— Мам, это Джеймс, — говорит Теодор.

Оставив подушку, которую она взбивала за спиной Дженнифер, миссис Давенпорт тут же поворачивается, как будто не знает, что мы приехали.

— О! — поет она, бросаясь ко мне. Положив руки мне на плечи, она целует меня в щеку. — Ты куришь.

Моя улыбка дрогнула, когда она отошла.

— Да, — отвечаю я, выдавив это слово из внезапно сжавшегося горла.

— Тео говорил тебе, что его бабушка умерла от рака легких?

— Гм, да. Он рассказывал мне об этом.

То, как она смотрит мне в глаза, заставляет меня снова почувствовать себя двенадцатилетним.

— Хммм…

Отлично. Она уже не одобряет меня.

— Полегче, мам, — говорит Теодор. Ухмыляется засранец.

— Не было ничего приятного в том, как сидеть на ее смертном одре, — Теодор открывает рот, чтобы ответить, но миссис Давенпорт продолжает говорить. — А теперь проходите в столовую. Я собираюсь накрывать на стол.

Том и Дженнифер следуют за ней из комнаты, и я поворачиваюсь к Теодору, нервно проводя пальцами по волосам.

— Она меня ненавидит.

Теодор смеется, и я на секунду понимаю, что мне на самом деле неприятно.

— Это не так. Просто она одна из тех действительно надоедливых борцов против курения. Просто будь собой, и она полюбит тебя.

Моя бровь поднимается сама по себе.

— Ладно, может быть, не полностью собой, — поддразнивает он. — Оставь за дверью свою надменную задницу.

Я бы рассмеялся, если бы так не нервничал. Это странное чувство. Я привык быть голосом власти, пренебрегая мнением других людей. Я нахожу такие ситуации неловкими. Это одна из причин, почему я редко навещаю свою семью.

— Расслабься, Джеймс, — говорит Теодор, сжимая мое напряженное плечо, когда ведет меня в столовую.

Усевшись на один из деревянных стульев, я осматриваю обои в цветочек, стараясь ни с кем не встречаться взглядом. Некоторое время Теодор и Том болтают между собой, а я просто слушаю, восхищаясь легкими отношениями между братьями.

Тесс прибывает как раз в тот момент, когда миссис Давенпорт приносит нам еду, врываясь в дом с криком: «Извините, я опоздала!» — одновременно воюя со своим пальто. Она садится напротив Теодора и берет тарелку у миссис Давенпорт.

— Ооо, телятина! Ты нас балуешь, Анджела.

— Это ягненок, — поправляет миссис Давенпорт.

— Ну, что бы это ни было, пахнет потрясающе.

К моему большому удивлению, пока мы едим, я начинаю расслабляться. Разговор сосредотачивается вокруг Дженнифер и УЗИ ребенка, которое она сделала на прошлой неделе, а затем переходит к Тесс, которая обманывает о том, где она была. Она была с Люси, но сказала миссис Давенпорт, что ей пришлось съездить на работу, чтобы обсудить ошибку в платежной ведомости.

Естественно, будучи свежим мясом за столом, вопросы в конце концов обращаются ко мне, и я отвечаю так вежливо, как только могу. Я невольно расплывчат в ответах, и ловлю себя на том, что танцую вокруг личных вопросов и направляю внимание на Теодора.

— Какие у тебя планы на день рождения, Тео? — спрашивает Том, заставляя меня навострить уши.

Скоро у него день рождения? Я понимаю, что это то, о чем мы никогда не говорили, и это заставляет меня чувствовать себя дерьмовым парнем.

— До него еще четыре месяца. Я об этом еще не думал.

— Двадцать восемь, — вмешивается миссис Давенпорт. — Как мои дети так быстро повзрослели?

Повернув голову, я замечаю, что Теодор ухмыляется и качает головой. Игра окончена. Его мать только что назвала его возраст. Я все ждал, что он сам мне скажет, но он не знает, что Тесс несколько недель назад уже сказала мне.

Напряженный взгляд миссис Давенпорт, который продолжает меня нервировать, останавливается на моем лице.

— Может, удивишь его кольцом, Джеймс? — ее вопрос звучит как утверждение, выбивающий воздух из моих легких, и я начинаю задаваться вопросом, не является ли это чувство тем, что называют анафилактическим шоком.

— Мам, — говорит Теодор тихим, ворчливым тоном.

— Ты не думал о том, чтобы остепениться? — продолжает она, все еще глядя на меня. — Какие у тебя планы на будущее?

— У Тесс есть подружка! — Теодор замолкает, и я хочу целовать его до тех пор, пока не перестану чувствовать свои губы.

Драка под столом, когда Тесс очень явно пинает ногу Теодора, заставляет всех, кроме миссис Давенпорт, хихикать.

— Ооо… как ее зовут? Когда ты приведешь ее к нам на ужин?

По выражению глаз Тесс я догадываюсь, что она замышляет убийство Теодора, но тем не менее она продолжает рассказывать миссис Давенпорт все о Люси — как она выглядит, какие у них были свидания.

Какое-то время я слушаю, но затем мои мысли возвращаются к ее комментарию о том, что пора остепениться. Внезапно, это все, о чем я могу думать. Я не задумывался о своем будущем с Теодором, о своем будущем вообще. Жизнь кажется легче, когда ты живешь одним днем. Но что, если Теодор не так видит свою жизнь? Думал ли он о том, чтобы остепениться? Брак? Это то, чего он хочет? Это то, что он ожидает от меня? Если это так, я просто не уверен, что смогу дать ему это.

Так что же нам остается?

— ...Джеймс?

Мое имя возвращает меня в реальность, и я смотрю на Тома.

— Прости, ты что-то сказал? — чувствуя себя неловко, я изображаю улыбку, прежде чем положить в рот последний кусок жареной картошки.

— Тесс говорила, что ей нравится работать с Люси. Ты считаешь, что Теодору с тобой хорошо работается?

— Теодор работает не со мной, а на меня.

Когда глаза Тома немного расширяются, я понимаю, что именно об этой моей заднице говорил Теодор, и сразу же смеюсь, пытаясь перевести все в шутку.

— Мы работаем в разных частях здания, поэтому мы не проводим на работе много времени вместе, но, да, мне нравится все время, проведенное с Теодором, как в офисе, так и вне его.

— Фу, дайте мне ведро, — говорит Тесс, скорчив гримасу.

Миссис Давенпорт прижимает руку к груди и вздыхает.

— Приятно слышать, Джеймс.

Она впервые посмотрела на меня не так, как на грязь с подошвы ее туфельки, и я улыбаюсь с облегчением.

— Ваш сын очень дорог мне, миссис Давенпорт, — это лучшее, что я могу предложить.

— Я рада это слышать, — говорит она, и на ее лице появляется что-то похожее на искреннюю улыбку.

Остаток дня проходит довольно гладко. Мы едим лимонный пирог с безе, слушаем, как Том рассказывает о самых необычных случаях, с которыми ему приходилось иметь дело в больнице, и каким-то непостижимым образом, я больше двадцати минут говорю о моем отце и хороших временах, которые мы провели вместе.

Мои глаза редко отрываются от Теодора, когда он общается со своей семьей. Отношения между ними настолько естественны, непринужденны. Все в комнате, за исключением меня, чувствуют себя комфортно, скуля от смеха и подшучивая друг над другом, и я обнаруживаю, что скорблю об атмосфере, которую я никогда не испытывал в своей собственной жизни.

Находясь рядом с моей семьей, я всегда чувствовал себя натянуто и неловко. Я всегда чувствовал эту потребность действовать, притворяться тем, кем они хотели меня видеть. Единственным исключением был мой отец, и то лишь в последние годы его жизни. Когда мы с Максом были детьми, наш отец работал по восемьдесят часов в неделю, пытаясь конкурировать с крупными издательствами. Только когда мы стали взрослыми, бизнес вырос, и мой отец нашел делового партнера и руководителей, чтобы разделить нагрузку, у него появилось время, чтобы действительно узнать своих детей.

Мой отец понимал меня. Он не велся на мою дерьмовую позицию и, так или иначе, всегда мог сказать, когда что-то беспокоило меня, если я боролся, даже когда никто другой этого не замечал. Однажды в пятницу вечером он увез меня на гольф-уик-энд, чтобы отпраздновать мой третий роман, попавший в список бестселлеров «Нью-Йорк Таймс», достижение, которым я полностью обязан ему, его поддержке, его вере в меня. Я уверен, что удача тоже сыграла большую роль. Издательство тогда было другим. Еще несколько лет назад, до того, как инди авторы обрели успех, рынок был гораздо менее насыщенным, давая хорошей истории более легкий шанс блеснуть (прим. Инди авторы (от англ. независимый) —  авторы, самостоятельно издающие и продающие свои книги (как правило, в электронном виде).

Я даже не мог нормально замахнуться гребаной клюшкой, но мне нравилось проводить время наедине с ним. В тот уик-энд я рассказал ему о своем диагнозе. Я ожидал, что он будет шокирован, скажет мне, что я должен рассказать маме... но вместо этого он заключил меня в медвежьи объятия, похлопал по спине и повел обратно на поле.

Мы говорили об этом более подробно, когда вернулись домой, но в те выходные я не был писателем или бизнесменом, я не был актером, и я не был биполярным... я был просто мальчиком, болтающим со своим отцом.

Я скучаю по нему.

* * *

Вернувшись домой, я бросаю ключи в стеклянную чашу на столе в длинном коридоре.

— У тебя замечательная семья, — говорю я Теодору, который идет на кухню. Я догоняю его и наливаю из крана стакан воды. — Хотя я все еще не уверен, что нравлюсь твоей матери.

Тело Теодора прижимается к моей спине, его подбородок покоится на моем плече.

— Она просто хочет убедиться, что ты достаточно хорош для ее мальчика, — я слышу улыбку в его голосе.

Положив свою голову ему на плечо, я закрываю глаза, тепло его кожи проходит по моему телу.

— А я? — шепчу я. — Я достаточно хорош для тебя?

Ты же знаешь, что нет.

— Сколько раз тебе повторять? Меня бы здесь не было, если бы это было не так.

Он выглядит почти расстроенным, и, честно говоря, я не могу его винить. Я не только не в себе, я еще и неуверенный, и это то, что я узнал о себе только после встречи с Теодором. Я никогда раньше не боялся ничего потерять, потому что никогда не позволял себе привязываться. Самое смешное, что я не позволял себе привязаться к Теодору. Я был просто бессилен остановить это.

— Ты в порядке, Джеймс? — спрашивает он, обнимая меня за талию и медленно поворачивая к себе. — Ты выглядишь немного рассеянным в последнее время.