Рик замолчал.
Он отвернулся от Фру и двинулся вон из «буйволятника», но на самом выходе из него, вдруг остановился и, оглянувшись на Фру, произнес:
И- да, ты женился на деньгах.
Гай курил, стоя на крыльце, облокотившись о деревянные перила, смотрел, куда- то на проезжую часть, из- под низко надвинутой, почти на самые глаза, фуражки.
Черная папка, прижатая его полной рукой, торчала у его локтя.
Рик встал рядом, достал из пачки папирос, одну, не торопясь прикурил от бензиновой зажигалки и, выпустив тугую струю табачного дыма, сказал:
Дождь будет.
Угу.
Скоро обед. Поехали, купим, чего- нибудь пожрать.
Поехали.
Они спустились с крыльца и сели в их новую полицейскую машину, Рик завел мотор.
На, сам Дику отдашь,- Гай бросил кожаную папку на колени Рику, отвернулся, смотрел в боковое окно.
Рик вывел автомобиль на дорогу, и они покатили по первой полосе, пристроившись за стареньким, зеленым автобусом, который кренился вправо из- за плохо накаченного, заднего колеса.
На небе еще светило солнце- яркое, летнее, но с Юга уже заходили темно- синие, густые тучи, и веяло влагой и прохладой.
Гай.
Оставь это.
У него всегда был вздорный характер. Ты же знаешь.
Знаю.
Он извинится.
Извинится.
Какое- то время они молчали, потом Гай повернулся в сторону Рика, и произнес:
Он все сказал верно.
Он сказал вздор. К вечеру вы помиритесь.
Мне снилась моя Салина,- неожиданно сказал Гай.- Сегодня.
Рик промолчал.
Это был прекрасный сон, Рик. Она совсем не изменилась. Нам было хорошо. Там. Я пожалел о том, что проснулся.
Хм.
Самый прекрасный сон за все эти проклятые годы. Я взял ее за руку и мы пошли по полю, там было много света и радости. Я бы ни за что не вернулся назад, если бы мог.
Рик молча смотрел на дорогу, сказать ему было нечего.
Рик. К черту жратву!- Гай неожиданно ожил, глаза его возбужденно заблестели.- Поехали сейчас к Лайне в больницу! А? Время у нас есть. Поехали! Отдашь ей кольцо.
И Рик, неожиданно для самого себя, согласился, сказал с улыбкой:
Поехали.
На перекрестке он повернул вправо, на запад города, в сторону городской больницы, посмотрел на часы на своей руке- успеют, время есть, и они понеслись мимо щербатых, кирпичных фасадов старых домов, мимо растущих из клумб тротуаров, пушистых, побелевших от пуха, тополей. Через несколько минут, Рик притормозил у кованных ворот, ведущих на территорию больницы, и нажав рукой на клаксон, встревожил пожилого охранника, мирно дремавшего на скамейке возле маленького, служебного домика. Увидев полицейскую машину, охранник, с пепельной сединой, торчавшей из- под форменной фуражки, поднялся на свои ноги и открыл ворота.
Рик направил машину вперед, к главному входу здания больницы.
Солнце, словно прощаясь перед грозой, ослепительно сверкало в стеклах окон, ярко освещало фигуры людей, идущих по асфальтированным дорожкам, или сидящих на скамейках, блестело на железных поручнях высокого крыльца, с белыми, побеленными известью, ступеньками.
Рик остановил машину, и заглушил мотор.
Я ненадолго,- сказал он, сердце его стучало в груди, как молот.
Давай, смелее, Осторожный Мусли.
Рик медлил.
Посмотрев на щурившегося в солнечном свете Гая, он сказал:
Ты спрашивал меня, что я сказал бы пришельцам, если бы они предложили мне лететь с ними. Без Лайны мне, ничего не надо. А у нее работа, пациенты бесконечные. А еще у меня есть друг, отличный парень, хоть и располневший немного в боках. Я точно сказал бы им- нет, потому что вместе со мной, им пришлось бы забрать весь этот мир.
Он вылез из машины, и бодро взбежал по ступенькам к высокой, открытой двери- деревянной, потемневшей от старого лака, с фигурными, бронзовыми ручками. В узком вестибюле, за громоздким столом, с деревянными полками для регистрационных карт, Рика окликнула пожилая медсестра, в белом халате и таком- же белом колпаке, сцепленном с боку, блестящей заколкой. Полное, простое лицо медсестры покрывали большие веснушки.
Вам, что- нибудь подсказать, офицер?
Я к доктору Лайне Дотс, по делу.
О! А она только что была здесь,- медсестра повернула голову вправо, всматриваясь в окна перегородки, за которой белели стены коридора.- Вот только что. Посмотрите прямо по коридору, у приемного покоя.
Спасибо.- Рик прошел через открытые двери в перегородке, повернул направо, едва не столкнувшись с бледным мужчиной на костылях, в пестрой, мятой пижаме.
Рик шел по коридору уверенной, бодрой походкой, на ходу, достав из кармана своих форменных брюк, красную, бархатную коробочку, улыбался не в силах эту улыбку подавить. Здесь пахло, как пахнет, наверное, во всех без исключения больницах- непривычным, терпким запахом медикаментов. Через большие окна, с раздвинутыми в стороны, длинными, зелеными шторами, солнце ярко освещало потертый, местами рассохшийся паркет, его коричневый лак блестел островками, свежевыбеленные стены- сияли.
Где- то брякали склянки.
Рик прошел через белые, деревянные двери, над которыми висела синяя табличка с надписью «Приемное отделение», и почти сразу увидел Лайну.
Она стояла в конце коридора, напротив окна, и смеялась. Рядом с ней, сунув руки в карманы своего белого халата, стоял высокий, молодой врач, его смуглое лицо было обращено к ней, черные, короткие волосы торчали из- под белого колпака.
Звонкий, легкий смех Лайны, разливался по коридору множеством серебряных колокольчиков, легкий, непринужденный, счастливый.
Они о чем- то говорили.
Рик замедлил шаг.
Оба в белых, сияющих на солнце, одеждах.
И Рик увидел ее «весенний свет».
Как тогда, зимой, когда они шли по Седьмой улице, в сторону кинотеатра, и ему казалось, что нет зимы, нет вокруг серости и пронзающего тело, ознобом, холода, а есть радостный, пропитанный надеждой и теплом, смех Лайны, и ее видимый только ему, свет.
Рик остановился.
Он смотрел на нее, на освещенное солнцем, лицо, и видел «весенний свет» Лайны. Казалось, что весь коридор был наполнен этим светом. Ласковые блики, играли на ее щеках, розовые, перламутровые лучи весны запутались в ее прическе, мелькали, искрились соломенными оттенками в спадающих из- под белого колпака, волосах, а глаза источали неуемную силу радости- искреннюю, новую, отражающуюся на чувственных губах.
Весенний свет озарял все вокруг Лайны, это был ее свет, свет ее радости и любви.
И тот- другой, стоя рядом с ней, принимал ее свет, как должное, возможно не видя его совсем.
Он попятился назад, все еще улыбаясь, потом развернулся и ускоряя шаг, направился к выходу.
Медсестра сидевшая в вестибюле, удивленно посмотрела на Рика, когда он проходил мимо нее, спросила:
Так быстро? Вы уже решили свой вопрос, офицер?
У меня не осталось вопросов,- произнес Рик.
Он все еще улыбался, когда вышел на крыльцо больницы, и ему казалось, что его легким не хватает воздуха. Спрятав бархатную коробочку обратно в карман своих брюк, Рик вернулся к полицейской машине, сел за рулевое колесо.
В салоне автомобиля был включен радиоприемник, играла музыка.
Уже?- Гай был удивлен.
Рик завел мотор, не ответил, перед его глазами все еще жил призрак любимого им, «весеннего света» Лайны, и ее смех все еще будоражил его сердце.
Машина стронулась с места, развернулась к воротам.
Ты поговорил с ней?
Нет,- ответил Рик.- Она занята.
Так подождал бы!
У меня уже нет времени ждать.
Они выехали на Восемнадцатую улицу, и оказались в плотном потоке машин, звучали сигналы клаксонов, шум моторов наполнял собой, ставший вдруг душным, воздух.
Рик почувствовал прохладный озноб, словно «весенний свет» Лайны, теплые, ласкающие лучи, оставшиеся, где- то позади него, уже не могли его согреть, и окружающий его мир, придвинулся вплотную, холодным, вязким киселем.
Гай молчал.
Он изредка задумчиво посматривал в сторону Рика и ни о чем не спрашивал.
Чей- то голос в радиоприемнике, пел слова песни:
Твоих губ, молчание,
холод твоих глаз,
они сказали мне все...
Перед глазами Рика, возникла размытая пелена, и он сбавил скорость машины, и теперь она тащилась возле самого бордюра, за неповоротливым, вонючим грузовиком.
За пирожками заедем?- Спросил его Гай.
Заедем.
Я буду жить так,
без улыбки твоей,
без надежды увидеть с тобою, закат.
Резко запищал сигнал вызова по рации, загорелась красная лампочка, и Гай потянулся к приборной панели, щелкнул переключателем, сказал:
Пятый слушает. Прием.
Гай!- Голос Дика был чист.- На портовых складах опять какая- то заварушка. Только, что звонили оттуда. Какой- то придурок открыл стрельбу. Слышите меня? Прием.
Слышим. Прием.
Езжайте туда, разберитесь. Звонил охранник. Четвертый проезд. Седьмой терминал. Поезжайте по четвертой частной дороге, не дайте мерзавцам уйти. И машину не угробьте. Прием.
Ясно, ясно. Поняли тебя. Едем.- Гай выключил рацию, и проворчал, глядя на Рика:- Пообедали, мать их.
Включи сирену.
На следующем перекрестке Рик развернул машину, и они с протяжным воем сирены, понеслись на север, по Бульвару Моряков, в сторону обводной дороги, к городскому порту.
Несколько минут спустя, проехали Зеленый квартал, и неслись в сторону реки, туда, где портовые краны, замерли на фоне почерневшего от грозовых туч, низкого неба, где мелькали вспышки ослепительных молний и приближающийся дождь, затуманил собой горизонт, серой, бесцветной завесой.
Поганая погода, Рик. Опять, какому- то придурку приспичило пострелять. Ненавижу такие дни.
Точно.