Глава последняя, в которой всем воздается по хвостам и подхвостьям

Утро началось с запаха фирменных Тониных сырников, которые она готовила крайне редко, потому что не особенно их любила и справедливо полагала, что кто любит — тот и сам себе приготовит. Такой способ побудки мне нравился гораздо больше. Вчера я провалилась в сон, так и не дождавшись сестры. Сказалось нервное напряжение.

Вынырнув из кровати, отправилась на запах. О, этот запах! Он манил, увлекал и обещал неземное наслаждение. На кухню я практически выпала.

— Как вкусно пахнет! — вместо приветствия произнесла я и остановилась.

На кухне царила идиллическая картина: Тоня в уютной пижамке — футболка-шортики — сидела, подперев голову рукой и с улыбкой смотрела на Володю, сосредоточенно макающего сырник в сметанку.

Я моргнула и переместила взгляд на огромное блюдо горяченьких, только со сковородки, румяных мягких сырников. Во-первых, ну, Володя, ну, на кухне — эка невидаль. Не в первый раз. К тому же он был в майке. А вот сырнички у нас — гость гораздо более редкий, потому и внимание я планировала уделять исключительно им.

— Доброе утро, — поздоровался филин, прикончив творожный шедевр.

— Ага, — кивнула я и быстро устроилась напротив, подозревая, что если не потороплюсь, то вкусности на мою долю останется меньше, чем хочется: уж больно влюбленным стал взгляд Володи.

Тоня превзошла себя. Или мне так за давностью показалось. Но сырники были невероятно вкусными. Совушка наблюдала, как мы с филином таскаем лакомство из общего блюда, бросая друг на друга ревнивые взгляды.

— Это хорошо, что вы завтракаете быстро, — сказала она.

— Почему? — поинтересовалась я с набитым ртом.

— Потому что мы идем на собрание общины, — ответила Тоня.

Я даже жевать перестала.

— Надо, Тома, — пресекая гипотетические попытки спорить, отрубила совушка. — Я этот кульбит главнюкского сынка так просто не оставлю.

— Будешь бить? — поинтересовалась я, даже не думая возражать.

— Буду, — злорадно ухмыльнулась троюродная. — По самому больному.

— По достоинству?

— И по нему тоже, — кивнула она.

— Тогда становись в очередь, — воинственно нахмурилась я.

— Кстати, о достоинствах, — вклинился Володя, доставая что-то из кармана и кладя на стол.

Едва слышное позвякивание. Филин убрал руку. Нас столе осталось лежать обручальное кольцо, поблескивая покатым бочком.

— Наденешь? — спросил он, глядя на Тоню.

Я почувствовала, что у меня челюсть вот-вот упадет.

Совушка дотронулась до ободка, погладила его пальцами, а потом взяла и надела на безымянный палец правой руки.

— Спасибо, — с улыбкой произнесла она.

Володя наклонился и поцеловал мою сестренку, а потом погладил по щеке и произнес:

— Сырники — объеденье.

— Значит, придется готовить их чаще, — обреченно согласилась Тоня.

— Тогда я буду жить с вами! — выпалила я, пока она не передумала. Насчет сырников, конечно. От Володи ей теперь отвертеться, судя по всему, не получится.

В доме для собраний общины народу сегодня было даже больше, чем обычно. Ярослав Третьяк опять толкал речь о важности именно внутривидовых браков. Я стояла, прислонившись плечом к стене, и наблюдала, как Володя, сидящий рядом с совушкой, держит ее за руку и время от времени ласково проводит пальцами по ладони. Тоня держала покерное лицо, изредка позволяя себе подарить светлую улыбку мужу. А все потому, что на эту весьма колоритную парочку смотрела не я одна. Одним своим появлением семейство пернатых фактически сорвало информационное собрание дуалов. Какие, скажите на милость, могут быть новости, когда тут такое?! Блудная овца, то бишь сова, но, думаю, в мыслях ее награждали словечками и покрепче, вернулась в родные пенаты, да еще и под руку с видным мужчиной. В том смысле, что многие здешние барышни имели на него виды.

Ядовитые шепотки ползли густым туманом над скамьями. Но Тоня держалась так, будто кроме них с Володей в зале присутствовали только заинтересованные объявлениями главы.

— Шипят? — раздался над ухом голос Ара.

— Ага, — ответила я и почувствовала его руку на своей талии.

— Теперь и на меня буду шипеть, — добавила, улыбаясь и стараясь не краснеть (да что же такое, в самом-то деле, как маленькая!).

— Пошипят и перестанут, — хмыкнул змей и прижал к себе крепче.

— То есть я в пролете, да? Не будешь ты меня четыре года ждать? — нарочито удрученно произнес рысенок, подкравшись к нам сзади. — О, женщины! Непостоянные создания!

Я хихикнула. Ар самодовольно ухмыльнулся. Егор тяжело вздохнул.

— Нельзя давать хороших советов. Им берут и… следуют! — сочувственно потрепал его по плечу змей.

— Не расстраивайся, Егор, я бы сказала, что на самом деле не люблю готовить, но, сам понимаешь, тут Ар. Так что просто не расстраивайся.

Змей и Рысенок оба хохотнули.

Парнишка пришел сегодня на собрание общины с разрешения Леонида Лаврентьевича. Людмила Григорьевна уехала по срочному вопросу за восемьдесят километров. В больнице была тоска смертная — ничего интереснее недавнего подрыва в ней не происходило, и не было надежды, что произойдет — так что Егор решил посмотреть, что это такое — община, и с чем ее едят. Зря только, что именно сегодня: не получится нормально пообщаться после мероприятия, потому как после него у меня запланирована неприятная беседа с главой общины.

По окончании собрания, когда мы смогли пробиться к Ростиславу Алексеевичу, зал уже практически опустел. Лис сегодня был нарасхват. Остались только представители совета общины, у которых дела никогда не заканчивались, моя группа поддержки и заговаривающие до смерти Ярослава Третьяка старушки, которым в принципе некуда было спешить.

Я подошла к главе общины, взяв с собой в качестве группы поддержки только Тоню, которую было попробуй не возьми. Володю, Ара и примкнувшего к ним рысенка попросила утяжелять наш авторитет на расстоянии, чтобы не складывалось ощущения, что мы пришли выбивать из лиса долги.

— Ростислав Алексеевич, — поприветствовала я главу.

— Тамарочка, — расцвел улыбкой лис. — У тебя ко мне какое-то дело?

Тоню он не замечал, судя по всему, принципиально.

— Да. Ростислав Алексеевич, я к вам по поводу Игоря.

— Я его не видел сегодня. А что такое? Не можешь ему дозвониться? — и взгляд такой покровительственно-участливый.

— Не совсем. Дело в том, что позавчера Игорь против воли привез меня к себе в квартиру и забрал охран. И вас прошу, как отца и как главу общины, принять меры.

Расположение бровей лиса на лбу явно свидетельствовало, каким сюрпризом стали для него мои слова.

— Да ну, быть не может! — выпалил он, привлекая к себе внимание присутствующих.

Мы с Тоней переглянулись.

— Вы же не думаете, что я стану врать о таком? — мой голос стал ниже.

Ростислав Алексеевич нахмурился.

— Может, ты что-то неправильно поняла?

— Вряд ли можно неправильно понять, если с тебя срывают охран и угрозами заставляют подняться в квартиру, — не выдержала совушка. — Я, как старший родственник Томы, настаиваю, чтобы ваш сын был наказан!

— Антонина, — лис вынужден был снизойти до совушки и даже не пытался скрыть своего раздражения по этому поводу, — я в состоянии решить самостоятельно, нужно ли наказывать моего сына.

— Очень в этом сомневаюсь. Я требую для него наказания по законам общины, — громко и с ударением произнесла Тоня, которую справедливо взбесил тон главы.

Ростислава Алексеевича на мгновение перекосило. Такие требования — это уже не шутки.

Услышав эти слова, присутствующие члены совета повернулись к нам, а Третьяк оборвал общение со старушками на середине предложения. В зале повисла ошарашенная тишина.

Златов привычным движением одернул жилет, подошел к нам, по-птичьи наклонил голову, внимательно посмотрел на нас, тронул лиса за плечо и поинтересовался.

— Ростислав Алексеевич, что происходит?

— Я пока еще сам толком не понял, Борис Игнатьевич, — сделав над собой усилие, вежливо ответил глава и едва заметно дернул плечом.

— Молодые леди, будьте так любезны объясниться, причем со всей тщательностью, — обратился ювелир к нам с совушкой.

— С радостью, — улыбнулась она немного хищной улыбкой, оттеснив меня локотком.

Тоню разозлили. Зря.

Троюродная вполне могла бы реализовать себя в какой-нибудь организаторской деятельности и даже на любом руководящем посту. За каких-то десять минут она четко и последовательно изложила событийную цепочку, обрисовала все испытываемое мной, ей и в наших лицах всей диаспорой негодование, аргументировала причины, по которым сделала такое серьезное заявление; красочно расписала последствия попустительства подобных действий и выразила искреннюю, пусть и неприкрыто сочащуюся иронией, надежду, что руководящее звено нашей общины примет должные меры по пресечению подобных инцидентов в будущем. Мне оставалось только кивать и изредка вставлять уточняющую информацию.