не хочу, чтобы копы рылись в моей жизни.

— Было… когда? Полгода назад? С чего бы копам интересоваться тобой больше, чем другими?

Глаза Клода скользнули в сторону.

— Я писал ему... письма, стихи. Кое-что из этого было немного... мрачным.

— Серьезно?

Клод игриво шлепнул меня по руке.

— Я не ожидаю, что мужчина поймет творческий ум.

— Насколько мрачными были твои стихи и письма?

— Достаточно.

— Отлично. Ты думаешь, Роберт сохранил эти вещи?

Клод прикусил нижнюю губу.

— Он мог быть сентиментальным. Во французском смысле этого слова.

В чем заключался французский смысл? Я покатал вино по языку, смакуя его, и задумался о Клоде.

— С кем встречался Роберт после того, как вы расстались?

— Ты должен знать.

Я бросил на него быстрый взгляд.

— Мы с Робом никогда не были любовниками.

Клод пожал плечами. Один из тех говорящих континентальных жестов. Казалось, я его не убедил. Если Клод мне не поверил, означило ли это, что другие люди тоже подозревали о связь между мной и Робом? И могли ли они поделиться своими подозрением с копами? Наблюдая, как я накручиваю на вилку очередную порцию пасты, Клод торопливо прошептал:

— Ты мог бы вернуть эти письма, Эдриан.

Вилка замерла в нескольких сантиметрах от моих губ.

— Повтори?

— У тебя есть ключ от его квартиры.

— Ух ты, Нелли. Роб умер в переулке за своим домом. Это место преступления. Или типа того. Копы могут следить за его жилищем.

— Послушай, petit, ты его лучший друг. Был. Ты его босс. Ты мог бы придумать хорошую причину, чтобы оказаться там.