Из портофлота домой я обычно шла с Александром Егоровичем. Однажды, бережно ведя меня по ухабистой дороге, Бакланов усмехнулся, заглянул мне в глаза и спросил:

— Неужели твой сын будет таким же неугомонным?..

ГЛАВА XII

Небо было хмурым и мрачным. Шел противный мокрый снег вперемешку с дождем. Деревянные тротуары поселка за ночь покрылись густым инеем. Пришла в Усть-Гремучий глубокая осень. Грохочет океан — штормы накатываются один за другим. Когда мы с Сашкой закончили работу, я впервые ощутила, как быстро летит время, если целиком отдаешься делу. А теперь мне снова скучно по вечерам. Надо попросить у Александра Егоровича еще какую-нибудь дополнительную работенку. Вчера забежал Игорь, пробыл у меня минут десять. «Извини, Галка, посидел бы с тобой, да надо проявлять пленку». Он увлекся фотографией. Заядлые охотники Лешка и Ваня Толман идут по следам зверя с ружьем. Игорь «охотится» с помощью безобидного фотоаппарата. Он страшно увлекся этой «охотой». «Нравится мне природа камчатская, — сказал мне Игорь, — суровая, гордая. А «подстрелить» на пленку дикую козу в прыжке — это же прелесть!»

Сегодня он обещал принести мне первые свои снимки.

Он пришел замерзший и голодный. Пока я готовила ужин, Игорь грелся у печки и сортировал фотокарточки. Их было много.

Я взяла один из снимков. С фотографии на меня смотрели в упор огромные грустные глаза нерпы, холодно поблескивали загривки волн. Сколько же пришлось Игорю ждать, чтобы наконец раздался легкий всплеск и на мгновение глаза «охотника» и животного встретились! Наверное, много раз Игорю пришлось ходить на это место, прежде чем нерпа привыкла к нему.

— Говорят, нерпы идут на музыку… — сказала я.

— Ерунда, — махнул рукой Игорь. — Это все вымысел.

— А почему у нерпы глаза такие грустные?

— Видно, жаль было, что не познакомилась со мной поближе. — Игорь улыбнулся и добавил: — Смешная ты, Галка. Ну как, нравится снимок?

— Очень интересный! Вот только темноват.

— Придет зима — обязательно топтыгина подстерегу.

— Только уговор — не хвастать своими успехами.

Игорь наморщил лоб, отчего стал похож на провинившегося мальчишку, как-то странно посмотрел на меня и пробормотал:

— Ты права, Галка, я действительно немножко хвастун. — И вдруг, опустившись передо мной на колени, трагическим тоном сказал: — Голову кладу на плаху. Виноват… — И уже серьезно: — Но винюсь в другом…

«В чем же он мог провиниться передо мной? — с непонятной тревогой подумала я. — Неужели предчувствия в тот тяжкий вечер, когда я собиралась бежать к Игорю, не обманули меня?» А он, все так же стоя на коленях, продолжал:

— Я получил подъемные и некоторую сумму за вещи, утонувшие с плавкраном, и…

Мне показалось, что с плеч моих сняли тяжелую ношу.

— Ну и что же дальше? Говори.

— Я отправил деньги маме. Твоей тоже. И еще похвастал, что мы ждем малыша и что вполне пригодится приданое.

Я закрыла глаза руками. Мне было стыдно смотреть на Игоря. Как нелепо выглядела моя ревность, ничем не обоснованные, глупые подозрения!.. Как я смела подумать о нем плохо! Да разве можно не верить ему! Ведь он берет на себя такую обузу!

— Галка, ты плачешь?

— Мне стыдно, Игорь…

— Чтобы я этого больше не слышал! Вот перед мамой мне действительно стыдно. Я тебя очень прошу, не пиши, что мы живем отдельно. Хорошо? Пусть думают, что ребенок наш. Так нужно, Галя. Договорились?

Глотая слезы, я только низко опустила голову.

— Ну и плакса! — ласково улыбнулся Игорь. — А когда была маленькой, слезинки и палкой не вышибешь. Все будет хорошо, Галина, не расстраивайся напрасно.

Но как можно не расстраиваться, если ему приходится из-за меня столько переживать да еще обманывать маму? Он никогда не делал этого.

— Игорь, сколько ты получил денег? — спросила я.

— Немногим больше тысячи.

— И все отослал?

— Конечно! Пятьсот твоей маме, пятьсот — моей.

— Почему же ты не посоветовался со мной? Ведь тебе совершенно нечего надеть?

— Подумаешь! — беспечно сказал Игорь. — Я попросил маму, чтобы она прислала мне пару лыжных костюмов и свитер. На зиму хватит. Здесь и наряжаться-то особенно некуда. А потом не забудь — зарплата у меня не маленькая. Как ни говори, начальник района! — Игорь принял нарочито горделивую позу. — Ну, чем, скажи, не начальник? И заметь — скоро буду папашей, бородку для солидности отпущу.

Обняв меня, он сказал тихо:

— Знаю, сейчас тебе очень тяжело, но ведь мы рядом! А если.. — зашептал Игорь, — если ты не хочешь, чтобы мы были вместе… тогда я… — И вдруг Игорь закричал: — Пойми, сейчас тебе нельзя быть одной!

Да, Игорь прав. В самом деле, если б он перешел ко мне, было бы гораздо легче. Я рассеянно обвела комнату взглядом и вдруг подумала:

«Вот печка — ее обил железом Валентин, комната — ее красил Валька, тахта — тоже сделана его руками…

Нет, Игорь не должен переходить сюда — здесь все сделано руками человека, с которым мне не хочется встречаться, с отцом моего будущего ребенка. Мне тяжело здесь, Игорю будет тяжелее вдвойне».

— Я согласна, Игорь, будем вместе. Но здесь нам жить нельзя.

Игорь молчал. Конечно, он понял меня и теперь что-то обдумывал. Он подошел к столу, принялся рассматривать фотокарточки, но я видела, что мысли его заняты совсем другим.

— Ты права, Галя, здесь мы жить не будем, — сказал Игорь не оборачиваясь.

— Вот если бы ты смог попросить у Булатова комнату… — робко проговорила я.

— Не имеет смысла. Раньше будущего лета вряд ли получится что-нибудь. Ты ведь знаешь, проектировщики только начали работу. А бараки Булатов запретил строить. Но и ждать нельзя — я вижу, как ты мучаешься. Тебе с каждым днем все труднее одной.

Я глубоко вздохнула, а Игорь сказал в раздумье:

— Надо что-то придумать.

Мы сели на тахту. Игорь долго молчал. Потом он поднял голову и пристально посмотрел на меня, его добрые глаза светились счастьем.

— Итак, Галя, с этой минуты мы вместе, — медленно сказал он. — Если хочешь, я позову сейчас Баклановых и Лешу. Хоромы твои не вместят других. Ну как, ты согласна?

— Конечно! Но у меня ничего нет…

— Зато у меня есть. — Игорь подошел к плащу и извлек из карманов три банки крабов. — Хлеб насущный, полагаю, у тебя найдется? И еще я принес немножко спирта. Разбавь, пожалуйста.

Игорь вышел и вскоре вернулся с Александром Егоровичем, Натальей Ивановной и бабушкой.

— Ну, егоза, опять что-то надумала? — улыбнулся Александр Егорович, подходя ко мне.

— Это я тут все затеваю, — ответил вместо меня Игорь. — Мы теперь будем вместе, до конца. Понимаете?

Бабушка и Наталья Ивановна принялись поздравлять меня, а Александр Егорович сказал сердито:

— Вместе!.. Я вас поздравлю, когда зарегистрируетесь И когда ребенок будет носить твою фамилию, Игорь. А то ишь ты — вместе!..

— Саша, — вмешалась Наталья Ивановна, — нельзя же так! И чего ты напал на них, в самом деле!

— Подумаешь, детки какие! Напал… Благословлять незаконные семьи я не намерен. Мне достаточно персональных дел Воробьевой и Минца. Не хватает еще, чтоб и этих на бюро потащили…

— Александр Егорович, да мы же… — попытался урезонить старика Игорь.

— Да что там «мы»! — с досадой махнул рукой Бакланов. — Я и сам все понимаю, не маленький. Но и ты войди в мое положение — я же парторг… А Галина еще пока не развелась.

— На послезавтра назначен суд, — сказала я, но Игорь, перебив меня, запальчиво крикнул:

— Для Гали я пойду на все, Александр Егорович, на все! Пусть меня вызывают на бюро, но Галину я теперь не оставлю! Никто не заставит меня сделать это!

Игорь не на шутку расстроился. А глаза Бакланова — я готова поклясться — улыбались! Неожиданно вмешалась и бабушка:

— Вот что, парторг, раз не хочешь выпить за счастье молодых, ступай к себе и не мешай нам. Мы люди не партийные, в тонкостях твоей совести не разбираемся. А за хороших людей от всего сердца выпьем. Так, Наташа? — спросила она у дочери. Потом подала Игорю стакан и сказала: — Ну-ка, налей, Игорек, хочу выпить за тебя с Галиной!