— Эй, водолив! — крикнул Закрутин. — Что она у тебя, на мели?
— Зачем? Не должно бы, — отвечал шкипер. — Видишь, корму-то куда отнесло? На плаву, стало быть. Вертится, как жук на булавке, а ни с места.
— Кой черт, на плаву, — сердился капитан. — Тянем, тянем, а она и рылом не ведет. В карчу[3], что ли, уткнулась?
— Нету-нет. Камешки тут, пожалуй, есть, а карчов не примечал.
— Выходит дело, на огрудке загораешь?
— Зачем? Не должно бы, — рассуждал шкипер. — Огрудок-то повыше будет… А под нее разве что песочку понамыло, только и всего.
— Песочку понамыло! Карать надо за такие проделки! — гневался Закрутин, и трудно было понять, кому предназначались последние слова — шкиперу или капитану, бросившему воз. — А не лучше ли ее за левое ухо дернуть? — деловито предложил он вдруг.
— Пожалуй, — подхватил шкипер, — а то под носом-то у нее упора какая-то, не иначе.
Канат укрепили на ушах — деревянных стояках, похожих на отпиленные кабаньи клыки.
— Лево руля, полный!
Пароход натужно запыхтел, весь задрожал от напряжения — баржа качнулась, уронила сосульки, но не подалась.
Закрутин грохнул рупором по мостику, яростно выругался.
— Возьму с барса! — крикнул он.
— Валяй барси, только полегче — ухи ей не выдерни, — согласился шкипер.
— А не развалится она у тебя, водолив? — Оценивающим взглядом капитан окинул старую баржу.
— Нету-нет, легонько-то ничего. Она хоть и деревянная, а будто литая…
— Задний ход!
Когда «Грозный» попятился и канат начал погружаться в воду, капитан подал новую команду:
— Самый полный вперед!
Пароход, точно сорвавшись с цепи, рванулся всей своей мощью. Но, сдержанный буксирным тросом, дернулся назад и заплясал, закачался с борта на борт, показывая бешено работающие колеса.
Баржа дрогнула боками, шатнулась и вдруг уперлась, как норовистая лошадь.
— Задний!
— Полный вперед!
Пароход сделал новый разбег и опять отскочил назад. Обмерзший буксир брызнул в стороны битым стеклом ледяшек.
При каждом таком рывке солянка дергала тупым, обледенелым рылом.
— Врешь! У меня не отобьешься! — орал капитан, каждый раз подаваясь вперед, точно не буксировщик, а он сам тянул баржу. — Приналяг! Еще наляг! — повелевал он то ли машине, то ли самому себе.
Баржа крякнула всем нутром, рванулась и, лениво покачиваясь, пошла носом влево. Но в тот же миг какая-то немыслимая сила бросила «Грозного» вперед.
«Лопнул буксир!» — понял Закрутин. И тотчас же увидел извивающийся над головой обрывок троса.
«Ударит концом в трубу», — подумал капитан, мгновенно отступая на самый край своего мостика.
От удара труба дрогнула и с ноющим гулом дохнула копотью. Свободный конец троса, пружинисто скручиваясь, соскочил на корму, с глухим звоном запрыгал по железным аркам и скатился в воду. Матросы подцепили его баграми и принялись вытягивать на борт, быстро перебирая озябшими руками.
Капитан глянул на солянку. Косым течением корму ее закидывало к берегу.
— Работай правежом! Бросай якоря! — крикнул Закрутин.
На барже забегали. Огромный якорь с наледями на лапах бухнулся в воду.
Но баржа продолжала сплывать, громыхая тяжелой цепью.
Вдруг резко ударил колокол. С парохода увидели, как шкипер, размахивая руками и ушами шапки, бежал к люку. Женщины едва успевали за стариком. Все спустились в трюм. Сделалось тихо, потом изнутри донесся глухой стук, как будто там кто-то упорно колотил по бочке.
— Держи-и-ись! — пробасил «Грозный». Он быстро подошел с правого борта. Не успели еще матросы закрепить чалки, а капитан уже прыгнул на баржу, заторопился по скользкому настилу.
— Есть тут кто живой? — крикнул он, заглядывая в люк.
— Шлангу, шлангу подавай, качни скорее камероном!
Хриплый голос шкипера доносился снизу, как из колодца.
Когда люди поднялись наверх, с их мокрой дымящейся одежды дождем сыпалась соль. Усталые лица улыбались, у всех был такой вид, точно они одолели какого-то очень опасного врага.
— Ну и барсанул ты меня, голова, — весело заговорил шкипер. — Другая баржонка от такой встряски в щепки бы разлетелась, а моя только водички малость похлебала. — И, выцарапывая солинки из спутанной бороды, старик сообщил Закрутину: — Пластырь пришлось наложить, не без этого: собственные ватные штаны да одеяло, женино приданое, да кошма — все на затычку пошло. Ай-яй, силен твой буксирячище, голова!
— Такого парохода по всей Волге поискать, — ответил Закрутин убежденно. — В затон приходим со льдом, из затона выходим опять же со льдом. Ледокол! Слышь, а не зануздать ее покрепче тросами, чтобы не моталась, как баба пьяная? — Он тронул шкипера за локоть.
— То есть на больные взять баржонку? Бери. Погуливат она, погулива-ат, взнуздать ее надо, упрямицу, — согласился шкипер.
Баржу «зануздали». Капитан поднялся на мостик и подал команду. Буксир, сбрасывая льдины, начал медленно натягиваться, больные — боковые тросы — выровнялись.
Баржа плавно снялась с места и послушно потянулась за пароходом.
— Пошла, хорошо пошла… Давно бы так, дурная… — потеплевшим голосом одобрил капитан.
Когда все три баржи стали одна за другой, «Грозный» долго пыхтел, грузно бухал колесами. Капитан впился глазами в переднюю. Из-под ее тупого рыла потянулись белесые морщины. Вода слегка запенилась, от бортов лениво, нехотя отодвигались с треском раскалывающиеся льдины.
— Идут! Идут! — летели крики с каравана.
Выровнявшись, растянувшись гуськом вдоль плеса, баржи шли все быстрей и быстрей. А впереди, со звоном, хрустом и бульканьем перебирая плицами и густо дымя залихватски скошенной трубой, уверенно и споро двигался буксир.
Закрутин стоял на мостике и улыбался да головой покачивал. Никогда еще он не был так доволен своим судном.
— На каких только пароходах не плавал я на своем веку, а такого не встречал. Ай да «Грозный», ай да молодец!
— А как же, Василь Михайлыч, насчет самоходной-то баржи? — с видом очень удивленного и озабоченного человека спросил штурман. — Скучает ведь она по тебе.
Приподняв фуражку, Закрутин провел ладонью по жесткому седому ежику. Лукавый вопрос Фролова застал его врасплох.
— Гм… Скучает, говоришь?
— Истосковалась вся, — с ухмылкой подтвердил Фролов.
Капитан внезапно рассердился.
— Вам, молодягам, только хаханьки да хиханьки, а на дело вас нет, — ворчал он на Фролова. — Разве мне бы, старику, возжаться с этими корытами? Нет, ты как хочешь, а отпускай меня на самоходку. Хватит, потягал я баржонки, теперь твой черед.
Капитан говорил требовательным голосом, свирепо хмурил брови, а штурман только посмеивался. И, не выдержав этой недоверчивой усмешки, Закрутин отвернулся и стал смотреть на караван, на проложенную баржами широкую извилистую дорогу.
Давно прошли Кривое колено, а капитан все смотрел на свой тяжелый, длинный воз. Баржа, подчаленная сзади, сидела так низко, что за хлебницами ее не было видно.
Только солдатик весело и деловито вертелся на мачте и рубил воздух своими саблями.
В КРАЮ ПРИВОЛЖСКОМ
![Пути и судьбы (с илл.) img_14.jpeg](https://litlife.club/books/315013/read/images/img_14.jpeg)
РОДНИК
![Пути и судьбы (с илл.) img_15.jpeg](https://litlife.club/books/315013/read/images/img_15.jpeg)
Огонь никто не мог остановить. Леса горели до зимы. Когда, наконец, пожар иссяк, старый бор не узнал себя. Он был черен. Деревья умирали, лес погибал. И казалось, что сквозь гарь и завалы рухнувших стволов не пробиться из выжженной земли ничему живому.
И вдруг под корнями одной из четырех чудом уцелевших сосенок что-то дрогнуло, влажно затрепетало, зачмокало. Слабый, приглушенный, но живой упрямый шум пробивался откуда-то из глубины земли. То он внезапно угасал, словно замирая, то, как бы собравшись с силами, становился все яснее, все отчетливее.
3
Карча — затонувшее дерево.