Кукла неспешно перешагнула через ствол лежавшего дерева, и он увидел ее длинные, обтянутые мокрой материей ноги, согнутые в коленях назад, ее руки неподвижно висевшие вдоль тела и маленькие, сверкающие черным лаком, туфельки, словно вытянутые копытца.
Рика будто хватил паралич. Он неотрывно смотрел в фарфоровое лицо куклы, в выпуклые глаза, и наполнялся ледяным, сковывающим тело, ужасом. Он выронил фонарик из руки, брезентовый сверток остался у него под рукой, зацепившись о висевшую на ремне скобу для наручников.
Кукла двигалась медленно, она не спешила, ее глянцевое личико, вдруг засветилось изнутри, мягким зеленым светом, он быстро усиливался и разгорелся в бледно- салатовый огонь, от которого осветилась тьма перед Риком, засверкали яркие зеленые блики на листьях папоротника.
Поднять вверх свою правую руку с пистолетом Рик уже не мог, она висела, словно чужая, но остатки умирающей его воли, смогли заставить согнуться указательный палец.
Кукла уже перешагнула через препятствие и двинулась в его сторону, когда грянул оглушительный выстрел.
Рик увидел, как пылающее зеленым заревом, безглазое лицо куклы, приблизилось к его лицу, фарфоровая ее кожа непостижимым образом сложилась у маленький губ в нарисованную улыбку, и тут он услышал голос куклы в своей голове:
Неправильно быть здесь.
Он задохнулся, по телу пробежала отвратительная, холодная дрожь, где- то в далекой вечности, отделенной от реальной жизни, он услышал тихий шепот, чьи- то слова путались в паутине вязкой тишины, но Рик почему- то решил, что это зовет его Абром- живой Абром, где- то издалека.
Ты хочешь быть, как он? Хочешь,? Хочешь? Хочешь? Хочешь?- Голос куклы в его голове менял эмоциональную окраску, произнося их на разные лады. То это было сочувствие, то угроза, то она глумилась, издевалась, смеялась над его ужасом, и каждый раз ее интонации были неправильными, то слишком сильными, то неподходящими к значению произносимых ею слов.- Абром, Абром, ты помнишь Аброма? Ты хочешь стать, как он? Хочешь? Хочешь? Лежать и не видеть! Не видеть! Не видеть!
Воздух медленно затягивался сквозь его зубы, наполняя горящие болью легкие. Рик задыхался, ему нечем было дышать. Он смотрел в фарфоровые глаза куклы, окруженные зеленым, холодным светом, и ему казалось, что он слышит гул и клекот далеких, неведомых машин, которые тонут в таком- же зеленом свете, но во много раз ярче этого.
Зачем не слушаться? Зачем быть, как Абром Хлой? Зачем? Зачем? Ты будешь слушаться?
Рика колотила дрожь.
Надо жить. Ты будешь жить? Будешь? Будешь? Будешь? Мы можем исправить. Не надо включать исправить, а то будешь, как Абром Хлой.
Губы Рика свела судорога, лицо онемело, он не мог сказать ни слова, не мог крикнуть, не мог даже мычать. Это было как в его детских кошмарах- он пытался выдавить из себя крик отчаяния, но этот крик вяз и таял, где- то между сном и явью, и ужас прилипал к нему, словно липучка, и сон не заканчивался, бред, страшный, мучительный бред продолжался.
Она будет плакать. Ей не с кем будет спать, потому что ты станешь, как Абром Хлой. Отдай нам это. Мы уйдем. Мы не вернемся. Ты будешь спать с ней. Ты сможешь видеть. Не как Абром Хлой. Абром Хлой. Абром. Абром.
Появился звук.
Это был настоящий звук, звук в этом мире- что- то большое и массивное, как бульдозер, ломилось сейчас в его сторону, через заросли ближайшего кустарника, и Рик, не глядя туда, вдруг понял, что под этим грубым и мощным натиском, гнется молодой клен, и его не ровный ствол, покрытый гладкой корой, оглушительно трещит, ломаясь и падая на мокрую землю.
Рик не мог отвернуться от лица куклы, не мог двинуть ни одним мускулом.
Нечто большое, не живое- Рик понял это в своем удушающем бреду, приблизилось, почти вплотную к нему, и встало за его правым плечом.
Отдай нам это, это будет наше. Тебе не надо. Толстый не ослепнет. Летчик полетит. Отдай, отдай нам. Скажи- согласен. Скажи- согласен. Согласен. Согласен. Согласен! Скажи!
Слова куклы звенели в его голове невыносимо пронзительным звоном, они впивались в сознание Рика множеством острых, раскаленных игл.
То, что стояло справа от него, нависало над головой Рика, светило на него малиновым, приглушенным светом, и он понял- также непостижимо, как слышал голос в своей голове, что у этого Нечто большая, квадратная голова, без глаз и рта.
Надо сказать- согласен. Мы возьмем не твое, мы уйдем- совсем! Скажи- согласен!
Что- то изменилось.
Рик понял, что сейчас он сможет сказать, сможет потому, что ему разрешили. К его лицу вернулась чувствительность, паралич губ пропал, и он,уже, зная свое желание, такое- же душное и мучительное, как слова куклы, хрипло прошептал:
Наследник. Я- наследник!
Кукла отстранилась. Ее фарфоровое, охваченное светом лицо, не дрогнуло.
Думай. Мы вернемся. Мы вернемся. Думай. Думай.
Напряжение, сковывавшее Рика начало слабеть, и в тот момент, когда кукла двинулась от него вправо, Рик услышал шум голосов и треск ломающихся сучьев.
Кукла, и то- стоявшее над ним, ушли вправо, он слышал, как они продираются через чащу, уходя в сторону близкой реки, и на какое- то мгновение все эти шумы и голоса слились воедино, загремели выстрелы- один за другим.
Кай, стреляй!
Опять выстрелы разорвали тишину.
Рик смог повернуть голову вправо, куда только что ушли его мучители, и там, во мраке леса, он увидел отсветы от стволов деревьев- красный и зеленый, они удалялись, теряя свою яркость и силу, и оттуда гремели и гремели пистолетные выстрелы, и голос Гая, разносясь резким эхом, кричал:
Стреляй! Кай стреляй в это!
Рик глубоко дышал, ему казалось, будто он все никак не может надышаться, не может погасить в своих легких бушующий пожар боли. Его била дрожь. Тусклый фонарик лежал у его ног.
Рик! Рик!- Голос Кайнса.
Я тут...- Рик едва выдавил из себя этот звук, и в его горле, что- то болезненно сжалось, он громко и надрывно закашлялся.
Его вырвало.
Он шагнул назад, покачнулся и упав на четвереньки, смотрел на лежавший у своей левой руки фонарик, пытался остановить кашель.
Гай, он здесь!
Чьи- то руки обхватили Рика, рывком поставили на ноги.
Кайнс.
Стой!
Кайнс быстро подобрал, выпавшие из руки Рика пистолет и фонарик, потащил Рика прочь.
Гай, сюда!
Гай ломился теперь слева от Рика, хрустели и трещали сучья. Он появился перед Риком и Кайнсом, светя на них своим фонариком, кричал:
Я стрелял в это в упор! Я стрелял...
Тащим его, скорее!
Рик видел происходящее, как сон.
Перед его лицом мелькают ветки и листья, призраки света фонариков в руках Кайнса и Гая, мечутся впереди, что- то хлещет его по лицу, сильно расцарапав правую щеку, а он бежит на ослабевших ногах, подхваченный с обеих сторон Гаем и Кайнсом, которые мешают друг другу, спотыкаются и хрипят.
Уже сидя в машине- Кайнс вел ее по лесной дороге, в сторону выезда на трассу, Рик пил из горлышка бутылки, обжигающую жидкость водки, смотрел на освещенное приборами правое ухо Кайнса, и слушал голос Гая- хриплый, громкий, сумасшедший:
Я стрелял в это в упор. В башку! В башку, мать ее так, стрелял! Что это, Рик? Это те? Да? Те?
Рик убрал от своего лица бутылку и уткнулся носом в мокрый рукав своей рубашки.
Чудовище! Это было чудовище. А башка- то, башка! Квадратная, красная, светится... Кай, гони! Гони, мать их пере- мать!...
Царапнув днищем горб насыпи, машина вылетела на темную трассу, вильнула влево и понеслась прямо, светя фарами на убегающий под нее, асфальт.
Рик сидел, упершись своей правой щекой в кожаную спинку водительского сидения, и смотрел в лобовое стекло машины.
Он молчал.
Там, в свете фар, неслась на них, ночная, безжизненная дорога.
******* *******
Надо избавиться от тетради.- Кайнс произнес эти слова спокойным, ровным голосом, смотрел в лобовое стекло машины, в ночь.
Они неслись на большой скорости, лес по обе стороны дороги, превратился в высокие, мрачные стены.
Как избавиться?- Выкрикнул Гай.
Рик?
Да,- голос Рика, хрипел.
Надо найти подходящее место, парни.- Гай чиркал бензиновой зажигалкой, пытался прикурить папиросу.- На следующих выходных можно...
Завтра за нами могут начать слежку,- сказал Кайнс.- Я знаю одно тихое место, думаю, никто туда не полезет.
Ты что, спятил? Мы сейчас еле ноги унесли!
Рик молча слушал.
Водка расслабила нервы, он начал успокаиваться, но его все еще мутило- голос куклы вызвал в сознании Рика боль, и сейчас будто эхо от ее слов, шарахался в нем страх, к горлу подступала тошнота.
«- Абром, Абром. Ты помнишь Аброма?»
Надо спрятать ее сейчас, Гай. Потом не будет возможности.
И, где?
Недалеко от старого порта, в заброшенном пожарном депо.
Кай, там частная дорога, охрана нас не пустит. Нельзя, чтобы нас кто- нибудь увидел!
Туда ведет старая дорога.
Смеешься? Да по ней и пешком то не пройти, не то, чтобы на машине проехать.
Я там проезжал.
Дальше ехали молча.
В полутемном салоне машины метался туман табачного дыма- Гай курил папиросу. Через несколько минут, Кайнс снизил скорость, и автомобиль, вильнув задом на повороте, свернул влево, покатился по ухабистой, проселочной дороге, мелькали ветки деревьев, свет фар скользил по кочкам и ямам, в которых пряталась ночь.
Лес с левой стороны стал реже, в пространстве между деревьями мелькали искорки звезд, в открытых окнах машины гулял прохладный ветер.
Зря я вас в это втянул,- произнес Рик.
Это жизнь, приятель,- ответил ему Кайнс.