— А вот и безвременно пропавший школьный товарищ! — сказал Борис, указывая подбородком на мужчину в полицейской форме с портупеей.

Покачиваясь, обнимая метрдотеля, тот гнусавил:

— Ты пойми, Стасик, допустим дамочку испугал какой-нибудь пьяный хулиган. К кому несчастной бежать? У кого искать защиты чести и достоинства? У меня, блюстителя порядка!

— Конечно, гражданин начальник! — поддакивал начальник официантов. — У кого же еще!

— …Бежит, значит, невинная жертва — а тут я, такой гроза преступного мира! Сажаю в мой форд, едем в тихое местечко. Потом дамочка в качестве благодарности отдает холеное тело в мое страстное обладание. Потом достает деньги из кошелька, снимает золотые побрякушки, часики — и просто умоляет взять в качестве платы за мои услуги. Учись жить, Стасик! Кстати, смотрю, дела у вас идут хорошо, так что со следующего месяца будешь платить на тридцать процентов больше. Молчать!..

— Иван Павлович, слушаешь? — прошептал Борис, дернув Ивана за рукав. — И не говори, что не слышал!

— Как сказали бы Станиславский, Немирович и Данченко — все трое хором: не верю! Так, я сейчас…

Человек практически пожилой, поэтому нетерпеливый по части отправления малой нужды, Иван пристроился в темном углу и принялся поливать увядающий куст жасмина. Бравый полицейский, оттолкнул метрдотеля, подошел сзади и с размаху ударил резиновой палкой по плечу нашего друга. Тот обернулся и, продолжая вполне естественное отправление, теперь непосредственно на брюки блюстителя порядка, изумленно воскликнул:

— Димка! Ты чего дерешься, придурок! Это же мы, твои друзья! Соседи, ёлы-палы!

— Димон, да ты в продажные копы подался! — подал голос Борис. — А сюда что, поужинать забесплатно и конверт на карман хапануть?

— Я вот сейчас вас троих в обезьянник посажу! — завизжал школьный товарищ. — У меня в капэзэ такие отморозки сидят — вот уж они на вас выспятся!

— Дима, — обратился я к истеричному другу, — я так понимаю, папу с поста уволили, маму по условному сроку лет на пять за воровство без права работы в торговле…

— А ты откуда знаешь? — повернулся он ко мне, обдав похмельным смрадном. А еще мы встретились глазами — и я в который раз сгруппировался, превратившись в железный кулак. О, этот взгляд мне был очень хорошо знаком — так смотрит зверь перед нападением, палач перед взмахом топора, снайпер перед выстрелом — тут пощады не жди… «Из глаз монстра смердела адская бездна!» — так, примерно, пишут в триллерах марки «horror fiction».

— Именно так всегда и бывает у неблагодарных двоечников. Неотвратимое возмездие, так сказать, его настигло на взлете!

— Ах, вы подонки! — взвизгнул оборотень в погонах, отступая от меня, расстегивая кобуру. Иван, размяв ушибленное плечо, принял обидчика в объятия, выхватил пистолет, из нагрудного кармана формы ловко двумя пальцами извлек документ. Борис что есть сил ударил кулаком в солнечное сплетение, взял удостоверение с личным оружием и зашвырнул в огромный мусорный бак через дорогу. Сложили останки бывшего друга в тот самый темный угол, который орошал практически пожилой человек. Услышав сдавленное «Уроды, вы за это заплатите!», Борис исполнил контрольный удар ботинком в голову — стало быть, научили парня на военной кафедре. Мы еще закидали тело сломанными до нас стульями и черными пакетами с пищевым мусором, да и вышли из заведения.

— Ты еще жалеешь Димку? — саркастически спросил Борис.

— Сейчас еще больше, — прошипел Иван, продолжая разминать плечо. — Ты только представь: очнется парень утром от холода, морда лица разбита, как минимум два ребра сломаны, на полкорпуса мокрый от человеческих отправлений, а может еще и собачьих в добавку, штатного оружия нет, удостоверения нет — это же такой…

— …Урок! — огласил приговор Борис.

— А с другой стороны… Ох, кажется, он мне ключицу сломал! — произнес, поморщившись Иван. — А с другой стороны, если бы он выхватил пистолет, то вполне мог бы выстрелить. Вы видели его лицо! И как только таким истерикам доверяют оружие! Он же неадекватный…

— А еще мог бы арестовать и за оказание сопротивления лет на пять посадить, — предположил я.

— Да-а-а, — промычал Иван, — таким психически неустойчивым субъектам давать власть — это преступление. Ладно, ребята-демократы, пойду-ка я в травмопункт. Заодно побои задокументирую. Пусть будут.

— Да брось ты, — сказал Борис, — таких неадекватов наш генерал на счет раз нейтрализует.

— Это не «во избежание», а для пополнения архива — летопись-то я пишу на основании фактов. Всё, прощайте, друзья!

Мы с Борисом шагали сквозь ночь. Звезды плыли над нашими головами. Особенно ярко блистала Вега. Эйфория прошла, возбуждение от ресторанной драки растаяло, оставив на душе смутную пустоту. Пока Борис пытался подвести под происшествие психологический базис, у меня в голове трижды прозвучало на разные голоса: «…вы за это заплатите!»

И вот она — расплата! …Из-за угла выступил человек в черном и наставил на нас пистолет марки Беретта. Он не выстрелил сразу, не потребовал денег, а стоял в оцепенении. Поняв, что наступило время действовать мне, я перекрестился и с молитвой «Да воскреснет Бог и расточатся врази Его…» пошел навстречу незнакомцу. Когда я приблизился на расстояние вытянутой руки, он вскрикнул, отбросил пистолет и убежал в темноту ночи. Я оглянулся на Бориса, убедился, что он в норме, поднял за конец ствола Беретту, аккуратно положил в карман и продолжил проводы друга до дома.

Пистолет отдал заместителю Генерала — Федору, он снял отпечатки, пробил их по базе и сказал:

— Так я и думал. Это профессиональный киллер, которого нанимают для самых ответственных дел. Впрочем, он у нас в разработке, мы уже знаем о нем всё необходимое, чтобы нейтрализовать. Не хватало только улик — а тут и ты с машинкой, заляпанной отпечатками. Ты не заметил, он был в нормальном состоянии?

— Вряд ли, — сказал я, — иначе бы выполнил заказ. Ничего ему не мешало: мы были безоружны и стояли в пяти метрах от его позиции, вокруг — никого.

— Значит, вы его так испугали, что он наделал уйму ошибок. Во-первых, оставил отпечатки, во-вторых, не выстрелил сразу, а застыл в нерешительности. Ну и потом, выбросил пистолет с пальчиками — это вообще нонсенс. И сбежал… Ну-ка признавайся, чем ты его накрыл?

— Известно чем — молитвой «Да воскреснет Бог…». Она меня не раз выручала.

— Это, конечно, всё объясняет! — усмехнулся Федор. — Кстати, ты можешь не знать, но ваша с Иваном информация, которую он изложил на бумаге и нам отдал, позволила принять превентивные меры. В результате, попытки отравить академиков провалились — ребятишек со спецсредством взяли еще на проходной. Генерал отказался ехать в горячую точку на переговоры, а того, кто отдал приказ, самого сдал в прокуратуру — оказался продажным штабистом. Нам удалось выследить подельников киллера и допросить. Раскололись парни «на счет раз». Теперь остался только сам командир группы, но сегодня мы его уже возьмем. — Потер он руки. — Я просто предчувствую удовольствие от его допроса. Особенно, после твоей молитвы — раз благодать на него так сильно действует, то ему конец.

— Ты не забыл, что в… информации Ивана Павловича фигурируют так называемые «клоуны». Неплохо бы узнать, кто они.

— Как раз с этими проблем нет. Мы их прекрасно знаем и уже вовсю нейтрализуем. Как на допросе стали известны их настоящие имена, мы список — на аналой старцу. Наш человек, которого мы туда внедрили, не успевал докладывать победные реляции: этот попал в психушку, тот удавился в сортире, еще двое врезались в столб освещения — всмятку. Кстати! Уж не знаю, как тебе это понравится… В общем, ты только не расстраивайся… Знаешь, кто был одним из тех, кто разбился в спорткаре?

— Артур, что ли? — догадался я. — Иван мне сказал, что после тюрьмы он наотрез отказался идти в храм на исповедь — а это приговор!

— Точно! Мажор, как приехал домой, сразу к ним и прибился, к тем политическим самоубийцам. Они себя называли «Боги анархии», вроде, кино такое было. Сами ничего придумать не могли, так у голливудских сатанистов слизали. …А еще двоим удалось сбежать в Англию — этих известный тебе Михал Михалыч успокоит, с помощью Интерпола, скорей всего, — загадочно улыбнулся он. — Короче, с Божией помощью, по молитвам старца, сегодня всё и закончится. Разумеется, победой! Не зря же ты в молитве сказал: «…и расточатся врази Его».

— Значит, их время еще не пришло? — напомнил я слова «клоуна» из информации Ивана.

— И никогда не придёт, во всяком случае, у нас в стране — будь уверен!

3

Мучительная двойственность появилась во мне с тех пор, как в академии пришлось утрамбовывать в мозг огромное количество информации. Чувствовал, как желанная простота сменяется чудовищной усложненностью. Обращался к старцу, а он — потерпи, через это необходимо пройти, но с Божией помощью всё наладится. Примерно, то же говорил академик и друзья, Викторию такого рода «заморочки» вообще не волновали, она была увлечена новой жизнью, и похоже она ей нравилась. Обычно после хорошей исповеди и причастия, чувство раздвоения уходило, но через какое-то время обязательно возвращалось.

Чем только не приходилось заниматься! Ко мне стекались огромные массивы информации, требующие анализа и самых серьезных выводов, от которых порой зависели судьбы тысяч людей. Конечно, без божественной помощи я бы просто-напросто или сошел с ума, или загордился до состояния безумного гения, что со временем погубило бы меня. Но именно успешное ведение дел при внешнем спокойствии давало повод быть уверенным в том, что я при всех трудностях на пути истинном, что мое дело угодно Богу, «наше дело правое, победа будет за нами».

Иногда оптимизма добавляло успешное завершение дела. Например, приносит мне офицер полиции альбом фотографий преступников и чуть не умоляет показать пальцем — кто из них убийца. Мужчина смотрел на меня, как потенциальный самоубийца на психотерапевта или отчаявшийся на колдуна, словно от моего слова зависела жизнь его, семьи, родственников, не говоря уже о карьере. Я уведомил его, что не являюсь ни следователем, ни криминалистом, ни тем более каким-нибудь экстрасенсом — но ему было все равно, лишь бы уцепиться за соломинку, лишь бы у него появилась малейшая надежда. В моем кабинете мы были одни. Я предложил ему подойти к красному углу, где крошечный огонек лампады освещал любимые иконы, откуда исходил дивный покой. Крепкий мужик робко подошел, встал чуть сзади меня, я шепотом зачитал молитвы, более всего приличествующие поставленной задаче, он повторял некоторые слова, крестился, делал поклоны. В моей душе появилась драгоценная уверенность в том, что сейчас мы не одни, с нами Бог, мой сосед, похоже чувствовал то же. Молча сели за стол, я пролистал альбом, перед моими глазами промелькнули десятки лиц, но лишь на одном остановилось мое внимание, и я указал на него пальцем. Так и думал, сдавленно просипел он у моего уха. Я вгляделся в фотографию, непрестанно молча молясь, — что-то меня удержало от восторгов. Еще раз глянул на иконы и неожиданно для себя сказал вслух: «Его уже нет, отец убил, как узнал, что сынок натворил, ищите их дома, надеюсь, адрес знаете». Забыв поблагодарить, офицер выругался, закрыл ладонью рот и выбежал из кабинета. Перед самым окончанием рабочего дня он мне позвонил и поблагодарил — он с группой товарищей прибыли по месту проживания родителей и обнаружили пьяного отца, пившего за упокой сына, лежавшего в спальне на кровати. Потом еще трижды помогал этому офицеру, но самое главное, он сообщил, что уверовал и воцерковился, чему я обрадовался, но тихо, по-рабочему, без излишних восторгов.