– И что мне теперь делать посоветуешь? – сунув руки в карманы, буркнул Лёня.

– Могу, конечно, из своей библиотеки любезно одолжить один очень ценный экземпляр…– после этих слов лицо Леонида просияло и его ладони сжались в победные кулаки. – Как раз такую барышню, как Любаша, он точно заинтересует!

– Да что вы ко мне пристали со своей Любашей? – опустив руки, сердито выдал Лёня. – Что, кроме неё в институте девок больше нету?

– Вот как ты не поймёшь! Тебе же хочется не просто пескариков ходить ловить, а за раз целую золотую рыбку приманить?

Лёня с недоверием взглянул на Германа и остановился на его хитрой улыбке, осторожно спросив:

– А ты это… точно мне расскажешь сюжет книги? Чтобы я не оплошал перед ней?

Герман уверенно кивнул, отчего каштановая прядь упала на высокий лоб. Он быстрым движением руки убрал её с лица, выжидающе глядя на соседа, который переминался с ноги на ногу. Геру забавила метаморфоза Леонида: из уверенного авантюриста он стал превращаться в робкого и неуверенного в своей затее скромнягу.

– Надо подумать, – наконец, буркнул Лёня. Герман с улыбкой подошёл к нему, собираясь заверить товарища в своей помощи, но вдруг услышал позади шаркающие шаги.

– Так, ребятня, освободите мне лестницу, мне надо тут протереть быстренько… – запыхавшимся голосом сказала женщина. Это была та самая уборщица, с которой Герман разговаривал днями ранее. Улыбка тут же сошла с его уст и внутри всё затрепетало. Он быстро повернулся к Леониду, пробормотав:

– Иди в общежитие, я тебя догоню. Мне нужно самому ещё в библиотеку забежать.

Лёня кивнул и быстро удалился. Герман отошёл от лестницы и, поправив воротничок рубашки, громко поздоровался:

– Здравствуйте! А вы меня помните? Мы с вами…

– А? – громко отозвалась женщина, не поднимая головы от ведра с водой. – Чего ты там балакаешь?

Герман повторил своё приветствие и фразу ещё громче, пока уборщица выжимала тряпку над ведром. Затем она медленно выпрямилась, охая, и наткнулась взглядом на стоящего рядом Геру.

– Внучок, я говорю, отойди с прохода, мне тут, видишь, протереть надо… – суетно начала бормотать она, но неожиданно замолкла и изменилась в лице: – Батюшки! Лицо у тебя знакомое больно… А это не ты меня про черёмуху во дворе анадысь[6] спрашивал?

– Я! Рад, что узнали! – выдохнул Гера. – Так вы не поинтересовались у сторожа, кто её посадил?

– Вот головушка моя седая, а! – запричитала женщина, хлопая себя по бокам. – Вот ведь правду люди бают[7] – старость не в радость! Запамятовала я, внучок!

– Ничего страшного, я подожду, – сказал Гера. – Когда вы сможете у него спросить?

– Тогда нечего нам тут галдеть, давай я быстрёхонько свои дела сделаю, да вместе и спустимся…

– Знаете что, я вам другое предложу! – перебил юноша говорливую женщину. – Я сам тут помою. Мне несложно, а вы передохнёте немного. Только спросите сейчас, пожалуйста.

– Да ты что, а вдруг замараешься! Иль чего хуже: начальство увидит! Ой, а потом мне выговор будет!

Герман молча снял свитер, оставшись в рубашке. Он быстро закатал рукава и взял швабру в руки, попутно приговаривая:

– Не волнуйтесь вы так, все уже покинули этот корпус, никто меня не увидит! Да и мало ли, может быть, я тут что-то пролил!

– И ведь охота тебе за меня батрачить? Неужто так тебе нужно знать, кто это дерево посадил, а? Ладно, твоя взяла! Одна нога здесь, другая там! И тряпку потуже выжимай!

Спустя некоторое время, когда Герман домывал последнюю ступень, он услышал знакомые шаги. Быстрыми, семенящими шажками к нему приближалась уборщица.

– Узнала! – крикнула она ещё издалека. – Черёмуху эту посадили ровно шесть лет назад!

– Кто? – Герман замер, вцепившись в швабру, чувствуя, как гулко забилось сердце в его груди.

– Никитич сказал, что это был студент последнего курса. Кажись, с аграрного хозяйства…

– А имя или фамилию не спросили?

– Внучок, да он сам не знать не знает! Он всех студентов и не упомнит. Сторож ведь появляется чаще всего в не учебное время! Это мне ещё свезло, что сейчас его на месте застала!

– Спасибо вам. Держите швабру, я всё помыл, – Герман чувствовал горький укол разочарования. Он понуро зашагал по лестнице вверх, чтобы взять в руки свитер, пока его голову не пронзила резкая мысль. Он застыл и рывком обернулся к уборщице.

– А он случайно здесь не работает? Этот бывший студент?

– Послушай… А ведь Никитич мне сказал напоследок, что видал его. После выпуска. Право, не знаю, работает ли он у нас или нет, но…

– Благодарю! Вы меня выручили! – радостно выпалил Герман, подскочив к женщине. – Как вас зовут?

– Эээ, Вера меня зовут! Вера Михална! – с оторопью ответила она. – И ты мне помог, внучок! Как тебя зовут-то?

Но Герман уже бежал по тёмному пустому коридору, прижимая растянувшийся свитер к груди. Вера Михайловна покачала ему вслед головой и пробормотала: «Интересное кино. А продолжения, как всегда, не будет…»