Я? Я должен лучше стараться.

— Это просто бизнес. Мне придется уволить некоторых людей.

— Но почему? — его глаза расширяются.

— Сделка, которая сорвалась, дорого нам обошлась. У меня не остается выбора, кроме как закрыть отдел дизайна и заключить договор субподряда с фрилансерами.

Мое объяснение отчасти верно. Сделка с журналом лишила нас денег, что не устраивает Джерарда, партнера моего отца, а впоследствии и моего делового партнера. Он молчаливый партнер, который не занимается повседневными делами и принятием решений, но он владеет сорока процентами, и поэтому в подобных ситуациях я вынужден учитывать его мнение. Но по правде говоря, мои безрассудные траты ответственны за то, что подтолкнули «Холден-Хаус» к почти критической точке.

Когда я встречался со своим бухгалтером на прошлой неделе, он представил мне гору счетов и контрактов, которые я даже не помню, как подписывал, и все же нельзя отрицать, что подписи на документах мои. Счета на офисную мебель, строительные работы и новый проектор «Бимер», который прибудет на следующей неделе, смотрели мне в лицо, и я не помню, чтобы я что-то из этого заказывал. Хуже всего, что показатели прибыли за последний квартал являются самыми низкими за последние шесть лет, а я даже не заметил.

Мои личные счета подтверждают, что я ни в коем случае не беден, но баланс больше не растет, что означает, что мне нужно сделать некоторые радикальные изменения, прежде чем я, в конечном итоге, останусь ни с чем.

Мой отец, должно быть, очень разочарован мной.

— Я понятия не имел, — говорит Теодор.

Я пожимаю плечами.

— На тебе это никак не отразится. Ваш отдел в безопасности. — Пока…

— Это касается тебя, соответственно и меня.

Наступает тишина, и я начинаю нервничать... или это чувство вины? Я не могу понять. Все, что я понимаю, это то, что я внезапно остро осознаю каждый свой вдох.

Моя челка, обычно зачесанная на бок и удерживаемая на месте воском, слегка упала. Протянув руку, Теодор пальцами зачесывает ее на место.

— И это то, что тебя расстраивает?

— Я не упал. Немного нервничаю, но со мной все будет в порядке. Обещаю, — я лживый ублюдок и ненавижу себя за это. У нас было несколько подобных разговоров за последние пару месяцев, когда Теодор спрашивал, как я себя чувствую, а я врал сквозь свои никчемные гребаные зубы. Отношения не должны быть такими. Он не должен постоянно беспокоиться обо мне. Это бремя, которого он не заслуживает.

Я скучаю по его улыбке. Она сияет, она исцеляет меня, но я так редко видел ее за последние несколько недель. Он веселый человек, позитивный, и я высасываю это из него. Я хочу ухаживать за ним, приглашать его на ужин, на прогулку, повторить магию ярмарки... но, прямо сейчас, выходя из дома, даже чтобы пойти на работу, ужас накрывает меня. Тот факт, что я не могу сделать это для него, свидетельствует о том, насколько я эгоистичен.

Пора идти к врачу. И ты это знаешь.

Я могу справиться с этим сам. Я снова начну принимать лекарства.

Слишком поздно для этого. Поговори с кем-нибудь. Макс, Теодор... просто открой рот и будь честен.

— Я в порядке, Теодор, — вру я, поглаживая его по щеке. — Пойдем со мной в постель. Помоги мне забыть о реальном мире на несколько часов.

Улыбаясь, он прижимается своими губами к моим.

— Показывай дорогу.

* * *

Две недели спустя…

— …неизвестность. Я хочу знать, каковы твои планы!

Майк уже полчаса жует мне задницу, а я отключился минут двадцать пять назад. Я редко бываю в настроении для Майка, но сегодня мое терпение особенно истощилось после неожиданного визита моей матери этим утром. Джерард, мой деловой партнер, узнал о финансовых ошибках, которые я совершил, и вместо того, чтобы как взрослые люди обсудить это со мной, он рассказал моей Матери.

— Почему ты такой безответственный?

— Твой отец доверял тебе. Как ты думаешь, что бы он сказал?

— Если ты не подходишь для этого, то я предложу Джерарду взять на себя управление.

Это всего лишь фрагменты того, что она говорила, в то время как я просто молчал, только смотрел на выключатель за ее плечом и делал вид, что слушаю. В другой день я мог бы беспокоиться о тех вопросах, которые она подняла, особенно о моем отце, но сегодня... Сегодня я слишком устал, чтобы волноваться. У нее нет доли в этом бизнесе, что, я знаю, разозлило ее, когда мой отец решил оставить всю свою долю мне, так что это не ее гребаное дело.

Я отрываю взгляд от документа, который читаю, и устанавливаю зрительный контакт с Майком.

— Ты не в том положении, чтобы что-то требовать. Ты работаешь на меня, а не со мной. Ваш отдел в безопасности. Это все, что тебе нужно знать.

— Этого недостаточно.

— Ну, это все, что ты получишь. А теперь, что-нибудь еще? Я занят, — нет, я просто хочу, чтобы он отвалил. Я хочу, чтобы все отвалили. Я не знаю, сколько еще смогу притворяться. Я пробовал дыхательные упражнения, которые должны подавлять беспокойство... но они не помогают. Они не убирают тяжесть в моем животе, нервный трепет в моей груди или чувство, что все видят, что я проиграл. Все, что они делают, это заставляют меня чувствовать себя чертовски глупо.

Мне нужно побыть одному.

— Хорошо, но я встречусь по этому поводу с представителем профсоюза.

Обоссался в ботинки от страха. Мудак.

— Это твое право.

Раздраженно фыркнув, Майк поправляет галстук и выходит из моего кабинета, как обиженный ребенок. Едва дверь закрывается, раздается еще один стук, и я в гневе хлопаю об стол ручкой, которую держал в руке.

— Кто? — я лаю.

— Неудачное время? — спрашивает Теодор, просунув голову в дверь.

Я указываю на стул напротив моего стола.

— Уже нет.

Он пытается быть осторожным, но я замечаю, как он осматривает офис Хелен, чтобы убедиться, есть ли она там, прежде чем проходит мимо стула и садится на край моего стола. Мы еще официально не объявили о наших отношениях, но я уверен, что большинство людей здесь знают об этом. Я не нанимаю глупых людей.

— Ты уже поел? Ты сегодня опять пропустил завтрак, — спрашивает он, поглаживая меня по щеке тыльной стороной ладони. Я притворно улыбаюсь и медленно ерзаю в кресле, отстраняясь. Я не хочу, чтобы он прикасался ко мне. Все мои усилия уходят на то, чтобы терпеть его. У нас не было секса больше недели, но это не имеет значение, потому что Теодор очень много значит для меня... и все же его прикосновение похоже на муравьев, ползающих по моей коже.

— Да, — вру я. — Я захватил сэндвич.

— Ты выпил «Лемсип», который я тебе купил?

Правда. У меня «простуда». Это оправдание, которое я придумал для Теодора за то, что был немного замкнут в последнее время. Я ненавижу, что он так легко поверил мне. Иногда мне кажется, что я хочу, чтобы он давил на меня, заставлял говорить с ним, но он этого не делает. Он мне доверяет. Он не знает, какой я лживый кусок дерьма.

— Да. Я чувствую себя намного лучше.

— Ты все еще неважно выглядишь. Я куплю тебе энергетик по дороге домой. Ты похудел, — его пальцы блуждают по моему подбородку, поглаживая густую щетину. — И тебе нужно побриться.

— Ты пришел сюда, чтобы оскорблять меня? — рявкаю я.

— Я беспокоюсь за тебя. У тебя темные круги под глазами. Ты плохо спал?

— Я хорошо спал, — если уж на то пошло, я спал слишком долго. В последнее время у меня нет сил. У меня ломит кости и болит голова. Сон — это единственное, что забирает все это.

Пока я не проснусь.

— Ближе к делу, Теодор.

— Звонила Тесс. Она только что получила заказанные кровать и диван, — в его голосе звучит негодование, но не благодарность.

— О, хорошо, — я смотрю на часы. — Они доставили раньше, чем ожидалось.

— Ты не можешь заниматься этим дерьмом, не посоветовавшись со мной, Джеймс. Мне не нужна твоя благотворительность.

Мои глаза резко закатываются.

— Не будь смешным. Мы же пара. Я не собираюсь дарить их тебе. Я купил их для нас.

— Ты даже не живешь там.

Как будто он щелкнул выключателем в моем мозгу, отправляя меня за наносекунду из спокойного состояния в адское бешенство. Когда он в моем доме, я тоже считаю это его пространством.

— Тогда отошли их обратно, — рявкаю я. — У меня есть более важные дела для беспокойства, чем твоя истерика из-за гребаной мебели.

— И правда. Твой бизнес рушится. Еще одна причина, почему ты не должен тратить свои деньги на вещи, которые мне не нужны.

Он действительно нуждается в этом, но очевидно, что это не мое дело, как его гребаного партнера, вмешиваться.

— Это не провал, — мой тон кислый, и я уверен, что выражение моего лица тоже не слишком дружелюбное. — А даже если и так, это не твое дело.

— Конечно, мое. Мы же пара.

— Очевидно, только тогда, когда тебе это удобно.

Теодор встает, фыркает и шагает в другой конец кабинета.

— Вот теперь ты говоришь глупости.

— Неужели? Если я такой глупый, почему бы тебе просто не уйти?

— Уйти?

— Да. Мой офис, моя жизнь... просто уходи.

— Не будь таким глупым.

— Значит, теперь я уже глуп?

— Я не это имел в виду, и ты это знаешь. Перестань вести себя как придурок, Джеймс.

Я не знаю, как и почему произошел этот спор, но я дрожу от гнева и не могу его контролировать. Я знаю, что это несправедливо. Я знаю, что отталкиваю его. Но я не могу это остановить.

— Смотри, — начинает он мягким и ласковым голосом, возвращаясь ко мне. — Мне очень жаль. Я пришел сюда не для того, чтобы спорить с тобой.

Когда он приближается, я встаю с кресла, сохраняя дистанцию между нами.

— Да, это так. Ты злишься на меня и хочешь, чтобы я это понял.

— Я не сержусь на тебя.

— Ты лжешь! — выплевываю я, сокращая расстояние между нашими телами. — Ты злишься и теперь отступаешь, потому что не хочешь давить на меня слишком сильно. Ты ходишь вокруг меня, как всегда. Ты думаешь, что я неуравновешен, и это пугает тебя.

— Джеймс... — он пытается прервать меня, но я не обращаю на него внимания.

— В чем дело? А? — я толкаю его ладонями в грудь. — Ты боишься, что я сломаюсь? Тресну? Покалечу тебя? Давай, Теодор, будь гребаным мужиком и скажи мне прямо!